это объяснить?
После того, как мы обзавелись зарядками и выписали чеки, то вышли на улицу под изумлённые взгляды зевак. Магазин с полностью выбитыми стеклами… наверняка для них подобное в новинку.
— Хи-хи-хи… Я выровнял баланс… — вдруг раздалось у меня в голове: — Больше тебя не потревожат медальоны принадлежности. Хи-хи-хи…
— Ну, спасибо! А сразу нельзя было? — возмущенно ответил я, но Добродетель уже благополучно свалил. Вот же своенравный дух! Нет, рано или поздно я точно с ним разберусь.
— Что? Опять Хихаль? — поинтересовался Толик, разглядывая свой перстень.
— Ага. Говорит, что смог настроить мою защиту так, чтобы медальоны не пытались убить всех окружающих.
— Славно же! А, чего такой недовольный?
— Он мне совершенно не подчиняется. И это сильно раздражает. Я не могу понять его природы. Не могу понять, кто он такой, и главное — чем именно руководствуется. В общем, одним словом — его независимость меня напрягает.
— А как по мне — дух-добродетель, это очень круто. — очкарик вновь вытащил свою книгу: — Знаешь, а ведь у большинства духов нет такого понятия, как корысть. Или алчность. Да, я понимаю, что существуют невидимки, которые даже могут убить… Но это, скорее — исключение из правил. Добродетель никогда не будет скрывать от тебя цену своей службы, или же хитрить, чтобы достичь своих целей. Все плюшки добродетель отдаёт искренне и от всего сердца.
— Если бы делал искренне — не скрывал бы от меня столько информации.
— Кто знает? Может быть, Хихаль искренне верит, что тебе ответы на вопросы могут навредить? В общем, не парься ты так! Мощная защита — это всегда хорошо. Особенно в обществе дворян.
— Понимаю, но… — я не стал ничего доказывать. Не вижу смысла. Толик ещё совсем молод. Ему предстоит открыть для себя столько всего нового. А пока — пускай дальше продолжает верить, что энерго-слики такие чистые и невинные. Да ни одна разумная тварь во вселенной ничего не сделает за просто так! У всего есть мотив, даже если он совсем не очевиден. Осталось только понять, какой он у Добродетеля.
Пока прокручивал в голове все мысли и идеи, не заметил, как мы добрались до поместья в Демидково. Возле главных врат стояло несколько белоснежных дорогих кабриолетов.
— Ого! Ты погляди, кто к нам пожаловал? — удивился Митрич, заворачивая к забору: — Семейство Поклевских-Козелл.
— Это кто такие? — спросил я, с подозрением разглядывая мужчин в белоснежных мундирах. И не жарко им при параде в такую погоду?
— Очень богатая и влиятельная семья Пермской губернии. Они… будем так говорить — важные деловые партнёры Дома Демидовых. Торговцы, в общем. Они очень богаты, но титул Петру Фомичу так до сих пор и не жаловали. Поклевские-Козелл у нас покрывают банду Плотниковых.
— Вот оно, что? — я вышел из машины, и люди в белой форме тут же направились в мою сторону.
— Ваше Благородие! — передо мной встал статный молодой мужчина. На вид, думаю — лет тридцать пять. Довольно хорошо сложен. Возможно — усердно занимается спортом. А ещё у него были забавные бакенбарды, которые плавно перетекали в усы.
— Приветствую. — ответил я: — Чем могу быть полезен?
— Меня зовут — Петр Фомич Поклевский-Козелл.
Поклевский козёл — сразу выдал мой мозг нелепейшую ассоциацию.
— Владимир Демидов. — кивнул я: — Внимательно слушаю.
— Дело в том, что вы… вынудили моих партнёров работать на себя. И я остался… М-м-м… без чернорабочих, будем так говорить. Меня вся эта ситуация сильно не устраивает! Поэтому, я вынужден просить вас освободить их.
— А я не работорговец, вроде. Силком никого не заставлял. — усмехнулся я, облокотившись на крышу автомобиля: — Если есть претензии — говорите их Плотниковым.
— Вы… — Пётр Фомич явно держался из последних сил, чтобы не сорваться на крик: — Запугали их! Не знаю, чего такого страшного произошло на базе Вертинских… Но я требую немедленно прекратить эксплуатацию моих людей! Это ни в какие рамки не лезет! Просто отвратительно.
— Повторяю — я не торгую людьми. И уж тем более, не заставляю ничего делать. — меня такой тон Поклевского козла вообще не устраивал: — Вы повышаете тон на сына барона. Отдаёте ли вы себе отчёт?
— Чего?! — Пётр Фомич завёлся не на шутку: — Дорогой… Я всё понимаю. Ты приёмный сын Аркадия Павловича. Но не зазнавайся! Где твои манеры? Между прочим, я — важная персона!
— А я — дворянин. И что?
— Владимир… — козёл вытащил из кармашка платок и стер пот со лба: — Молю… Не заставляйте меня подниматься и отвлекать Аркадия Павловича от дел.
— Молить или нет — выбор каждого. У меня, лично, к вам — претензия только одна. Вы повышаете голос и разговариваете очень дерзко с сыном Дома Демидовых. А ещё я считаю, что конфликт намечается на пустом месте, ибо никто ваших людей не трогал. Они сами сделали свой выбор!
— Сами?! Запугивать и шантажировать магией… это вы называете выбором?
— Господин Поклевский-Козелл. — я нахмурился и подошёл к нему вплотную: — Вы не с тем связываетесь.
— Ах так?! Вот, значит, как, да? — тут же возмутился торговец: — Хорошо! Если мирно это дело не разрешить, а детей учить манерам жизненно необходимо — вызываю вас на кулачный бой! Через три дня. У вас в поместье. В накладках и с капами. Полный запрет на магическое усиление!
— Пётр Фомич! Одумайтесь! — из машины вышел Митрич: — Вы не знаете, с кем имеете дело…
— Это — не дуэль. И не смертельный поединок. Просто, я считаю, что молодой человек должен уметь отвечать за свои слова. Запугать магией недалёких бандитов — проще простого. А вот схлестнуться в честном поединке с отставным офицером? Слабо?
— На что играем? — такая наглость была непростительна. Богатый он там или нет — в этом мире простолюдин не смеет разевать пасть на дворянина. Был бы рядом отец, чтобы уточнить наверняка — прибил бы этого усача сразу. Без суда и следствия. Не сильно… чтобы в будущем думал, с кем, и как разговаривать.
— Если побеждаю я, то вы снимаете с Плотниковых все обязательства. А если вы… Что же, врать не буду — я не верю в вашу победу. Вот ни капельки! Однако, если чудо случится, и вы победите меня в честном бою… Готов выплатить компенсацию в размере пятисот тысяч рублей.
— Миллион. — холодно ответил я.
— ЧТО?! — Поклевский сперва опешил, но затем усмехнулся: — Губа не дура, Ваше Благородие! Но… ладно. Ставлю