могу соперничать с вами в проницательности, мистер Мейсон.
– Я жду ответа.
– Официально вы не имеете права задавать подобные вопросы?
– Официально – нет.
– Предположим, я откажусь отвечать. Что тогда?
– Тогда я позвоню моему доброму другу лейтенанту Трэггу и расскажу ему, что вы встречались с Фолкнером в день его убийства, вероятно, вечером, и разговаривали с ним по телефону. Потом я повешу трубку, пожму вам руку, поблагодарю за помощь и уйду.
Диксон снова принялся рассматривать свои пальцы, потом кивнул один раз, будто приняв решение. Затем он снова застыл, не произнеся ни слова, словно каменная фигура за огромным столом, потом закивал, как будто договаривался с самим собой.
Мейсон ждал.
– Вы привели исключительно сильный аргумент, мистер Мейсон, – наконец произнес Диксон. – Несомненно. Из вас получился бы очень неплохой игрок в покер. Очень трудно определить, что за карты у вас на руках, очень трудно.
Мейсон промолчал.
Диксон еще несколько раз кивнул, потом сказал:
– Несомненно, меня вызовут в полицию. Я даже сам хотел позвонить туда и рассказать все, что знаю. Вы рано или поздно получите доступ к информации, иначе я не говорил бы с вами. Но вы так и не сказали мне, почему вам так необходимо узнать все эти факты.
Диксон смотрел на Мейсона с выражением лица человека, вежливо ожидающего ответа на ничего не значащий вопрос. Мейсон не произнес ни слова.
Диксон нахмурился, опустил голову, потом медленно покачал ею, как будто после долгих раздумий ему наконец удалось принять правильное решение, отличное от первоначального. Мейсон молчал.
Консультант по бизнесу и инвестициям вдруг решительно и твердо опустил обе ладони на стол.
– Мистер Мейсон, вчера я несколько раз разговаривал с мистером Фолкнером.
– При личной встрече?
– Да.
– Что он хотел?
– Вы выходите за рамки первоначального вопроса, мистер Мейсон.
– Меня больше интересует сам вопрос, чем причина задавать его.
Диксон поднял и снова опустил руки, легонько хлопнув по столу.
– Мистер Мейсон, вы хотите слишком многого, впрочем… Мистер Фолкнер хотел купить пакет акций, принадлежащий Дженевив.
– И вы согласны были продать его?
– За определенную цену.
– В цене вы не сошлись?
– Совсем не сошлись.
– Разница была слишком велика?
– Да. Понимаете, мистер Мейсон, мистер Фолкнер придерживался собственного мнения относительно стоимости пакета акций. Откровенно говоря, он предложил нам купить его пакет за определенную сумму и решил, что, если это его предложение нам не подходит, мы согласимся продать свой пакет за ту же сумму.
– А вы не согласились?
– Определенно, нет.
– Могу я узнать, почему?
– Ответ элементарен, мистер Мейсон. Под руководством мистера Фолкнера компания приносила солидные прибыли. Сам он получал жалованье, которое последние пять лет не повышалось. Как и жалованье мистера Карсона. Если бы Дженевив купила пакет акций мистера Фолкнера, тот свободно мог стать независимым предпринимателем и обратить в капитал свои исключительные деловые качества. Он мог бы даже открыть собственное дело и составить нам конкуренцию. С другой стороны, при определении цены, за которую Дженевив Фолкнер согласилась бы продать свой пакет, я вынужден был придерживаться принципов оценки акций как источника доходов. Дженевив в случае продажи должна была получить сумму, способную принести ей эквивалентный доход. В данный момент инвестиции не способны принести такой доход, как раньше, более того, они стали небезопасны. Существовала огромная разница между ценой, за которую мы согласились бы продать свой пакет, и ценой, которую мы были готовы заплатить за чужой.
– В результате, как я понимаю, вы стали испытывать враждебные чувства друг к другу?
– Вряд ли враждебные, мистер Мейсон. Определенно, нет. Мы просто разошлись во взглядах на сделку.
– Вы выступали с позиции силы?
– Я бы так не сказал, мистер Мейсон. Мы согласились сохранить существующее положение вещей.
– Но мистер Фолкнер, вероятно, кипел от злости из-за того, что ему приходится работать за несоразмерное жалованье?
– Ну что вы, мистер Мейсон. Такое же точно жалованье он положил себе, когда владел двумя третями акций.
Глаза Мейсона блеснули.
– Он установил себе тогда такое жалованье, чтобы лишить Карсона возможности просить себе повышение?
– Я не знаю, о чем думал мистер Фолкнер в то время. Я знаю только, что все заинтересованные стороны в момент выноса судебного решения о разводе пришли к соглашению, что любое повышение жалованья может производиться только с разрешения Дженевив или при повторном разбирательстве дела в суде.
– Насколько я понимаю, вы поставили Фолкнера в крайне неприятное для него положение.
– Я уже неоднократно заявлял, что не умею читать чужие мысли, мистер Мейсон. Это относится и к мыслям мистера Фолкнера.
– Вчера вы встречались несколько раз?
– Да.
– Другими словами, назревал кризис?
– Мистер Фолкнер определенно был готов предпринять какие-либо действия.
– Если бы Фолкнер приобрел пакет акций, принадлежащий Дженевив, он снова стал бы владельцем двух третей компании. В этом случае он легко смог бы избавиться от Карсона, увольнение которого явилось бы идеальным ответом на его иск.
– Вам, как адвокату, несомненно, понятны многие аспекты дела, которые я, как не специалист, не способен заметить, – вкрадчиво произнес Диксон. – Я преследовал одну-единственную цель – добиться наивысшей цены для клиентки, если продажа неизбежна.
– Вы не были заинтересованы в приобретении доли Фолкнера?
– Честно говоря, нет.
– За любую цену?
– Я бы не стал заходить так далеко в своих утверждениях.
– Другими словами, благодаря ссоре Фолкнера с Карсоном, многочисленным судебным искам последнего и положению, в котором оказалась ваша клиентка, вы могли заставить Фолкнера приобрести ваш пакет акций за любую назначенную вами цену?
Диксон промолчал.
– Все это напоминает мне узаконенное вымогательство, – как бы размышляя вслух, произнес Мейсон.
Диксон резко выпрямился, как от удара.
– Мой дорогой мистер Мейсон! Я просто пытался получить наибольшую выгоду для своей клиентки. В чувствах Дженевив и мистера Фолкнера не оставалось и намека на взаимную привязанность. Я упоминаю об этом только для того, чтобы убедить вас в том, что нет необходимости придавать чувственную окраску деловым отношениям.
– Хорошо. Вы виделись с Фолкнером несколько раз. В какое время состоялся ваш последний разговор?
– Мы разговаривали по телефону.
– В какое время?
– Приблизительно… между восемью и восемью пятнадцатью. Точнее сказать не могу.
– Между восемью и восемью пятнадцатью? – переспросил Мейсон, не скрывая своего интереса.
– Да, именно так.
– Что вы сказали ему?
– Я сказал, что, если купля-продажа состоится, мы хотели бы завершить сделку как можно быстрее, то есть, если сделка не будет заключена до полуночи, мы посчитаем бесполезным тратить время на дальнейшие переговоры.
– Что ответил Фолкнер?
– Фолкнер сказал, что заедет ко мне между десятью и одиннадцатью часами. Он вынужден пойти на банкет, устраиваемый знатоками рыбок, потом у