обнаженные в скабрезных ухмылках, цепь на голой груди у одного, крупная пряжка пояса у другого и лезвия ножей в небрежно опущенных руках.
– Э, – разочарованно присвистнул один из них, – доходяги. Опять нам не прет. С таких и взять нечего.
– Не скажи, – отозвался тот, кто возился с сумкой, – тяжелая, и звякает что-то. Похоже на серебро.
– Мы… – начал было Варка, но ни принять подобающую торжественную позу, ни договорить про крайнов ему не дали.
Собственно, его речи никого не интересовали. Ножи исчезли, Варку сбили с ног небрежным прямым ударом в лицо, а когда он попытался подняться, ловко заломили руки. Варка попробовал лягаться, но сил у него нынче вечером было маловато, и его жалкие попытки вызвали только радостное ржание.
– Ты глянь, еще дрыгается.
– Ничего, крепкий. Вяжи его. А ты, Мартын, второго. Горбун, если очухается, пусть ползет куда хочет, а за этих господин барон нам спасибо скажет. Сколько, гришь, он за голову обещал?
– Полмонеты за здорового рекрута.
– Продешевил ты. Королевский вербовщик даст больше.
– Королевский вербовщик эвона где. Иди, ищи его. А барон не сегодня-завтра здесь будет.
– Не будет он здесь, – простонал Варка, но на него опять не обратили никакого внимания, без всяких церемоний поволокли и ткнули лицом в прибрежную гальку. Варка захлебнулся кровью, хлынувшей из носа, и невольно брызнувшими слезами. Он был вещью, и цена ему была – полмонеты… Он, победитель, от которого еще утром бежала целая армия. Потому что эти ночные тени, пахнущие дымом костров и чесноком пополам с сивухой, были сильнее. Верно Жданка говорит, такие сильнее всех, потому что для них нет запретов. Все будет, как они захотят.
Разбойники, сноровисто вязавшие ему руки, слились у него в голове с людьми проклятого Стефана, с трубежскими стражниками, с баронскими стрелками, с теми, кто бил его как-то раз на дороге в Язвицы. Они сильнее, эти жизнерадостные здоровяки, всегда сытые и слегка пьяные. Намного сильнее, чем скромный отрок, сын травника, которому внушили множество благородных, но неудобных для жизни правил.
В голове вдруг стало светло и пусто, как в отцовской хирургической. Между пальцев без всякого напряжения возникли ледяные лезвия. До боли вывернув кисть, Варка полоснул по веревкам, вскочил и завертелся, как взбесившийся кот в стае голодных крыс. Собственные руки мелькали, точно чужие, со свистом рассекая воздух. Краешком разума он еще помнил, бросать своенравные иглы нельзя, где-то там связанный Илка. Перед ним метались крепкие тела и широкие, искаженные криком лица. Попадал он по ним далеко не всегда, но судя по невнятным воплям и ругани, повисшей над Козьим бродом, кое-кого все-таки зацепил. Взмах правой оставил пять черных полос на чьей-то светлой рубахе, пространство перед глазами неожиданно очистилось. Варка увидел берег, полосу белевшей в сумерках пены и темное пятно – тело крайна. В три прыжка он оказался рядом. Мелькнула мысль – столкнуть крайна в воду, броситься самому, и пусть течение несет их куда угодно. Но тут справа выскочил Илка: глаза зажмурены, изо рта рвется истошный визг, но в каждой руке по тонкому сверкающему клинку.
– Я твой щит!
Они выкрикнули это, не сговариваясь, и, столкнувшись плечами, встали между набегавшими разбойниками и неподвижным крайном.
Растрепанные тени остановились, не решаясь приблизиться. Варка угрожающе качнул рукой с иглами.
– Бросайте железки, поговорим по-хорошему, – предложили тени.
– Песья кровь! Какого лешего ты их не обыскал! – простонали откуда-то сзади.
– Так не было у них ничего… Разве такое спрячешь?
– Все равно ведь заломаем, – убедительно сказал обладатель цепочки на шее. – Лучше вы сами. Тогда не убьем. Так, поучим только.
– Мы крайны из рода Ар-Морран-ап-Керриг! – Голос сорвался, и получилось не слишком убедительно.
– Хто-хто? – глумливо хмыкнула темнота.
– Ничего не выйдет, – шепнул Илка, – они не здешние.
– Ну ежели ты крайн, – продолжал издеваться некто невидимый, – тогда я – горный змей, подземный душитель. Бросай свои железки, все равно я круче.
– Щас брошу, – прошипел Варка, медленно приподняв руки.
Перед глазами что-то мелькнуло. Варка слегка отпрянул. У самого лица замерло длинное тусклое лезвие, направленное точнехонько в правый глаз. Нож дрогнул, будто пытался все-таки добраться до Варки, и со звоном брякнулся на землю. Варку качнуло. Щитто, выходит, почти пробили. Так долго не протянуть.
Но тут его крепко ухватили за пояс. Миг, и на левое плечо навалилась непомерная тяжесть.
– Он прав, – брюзгливо сказали над ухом, – какие из вас крайны. Ведете себя хуже людей. Ну что это такое, в самом деле. Драка, кровь, вопли.
Господин Лунь еле стоял, всей тяжестью навалившись на несчастного Варку, но голос его звучал громко, уверенно.
– А как надо было? – ошарашенно спросил Варка, никак не ожидавший в такой момент нарваться на выговор.
– Вежливо. Дипломатично. Слова подобрать подходящие.
– Эй, кто там еще глотку дерет? – заорали из кучи сгрудившихся теней.
– Какие слова? – прошептал Илка, ожидая услышать в ответ по меньшей мере универсальное заклятие для успокоения озверевшей толпы.
– Такие, – пояснил крайн и заговорил. Резко, хлестко, с сугубым отвращением. Слова, которые господин Лунь счел подходящими для горных разбойников, а также для описания их нравственности, поведения и родственников до седьмого колена, были такими, что Фамкин сосед Флорка-каторжник помер бы от зависти. Варка с Илкой, дети достойных родителей, как по команде уставились в землю.
– Да ты… – неуверенно сказали из темноты, – ты чё… из наших?
– Каторжный, что ли? Из людей Соленого, небось…
– Да что нам Соленый, здесь наше место…
– Ваше место – на виселице, – вежливо разъяснил крайн и оглушительно свистнул.
Раздался грохот, невнятная ругань. Из темноты вылетел огромный жеребец дядьки Валха, которого, как видно, привязали где-то неподалеку. На поводьях у него пытались повиснуть, но могучего коня это не слишком волновало. За ним поспешали горные лошадки. Загрохотало разбуженное эхо. Из-под здоровенных копыт во все стороны разлеталась крупная галька и не успевшие убраться с дороги разбойники.
– Подсадите, – шепнул крайн, осторожно отцепляясь от Варки.
Варка с Илкой, должно быть с перепугу действуя дружно и слаженно, мгновенно забросили его на горячую лошадиную спину. Сами тоже взлетели в седла в один миг.
Послушные воле крайна, лошади устремились к покрытому мятущейся белой пеной броду. Флегматичный жеребец дядьки Валха вел себя при этом как настоящий боевой конь: брыкался, кусался и норовил стоптать озверевших противников, пытавшихся подрезать ему поджилки. По пути Илка, перегнувшись с седла, вырвал из чьих-то жадных ручек полуоткрытую сумку.
– Дурак! – заорал Варка, но Илка себя дураком не считал. Алмазы на дороге не валяются.
Ворваться на полном скаку в стремительно летящую темную воду лошадей, конечно, тоже принудил крайн. В туче брызг они помчались на ту сторону.