Читать интересную книгу Тьма в полдень - Юрий Слепухин

Они уже догадывались об этом из осторожных признаний немецких газет, из рассказов румын-постояльцев, теперь уже открыто материвших и Гитлера, и Антонеску, и вообще весь этот неудачный «разбой»[25], который обещал быть таким выгодным, но пока не дал им ничего, кроме богатого запаса многоэтажной русской словесности; о катастрофе, постигшей немцев под Сталинградом, говорили и таинственные листовки, отпечатанные на ротаторе, которые теперь все чаще попадались то тут, то там. Конечно, в устных рассказах могло быть много преувеличений, а всякому печатному слову умудренные жизнью граждане Энска верили с большими оговорками, но уж в том, что видели теперь их глаза, сомневаться не приходилось.

Видимо, действительно что-то необычайное должно было произойти на далеких берегах Волги, чтобы в таком виде вернулись сюда гордые «освободители», еще недавно казавшиеся несокрушимыми в своей невиданной материальной оснащенности. Где-то там, в буранных степях Приволжья, грудами железного лома осталась лежать под снегом грозная боевая техника, которая жаркими июльскими ночами шла через Энск, перемалывая гусеницами и колесами остатки асфальта на магистральных улицах, с заката до рассвета сотрясая воздух бешеным ревом двигателей. Где-то между Доном и Волгой легли в незавое-ванную землю парни в черных, серых и зеленых мундирах – те самые, что несколько месяцев назад загоняли свои машины в эти дворы, мылись у этих колонок, весело ощипывали, шпарили и жарили «организованных» по дороге кур и поросят и обещали через месяц быть в Баку и на Урале. Да, что-то сломалось в немецкой войне, сломалось внезапно и непоправимо, в тот самый момент, когда она, достигнув высшей точки своего размаха, уже готовилась обрушить на противника последний смертоносный удар…'

Пистолет Володя Глушко выменял у румынского капрала за два десятка яиц. Яйца стоили чертовски дорого, но деньги сейчас перестали быть проблемой, так как Болховитинов, вернувшись из командировки в Германию, передал Николаевой ни больше ни меньше, как три тысячи рейхсмарок, снятых им с банковского счета под предлогом каких-то спекулятивных шахер-махеров. Румын, с которым Володя встретился на базаре, пригласил его в уборную и, боязливо озираясь, вытащил браунинг из кармана. Володя был немного разочарован, – о системе они не договорились, он почему-то решил, «то речь идет о «вальтере» или «парабеллуме», а это оказался старый бельгийский «FN», потертый и с явственно проступающей сквозь воронение рыжей сыпью ржавчины. Но делать было уже нечего! Володя выторговал еще горсть патронов, потом румын забрал яйца и ушел очень довольный. Дома, разобрав пистолет, Володя убедился, что его бессовестно надули: механизм был изношен и, очевидно, подвержен частым заеданиям. Недаром ему никогда не нравились эти маленькие браунинги, – это было далеко не то оружие, с которым можно чувствовать себя застрахованным от любой неожиданности. Но это не очень его расстроило. Теперь по крайней мере он знал, как вооружить организацию.

Кривошип, которому он доложил о своем эксперименте, не разделил его энтузиазма.

– Отдать столько яиц за такое дерьмо, – сказал он, пренебрежительно разглядывая вычищенный и смазанный Володей браунинг.

– Дело не в цене, – терпеливо сказал Володя, – Очень может быть, что в данном случае румын меня надул. Это они умеют. Дело не в этом, Алексей. Важно то, что найдена совершенно реальная возможность доставать оружие. Не будем сейчас говорить ни о цене, ни о качестве; так или иначе, это – оружие. Как ты считаешь, в принципе: нужно нам начать вооружаться или не нужно?

Кривошип ответил не сразу. Он извлек обойму и поковырял ногтем язвочку, оставшуюся от счищенной ржавчины.

– Вообще-то вооружиться не мешало бы, – сказал, он. – Но я, Глушко, не так уж к этому рвусь. И знаешь, почему? Такие вот штучки иногда начинают стрелять сами. Смотря в чьи руки они попадут. Николаевой, например, я бы доверил оружие со спокойной душой...

– Да она побоится его тронуть, – фыркнул Володя, сворачивая толстую самокрутку.

– Если нужно, тронет. И ей я бы доверил. А вот тебе – нет.

– Это почему же, интересно?

– Потому что ты способен наделать глупостей.

– Потрясающая логика, – сказал Володя. – Может быть, ты считаешь, что я напрасно застрелил того полицая?

– Нет, почему. Может быть, в тот раз ты не мог поступить иначе... Может быть. Но я не уверен, что ты всегда будешь пускать в ход оружие только тогда, когда это совершенно необходимо...

– Ну конечно, я, по-твоему, дурак!

– Слушай, давай не лезь в бутылку. От того, что мы решим по этому вопросу, зависит, может быть, судьба всей организации. Где ты предполагаешь хранить оружие?

– Ну... каждый хранит свое личное оружие у себя, мне так представляется.

– Хорошо, допустим – каждый у себя. И вот какой-нибудь сопляк выпивает где-нибудь на гулянке лишнюю кружку самогону, и ему приходит в дурью голову попрактиковаться в стрельбе...

– Прежде всего, в организации не должно быть сопляков с дурьими головами!

– Это, знаешь ли, понятие растяжимое, какую голову можно считать дурьей, а какую нельзя. А «сопляков» в нашей организации девяносто процентов! Ты, может, думаешь, что у нас костяк подполья составляют старые большевики? Сейчас надо решить главный вопрос: нужно ли вообще оружие? Для чего оно нам, строго-то говоря? Для самообороны, допустим. Практически, как ты себе это представляешь? Держать пистолет под половицей? Все равно не успеешь достать, когда за тобой придут. А носить постоянно при себе – засыпешься при первой же уличной облаве. Так что я не вижу особенного смысла иметь оружие для самообороны, в наших условиях.

– Согласен, – сказал Володя. – Для самообороны – не имеет смысла. А если для нападения?

– На кого нападать-то собираешься, елки точеные?

– Послушай, Алексей, – сказал Володя. – Через три-четыре месяца фронт может подойти к Энску. Ты согласен?

– Допустим. Если ты намерен при приближении Красной Армии поднять в городе восстание, то я тебе скажу сразу...

– Успокойся, я говорю не о восстании. Но мы могли бы попытаться освободить заключенных. По-твоему, это тоже нереально? Алексей, скажи честно, сколько нас человек? Я не спрашиваю, кто и чем у тебя занят; но хотя бы приблизительное число людей ты можешь назвать?

– Факт, могу, – кивнул Кривошип. – Я не собираюсь делать из этого секрета. У нас, Глушко, надежных ребят сейчас около... сорока человек, скажем округленно. Есть и другие, но тех можно считать скорее, ну, сочувствующими, что ли. Они в общем-то не занимаются никакой активной работой. Просто знают о существовании подполья и кое-чем иногда помогают. Так что они не в счет.

– Ну что ж, – бодро сказал Володя, подумав. – Сорок человек, хорошо вооруженных...

– Что значит «хорошо вооруженных»? – Кривошип усмехнулся. – Автоматами ты их не вооружишь, верно? Наскребешь с бору по сосенке таких вот пугачей, в лучшем случае. А обучение? Из этих сорока только пятеро были в армии, трое проходили допризывную подготовку, а остальные разбираются в военном деле, как я в астрономии.

– Я понимаю, Алексей, все это так, конечно, все это очень логично и благоразумно. Но тебе не кажется, что подвиги часто совершаются именно вопреки логике и благоразумию? Я ведь не предлагал никаких выступлений, когда немцы наступали по всему фронту и наши обыватели были уверены, что сильнее кошки зверя нет. Я предлагаю нанести удар в тот момент, когда немецкая власть в городе зашатается. Момент нужно будет выбрать очень точно, может быть в разгар эвакуации, когда среди всех этих полицаев начнется паника...

– Верно, Глушко, верно. В принципе это осуществимо. Но ведь может получиться и так, что мы одним ударом погубим все подполье. Об этом ты думал? Почти два года успешно действовать в условиях оккупации и накануне освобождения послать ребят на смерть, – не знаю, лично я не возьму на себя такую ответственность.

– В том-то и дело, – с горечью сказал Глушко, – ты просто боишься ответственности.

– Факт, боюсь. Ответственности не перед кем-то, а перед собственной совестью.

Володя долго молчал.

– Ты говоришь: «успешно действовать почти два года », – сказал он. – Неужели ты действительно считаешь, что мы действовали успешно?

Снова наступило молчание.

– Я считаю – да, – ответил наконец Кривошип. – Смотря что понимать под успешными действиями, конечно. Мы не убивали немцев и не пускали под откос эшелоны, но людям, нашим советским людям, мы помогали чем могли. Это не так мало. Мы помогали людям, мы поддерживали в них уверенность, что немцы здесь не хозяева, ну и... просто не давали им забыть о том, что они советские люди. Я считаю, в наших условиях это уже успех.

– Кстати, Алексей. Мы об этом уже толковали, и я не собирался заводить волынку снова, но раз уж зашел разговор...