– Мама? – Матильда наклонилась над неподвижным телом. Она взяла одну руку и стала ощупывать ее, но пульсации крови не было. Матильда осторожно закрыла глаза матери.
Сибилла с трудом поднялась с колен, пошла к окну и распахнула ставни.
– Чтобы открыть путь ее душе, – пояснила она. Лицо ее было залито слезами. Сибилла никогда не стеснялась показать свои чувства, чего нельзя было сказать о ее госпоже, которой она служила сорок лет.
Дневной свет несмело проник в комнату, отняв яркость у горящих свечей, – бледный отсвет лег на тело Джудит. Сырой сквозняк загасил свечи, и Матильде подумалось что, возможно, это душа матери покинула свою земную оболочку и вознеслась к небесам. Матильда ничего не чувствовала. Не было ни слез, ни печали. Ничего, кроме сожаления – такого же холодного и мрачного, как и воздух, проникающий в окно.
Отойдя от постели, она подошла к Сибилле и обняла ее за плечи. Восток постепенно алел, и во дворе уже появились работники. Из пекарни доносился ароматный запах свежего хлеба. Она увидела Симона, беседующего с одним из рыцарей из своего сопровождения.
– Кроме тех дней, сразу же после свадьбы, она никогда не была счастлива, – шмыгнула носом Сибилла. – Но они с твоим отцом были такими разными, как кошка и собака. Я знала, что все кончится плохо, мне так жалко их обоих. Я буду молиться, чтобы она помирилась с Богом. – Сибилла перекрестилась.
Матильда повторила ее жест.
– Я тоже надеюсь, – пробормотала она, но по привычке. Смысл дойдет до нее позже или никогда.
– Мне нужно позвать священника и настоятельницу. – Сибилла вытерла глаза рукавом. – Миледи хотела бы покоиться в часовне…
– Нет, давай я все сделаю, – быстро перебила ее Матильда. – Ты знала ее лучше нас всех… Была ей ближе всех. Поэтому именно ты должна подготовить ее в последний путь.
Сибилла кивнула.
– Да, леди Матильда. Я сочту это за честь.
– Хорошо. Начинай, а я подойду позже. – Она поцеловала служанку в мокрую щеку. По правде говоря, она радовалась, что есть человек, который будет оплакивать ее мать.
Она вышла во двор и пошла навстречу Симону, чтобы сказать, что Джудит умерла.
Он закончил разговор с рыцарем и пошел к ней, засунув руки за ремень. Хотя она была спокойна, что-то, видимо, отражалось на ее лице, потому что он ускорил шаг и озабоченно сдвинул брови.
– Она отошла, – сказала Матильда, когда он оказался рядом. – И я рада за нее. Может быть, сейчас она обретет покой, которого не находила в жизни. – На ее лице была ледяная маска.
Он обнял ее.
– Да упокоит Господь ее душу, – пробормотал он. – Я знаю, она не находила себе места.
Матильда зарылась лицом в его тунику.
– Сибилла готовит ее к переносу в часовню, – продолжала она, – Я должна договориться о мессе за упокой ее души и распорядиться, чтобы раздали милостыню от ее имени. – Она потерлась щекой о его грудь. – Все останавливается, когда мы ждем прихода смерти, затем вдруг все начинают суетиться, как пчелы в улье. – Она поежилась. – Затем все снова замирает, – тихо сказала она. – И это, наверное, более тяжелая тишина, чем первая.
Он нежно погладил ей спину.
– Так всегда – сначала зима, потом весна. – Он кивнул. – Если переживешь холод, наступит новое время года.
– Сейчас у меня зима, – прошептала она. – Ничего не чувствую. Замерзла.
– Ну, наполовину это оттого, что ты всю ночь просидела в комнате, где даже огонь был ледяным, – уверил ее он. – И ты не стала ничего есть, хотя я и предлагал. Попроси хотя бы горячей каши у монахинь, прежде чем заняться делом.
– Мне казалось, что это женщинам свойственно ворчать, – попыталась пошутить она.
– Я не ворчу, я о тебе забочусь.
Его слова немного согрели Матильду, и она нашла его губы своими холодными губами. Почувствовала их давление и тепло, вдыхающее в нее жизнь. Матильда покачнулась, ею овладевало такое жгучее желание, что она едва не упала.
Звук открываемых главных ворот и появление всадника на покрытой пеной лошади заставили Симона прервать поцелуй. Прислонившись к нему, Матильда смотрела на приближающегося всадника. Он был в теплом сером плаще на меху с капюшоном. На поясе поблескивал стальной меч.
Она почувствовала, как напрягся Симон, заглянула в его лицо и увидела, что он узнал всадника.
– Берик! – воскликнул он. – Что привело тебя в Элстоу? Есть новости? – Он снял руку с талии жены и протянул ее мужчине. – Посланник от короля, – тихо прошептал он, обращаясь к Матильде.
Человек спешился, при этом слегка подпрыгнув, потому что лошадь была для него крупной. Но он мог похвастаться крепким телосложением, и можно было догадаться, что он умеет обходиться с мечом, прикрепленным к его поясу.
– Не столько новости, милорд, сколько вызов. – Он залез в сумку, висящую на его левом плече, и достал оттуда пакет с печатью короля Вильгельма Руфуса. – Он хочет, чтобы вы отправились в Нормандию. В Нортгемптоне мне сказали, что вы здесь.
Симон взял пакет из протянутой руки. Матильда, наблюдающая за ним, словно перенеслась в детство. Она видела въехавшего во двор Ральфа де Гала и почувствовала, как объятия, в которых ее держал отец, слабеют и его внимание переносится на его друга. Она вспомнила ярость и боль, которые почувствовала, а также боязнь быть наказанной за истерику, которую она устроила, когда отец уезжал со своим другом. И после этого все изменилось.
Ощущение было таким сильным, что после голодной бессонной ночи она чуть не упала в обморок, тяжело привалившись к Симону. Он удержал ее, и она услышала, как он кого-то позвал. Через мгновение она почувствовала, что ее несут, не обращая внимания на ее попытки вырваться и слабые уверения, что ей уже лучше. Матильду привели в лазарет и посадили на мягкий стул у огня, и ей показалось, что колесо проделало полный круг.
После горячей каши и двух чашек меда она почувствовала себя лучше и уверила ухаживающих за ней монахинь, что она не хочет лечь и отдохнуть.
– У меня уйма дел, – пояснила она. Покинув лазарет, Матильда пошла в часовню – все уже было готово к переносу туда тела матери, где она будет лежать перед алтарем. Матильда договорилась с настоятельницей о молитвах, приняла соболезнования, как подобает, со словами благодарности и опущенными глазами, и побежала разыскивать Симона, с тревогой подумав, что он уже уехал.
Она нашла его в конюшне, где он смотрел, как лошади меняют подкову. Он посмотрел на нее с тревогой.
– Тебе лучше? – Он взял ее руки в свои.
– Достаточно хорошо, чтобы я сделала все, что от меня требуется, – ответила Матильда. Она показала на лошадь, с которой возился грум. – Можешь не говорить. Я знаю, что ты уедешь, прежде чем колокола пробьют к вечерне.