Читать интересную книгу Не женское дело. Земля неведомая. Своя гавань. Лев и ягуар - Елена Горелик

Вот поэтому сейчас ему приходилось идти быстро, то и дело оглядываясь в поисках соглядатаев — тьфу-тьфу, вроде чисто. Спускаясь с последнего холма, куда пришлось тащиться на встречу, Этьен насторожился, услышав тревожащий шорох в кустах. Выследили, что ли? Он пригнулся и замер, но шорох продолжался — еле слышный шелестящий звук, совершенно не похожий на человеческие шаги. Слева глинобитная стена чьей-то хижины, справа невысокая каменная изгородь, а дальше — крутой склон, поросший редкой колючей травой, ведущий прямо к далекому морю. А сам Бретонец — на самом виду, скорчившийся посреди широкой утоптанной тропы. Вроде никого не видно, да и звук, кажется, стих. Но как только Этьен встал, тотчас возобновился. Да что же это за напасть! Матрос снова присел, оглядываясь и напряженно прислушиваясь. Давно пора возвращаться на «Амазонку», а он тут торчит! Плюнув в сердцах, Бретонец поднялся и решительно направился дальше, когда его остановил новый звук: уже не шорох и не шелест, а отчетливое угрожающее шипение. Обернувшись к домику, Этьен разглядел наконец, откуда оно доносилось. У покрытой крупными трещинами стены, возле самой земли замерло, покачиваясь, длинное извилистое тело с непомерно раздутой головой. Под лунными лучами поблескивала черная спина и светлая чешуя на брюхе змеи. Она поднялась в высокую стойку ярдах в двух от матроса, а примерно две трети тела упругими кольцами стелились по земле. Глаз ее, конечно, рассмотреть было нельзя, но Бретонец не сомневался в том, что устремлены они на него. Кобра, готовая броситься на него в любой момент, была крупной, не меньше полутора ярдов в длину и отличалась удивительной быстротой реакции. На каждое движение человека она отвечала мгновенным выпадом в его сторону. Этьен понимал, что состязаться с ней в скорости — дело гиблое. Он ведь не индеец, который может змее в момент броска снести голову одним ударом мачете. Бретонец имел случай увидеть подобное во время похода на Панаму, когда они продирались сквозь эти жуткие джунгли — и ему такое было явно не под силу. Так что рассчитывать на абордажную саблю нечего было и думать.

Можно попытаться, пожалуй, выстрелить в эту тварь из пистолета, но тогда уж точно шума не оберешься. Да и слишком темно, чтобы можно было точно прицелиться. А другого выхода, похоже, не оставалось. Медленно-медленно, стараясь делать как можно меньше движений, Этьен потянулся к поясу. Змея тотчас насторожилась и сделала рывок в его сторону. Пришлось опять замереть. Черт! Нет, никак не получится достать пистолет незаметно, да еще и курок взвести. Что же делать? На чем свет стоит кляня проклятых испанцев, удумавших привезти на этот остров подобных гадов,[45] матрос почувствовал, что руки у него дрожат. Взрослый бывалый человек, не раз ходивший на абордаж, участвовавший во множестве рукопашных стычек, он не боялся смерти — то есть знакомой, привычной смерти моряка и пирата, — но сейчас за шиворот ему быстро скользнула холодная струйка пота.

Неизвестно, сколько бы они простояли еще так, гипнотизируя друг друга, но в этот момент, Этьену на счастье, на тропинку из-за угла дома выбежала неосторожная крыса, быстро перебирая маленькими лапками. Она даже не успела испугаться, когда кобра, качнувшись вперед, клюнула ее неуловимо быстрым движением. С ужасом матрос наблюдал за тем, как змея, подтянув к жертве свое сильное тело, придавила зверька к земле и начала медленно пожирать, натягиваясь на тушку, как тугая перчатка на руку. Зрелище было отвратительное, но Этьен завороженно наблюдал за этой сценой, не в силах пошевелиться. Потом его словно что-то толкнуло — и он осторожно, пока кобра была занята ужином, миновал опасное место. Змея, поглощенная процессом, не обратила на него внимания. Но только отойдя на два десятка ярдов от этого спящего домика, который едва не стал его последним пристанищем, Бретонец почувствовал, как постепенно отпускает его страшное напряжение. Ноги ослабели, и матроса затрясло. Он вынужден был остановиться и постоял некоторое время, согнувшись и уперев ладони в колени, дыша тяжело и шумно. Все наконец миновало. Можно было возвращаться на «Амазонку».

Дальше Этьен уже шел, не замедляя темпа и не обращая внимания ни на что. Его единственным желанием было только вернуться поскорее в кубрик «Амазонки». Он не думал больше ни о встрече в хижине на холмах, за пределами Фор-де-Франс, ни о своей миссии, выполнять которую становилось с каждым днем все сложнее. Да уж, подопечная досталась ему на этот раз на редкость непредсказуемая и неуправляемая. С ее-то способностями зарабатывать неприятности на свою голову и с тем ажиотажем, который поднялся на Мартинике при ее появлении, задача стала уже совершенно неподъемной. На берег ей, пожалуй, сходить вообще бы не стоило — а как ее удержать, особенно находясь на другом корабле? Даже эти мысли, которые не давали Этьену покоя все последние дни, отступили сейчас перед только что пережитым ужасом. А зря, пожалуй, он так торопился вернуться. Не заметил две тени, начавшие его преследовать с той минуты, как он вошел в город. Отделившись от стены, они незаметно скользили за ним, провожая до самого порта, где Этьена ждала шлюпка. Конечно, он прекрасно понимал, что вернуться на корабль вместе с другими матросами с «Амазонки» для него будет затруднительно — никто бы не стал ждать его так долго. Поэтому ему сразу пришлось добираться до берега самостоятельно, по-тихому взяв ялик. Учитывая те строгие, почти военные порядки, которые завела на своих кораблях маленькая пиратка Спарроу, Этьен шел на большой риск: обнаружь боцман пропажу — мигом выпрут из эскадры. Но, понадеявшись на царившую сейчас на всех пиратских и французских судах неразбериху, он надеялся, что пронесет. В конце концов, соврет, что опоздал к отъезду на берег, вот и пришлось пойти на самоуправство. Не украл же он лодку!

Шлюпка — маленькая, неприметная — покачивалась на волне широкой гавани Фор-де-Франс. Этьен спрыгнул в качнувшееся под его ногами суденышко, нащупал на дне весла, прикрытые тряпками, и, оттолкнувшись от каменного пирса, погреб к «Амазонке», с трудом лавируя между скученными корпусами кораблей — то погруженных во мрак, то ярко освещенных и заполненных людьми, в зависимости от правил, установленных капитанами. Впрочем, движение в гавани было таким активным, несмотря на поздний час, что ему не составило особенного труда незаметно подобраться к «Амазонке». Более того — на воде у борта виднелось еще несколько шлюпок, которые почему-то не были подняты на палубу. Не успели, что ли? Или народ в таком состоянии вернулся на фрегат, что втащить шлюпки уже сил не оставалось? Впрочем, Этьену все это было только на руку и он, не ломая голову над странностями сегодняшнего вечера, привязал свой ялик рядом с остальными и быстро влез на палубу по талям, свисавшим с борта. Вахтенный сидел у мачты ближе к баку и мирно курил, негромко покряхтывая, когда менял позу, — Этьен видел красноватый огонек трубки. Новоприбывшего он совершенно не заметил. С чего это вдруг такая расхлябанность? Если бы вместо припозднившегося матроса сейчас на «Амазонку» забрался какой-нибудь испанский диверсант, то уже через два часа — учитывая, насколько тесно стояли в гавани корабли — от соединенного флота пиратов и французов остались бы одни головешки.

Узнай об этом Спарроу — голову оторвет незамедлительно. Подивившись подобному разгильдяйству, так несвойственному команде Билли, Этьен вернулся к своим собственным проблемам. Перед Бретонцем возникла некая дилемма, и он на мгновение заколебался — стоит ли ему подойти к вахтенному (кто там, кстати, сегодня дежурит — Пьер, что ли?) и заговорить с ним, объявив таким образом о своем появлении на борту — или спокойно, не привлекая к себе лишнего внимания, спуститься в кубрик и смешаться с другими матросами? После секундного раздумья он избрал третий вариант, показавшийся ему наиболее выгодным и разумным: Этьен не таясь прошел к полубаку, махнул рукой вахтенному, который ответил ему степенным кивком (это действительно был Пьер), и спокойно спустился в кубрик, мысленно крестясь и думая, что на этот раз, слава богу, снова ему повезло.

Увы — это ему только показалось. Не успел матрос отстегнуть абордажную саблю и растянуться в своем холщовом гамаке, как дверь кубрика распахнулась, открытая хозяйским движением, и перед Этьеном появился боцман собственной персоной. Не задерживаясь на пороге, он проследовал к гамаку Бретонца, у которого сразу же появилось крайне нехорошее предчувствие. Остановившись прямо возле матроса, севшего на своем шатком ложе, боцман упер в бока огромные кулаки и некоторое время молча разглядывал его с нескрываемым любопытством. От его улыбочки французу становилось все более и более не по себе. Наконец боцман заговорил.

— Ну что, красавец, нагулялся? — ласково спросил он. — Давай-ка топай в капитанскую каюту. Разговор есть.