Читать интересную книгу В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов

мере можно было бы предотвратить Pocсию от невыразимого бедствия и горя и спасти жизнь миллионам людей. Каким образом эти события отразились бы на Германии и вообще на западе – должно быть предоставлено фантазии каждого человека в отдельности. Во всяком случае влияние этих событий было бы огромно, если бы германская политика и германское главнокомандование решились бы на этот план до начала первого наступления Людендорфа в марте 1918 г.».

К сожалению, как пишет он дальше:

«Генерал Людендорф без сомнения не принял при своих планах в расчет возможности создания на востоке порядка, заключения союза с новым русским правительством и выжидательной политики на западе. Он решил добиться окончательного результата путем наступления на западе и был убежден, что наступление удастся и германские войска могут победить».

Однако расчеты генерала Людендорфа не оправдались. Германские войска выказали много геройства в этом решительном наступлении, они беззаветно шли на верную смерть, но все их усилия были тщетными – неприятельский фронт выгнулся, но прорвать его им не удалось.

Мнение некоторых других германских высших начальников, считавших, что наступление не даст решающих результатов, оказалось справедливым.

Мне кажется, что в этот момент германским дипломатам пора было встать на правильный путь и обратить свой взор на восток.

Такое же мнение высказывает и генерал Гофман следующими словами:

«…Еще и теперь было бы не поздно привести в исполнение планы главнокомандующего на восточном фронте по отношению России. Я, по крайней мере, сильно сомневаюсь в том, что народы Согласия имели бы достаточно энергии, чтобы настоять на продолжении войны, если бы мы в мае или июне, создав в России новое правительство и заключив с ним союз, повели бы оборонительную политику на западе и наше правительство предложило бы мир, который обеспечил бы восстановление белыми и принес бы в жертву, может быть, некоторые области Лотарингии…»

В отношении России генерал Гофман еще раньше весьма значительно замечает:

«…Я хотел бы указать лишь на то, что лично я считал намерение отнять у России весь Прибалтийский край неудачной идеей. Великое государство России, а таким оно всегда было и опять будет, никогда не допустит, чтобы у него отняли бы навсегда Ригу и Ревель, которые можно рассматривать как ключи к его столице Петербургу. Население германского происхождения в Лифляндии и Эстляндии, в процентном отношении не настолько велико, чтобы можно было на этом основании присоединить эти губернии к Германии».

Однако генерал Людендорф, руководимый дипломатическими кругами Германии, упорно продолжает вести ту же линию своей тактики и сосредотачивает все свое внимание на Западном фронте.

Вслед за первым наступлением он, несмотря на тяжелые потери, предпринимает еще целый ряд атак, для которых беспрестанно требует все новых и новых подкреплений с восточного фронта. Об этом периоде генерал Гофман пишет:

«…Таким образом из дивизий восточного фронта были выбраны и отправлены на запад все нижние чины более молодых сроков службы. Особенно большой недостаток чувствовался в обученных артиллеристах, а потому из батарей, находящихся на востоке, были отобраны все, хотя сколько-нибудь годные для службы на фронте. Я убежден, что как раз отправка на запад отдельных людей из находящихся на востоке войск, имела самые роковые последствия. Большевистская пропаганда производила без сомнения свое действие. Хотя старая дисциплина и спаивала еще отдельные войсковые части и можно было еще положиться на цельные части, но все-таки к сожалению нельзя было избежать того, чтобы отдельные люди, недовольные тем, что их вырвали из их частей и отправили со спокойного фронта опять к месту новых боев, не распространяли бы заразительный яд большевистских теорий, с которыми они познакомились на востоке. Этим был внесен в боевые части на западе элемент разложения, который нашел хорошую почву в людях, переутомленных постоянными тяжелыми боями»…

Одновременно с этой ошибкой главного германского командования германское министерство иностранных дел совершает также роковой шаг. Оно разрешает советскому послу, еврею Иоффе, приехать в Берлин и, обосновавшись там, открыть свою преступную деятельность и в отношении германского народа.

Об этом я уже писал в предыдущих главах, а потому здесь ограничусь только приведением отрывка из книги того же генерала Гофмана, который и в этом случае, как человек наиболее близко стоявший к событиям в России, высказывает вполне правильный и обоснованный взгляд. Он говорит:

«…Одно из мирных условий с советской Pocсией касалось, естественно, возобновления дипломатических отношений. Однако я уже достаточно познакомился с большевиками, чтобы пренебрегать опасностью, которую представляло бы обоснование в Берлине большевистского посольства или консульства. Безусловно эти учреждения служили бы большевикам центрами для их агитации в Германии. Большевики сами ни одной минуты не скрывали, что их цель – всемирная революция – и что их первый шаг в этом направлении будет сделан к тому, чтобы произвести революцию в Германии. Они пользовались для пропаганды каждым представляющимся им случаем: так, например, известный Радек, будучи членом мирной делегации, пробовал раздавать нашим солдатам пропагандные листки из окна железнодорожного поезда. Ввиду всего этого я убедительно советовал не допускать большевистского посланника в Берлин. Я доложил мой взгляд главнокомандованию и предложил, чтобы обоим посольствам, как русскому, так и германскому, на время нахождения еще в состоянии войны, было бы предоставлено место при главной квартире главнокомандующего на восточном фронте. Здесь я был бы в состоянии ограничить слишком широкую деятельность г-на Иоффе. Главным образом можно было бы препятствовать его интимной связи с германскими коммунистами. Насколько мне известно, главнокомандование поддерживало мое предложение, но оно все-таки было отклонено вследствие несогласия с ним нашего иностранного отдела. Его превосходительство г. Крит, председатель юридического отделения иностранного отдела был глубоко убежден в чистоте замыслов Иоффе и с нетерпением ожидал продолжения в Берлине начатых с ним в Брест-Литовске переговоров. К сожалению события подтвердили, что мои опасения были основательны. Государственный секретарь Зольф велел вскрыть ящик с пропагандой, но слишком поздно и запер таким образом сарай лишь после того, когда корова из него была украдена…»

Здесь я хочу задать ряд вопросов. Можно ли было при таком положении дел ожидать революцию в Германии? Не была ли она следствием этих ошибок? Не следует ли удивляться стойкости германского народа, который выдержал это испытание с марта по октябрь, т. е. в течение семи месяцев?

Я думаю, что двух мнений в данном случае не может быть.

Если вас ставят в невыносимо тяжелые условия боевой обстановки, и притом на безнадежно долгое время; если вас к тому же кормят по карточной системе, достаточной лишь для того, чтобы не умереть с голода; если одновременно с этим вас подвергают еще искусу злостной пропаганды, подобной нашептыванию дьявола, то немудрено, что вы в конце концов теряете возможность сопротивляться и поддаетесь искушению даже