class="p1">Мы немного прошли под гору, и я увидел других: они тоже брели, медленно, тихо ступая среди убитых. Когда мы подходили к стене, сзади, чуть выше по склону, раздался крик: Гвальхавад и Лленллеуг нашли, что искали.
Мы повернулись и пошли к ним. Я увидел тело, лежащее поверх штандарта из черепов и костей. Так вот что они нашли!
Артур носком сапога перевернул тело. Цердик пустыми глазами уставился в пустое небо. На шее зияла черная рана, правая рука была отрублена выше локтя. Черты застыли в привычном выражении дерзкой усмешки, которую я так часто у него видел, будто сама смерть — оскорбление его достоинству, унижение его гордости.
Его окружали телохранители-саксы. Все они погибли почти разом, неизвестно, в начале или в конце битвы: никто не видел их смерти. Однако Цердик был мертв, и с ним — его вероломство.
— Что с ним делать? — спросил Гвальхавад.
— Оставить здесь, — отвечал Артур.
— Он бритт, — настаивал Гвальхавад.
— Он выбрал себе место для могилы, когда пошел на меня войной. Никто его не неволил, он сам все решил. Пусть же лежит со своими соплеменниками-варварами.
Наши люди уже уносили тела павших товарищей, чтобы предать их огню. Тела варваров в назидание будущим врагам оставили лежать без погребения. Так повелел Артур, так мы исполнили.
Солнце клонилось к закату, и наши тени протянулись по Бадонскому холму, когда пламя коснулось бревен, на которых лежали тела наших товарищей. Монахи из аббатства Майлрос с ивовыми ветвями в руках под пение псалмов медленно проходили вокруг погребального костра.
Мирддин шел с ними, держа перед собой колючую ветвь шиповника. Как объяснил Эмрис, шиповник иначе зовется лесным чародеем, в друидическом знании он символизирует честь, в христианском представлении — мир. Мир и честь. Павшие храбрецы заслужили и то и другое.
Угли слабо мерцали в золе, и сумерки уже окрасили небо, когда мы наконец спустились с Бадонского холма. Далеко мы не ушли, были слишком усталыми, да и телеги дотемна не успели проделать большой путь. Однако Артур не хотел оставаться еще на одну ночь рядом
с горой, поэтому мы вернулись через лес к озеру, где крестили товарищей и совершали омовение перед битвой.
У его безмятежных вод мы разбили лагерь и заснули под мирным небом в Области Летних Звезд.
Книга III. АНЕЙРИH
Глава 1
В дни войны язычники глядели из-за бурного моря на зеленый изобильный остров и возжелали богатств Британии. Они вспенивали веслами водный простор, торопясь покинуть свой скудный берег и разорить наш. Брани и битвам, насилию и ненависти, горю и грабежам, разбою и разрушениям, смерти, страданиям и скорби не было конца.
Позор вождям Британии, они оказались не лучше язычников! Множество князьков правили этой страной и вели нескончаемые междоусобные войны, разорявшие нашу землю, — доколе не явился Артур.
Потешайтесь, коли хотите! Смейтесь надо мною, ехидны! Но Царство Лета воздвиглось на камне святого Христова имени.
Мне ли не знать истины? Бард ли забудет свою повесть? Да, я был бардом. Был и воином. Я — человек ученый. Имя мое — Анейрин ап Кау, хотя теперь меня знают под именем, которое я сам себе выбрал.
Я явился на свет в год битвы при Бадоне и могу сказать, что благословлен от рождения, ибо начал жизнь в ту счастливую пору, когда войны прекратились и на земле преизобиловал мир.
Бадон... На любом языке это слово звучит торжеством. На вершине Бадона в сражении, которое барды почитают величайшим из Трех Великих Битв Инис Придеина, был положен конец кровопролитной распре. И, скажу я вам, не минуло и дня с победы, как Артур пришел в разрушенную Майлросскую церковь и возблагодарил Всевышнего Отца за избавление от врагов.
Артур, Верховный король всей Британии, Пендрагон Регеда, Калиддона, Гвинедда, Диведа и Семи Благодатных Островов, император Альбы и Ллогрии, Медведь Британии, Артур Дважды Венчанный, которого славит неумолчный хор.
Не многие живущие понимают, как это важно, что Артур короновался дважды. Первый раз — на холме у северной столицы, Каер Эдина, второй раз — на юге, в Лондоне. Обе коронации совершались перед лицом Божиим должным образом и с подобающим благочестием. Но один обряд отличался от другого, как золото отличается от зерна.
Зачем дважды венчаться на царство? Простая необходимость. "Я буду королем всех или никого, — объявил Артур. — Слишком долго юг и север стояли порознь. Во мне они соединены". В подтверждение этих слов он короновался и там и там, дабы ни одна область впредь не могла хвалиться своим превосходством.
Такой коронации, как в Каер Эдине, пожелал бы любой владыка. А вот коронация в Лондоне едва не вызвала беспорядки. Увы, это было лишь провозвестие грядущих бед! Артур, Король Лета, купивший мир в Британии ценою своего труда, пота и крови, сам не знал ни одного мирного дня.
Слушайте же хорошенько, тугоухие. Обретите истину, неразумные. Вот повесть, достойная, чтоб ее повторяли, правдивое сказание, Песнь о Летнем Владыке. Внемлите и запоминайте! Вот как все это было...
По возвращении из долины Твида, с горы Бадон, Артур и уцелевшие кимброги поскакали в Каер Эдин. Лето было в самом разгаре, с пышной зеленью, синевой небес и спокойствием на море. Черный дым войны рассеялся, и теперь на Британию изливался лишь чистый свет Божества.
Разумеется, победители осознали это не сразу. Утомленные воины понимали одно: война на этот год завершилась. Им было невдомек, что они одержали под началом Артура величайшую из побед, победу для всего мира. Они знали лишь, что этим летом сражений больше не будет.
Эктор закатил победителям пир. Три дня и три ночи они вкушали первые плоды мира. Но уже тогда Артур явил свой великий дух. В присутствии верных кимброгов Господь показал Артуру Свое благоволение, и все вокруг премного дивились.
Воины на плечах вынесли Артура из крепости и подняли на вершину скалы, которая теперь носит его имя. Здесь его усадили на природный каменный трон, и уцелевшие дружинники проходили перед ним, вручая ему свою жизнь. Короли Британии, бывшие с ним в походе, вынимали из ножен мечи и складывали к его ногам; они простирались ниц, и Артур возлагал им на шею стопу, принимая над ними власть.
Кимброги тоже шли с копьями и клали их на землю перед Артуром. Они становились на колени, касались рукой его ног и клялись ему жизнью. И так они стали