Когда все было кончено, когда все, что можно было сделать на месте, было уже сделано, Ева сняла защитный костюм и бросила его в общую кучу на обеззараживание. Ей безумно хотелось встать под душ. Хотелось провести много часов, стоя под горячей водой, такой горячей, какую только можно вытерпеть, а потом на много часов впасть в забытье.
Но она еще не закончила. Ей предстояло еще одно дело.
Ева вытащила из кармана вторую таблетку «Не спи» и проглотила ее всухомятку, направляясь к вертолету, где ее уже ждал Рорк.
— Хочу попросить тебя об одной вещи, — начал он.
— Ты тут всю ночь вкалывал. Имеешь право больше, чем на одну. Проси, чего хочешь, Рорк. Ты это заслужил.
— Мы на многое смотрим по-разному, но об одном я все-таки попрошу. Когда все это закончится, когда дело будет закрыто, ты уделишь мне два дня. Два дня вдали от всего этого. Можем остаться дома, можем уехать, куда захочешь, но я прошу, чтобы это время принадлежало только нам. Надо очиститься от этого ужаса, хотя вряд ли нам это удастся. Окончательного избавления не будет. — Он стянул с головы кожаный шнурок, которым перевязывал волосы. — Но я хотел бы вернуть себе хоть какое-то подобие душевного равновесия.
— Хорошо. Только я не смогу уехать, пока Пибоди не встанет на ноги.
— Это само собой.
Ева кивнула: слов не требовалось. Они вместе обогнули вертолет. Прежде чем залезть в кабину, Ева в последний раз бросила взгляд на страшный двор. Может, это было и глупо, но ей стало чуточку легче оттого, что на месте еще так много полицейских. Она уже сделала официальное заявление для прессы, но несколько журналистов еще топтались вокруг, словно ожидая чего-то еще. Ева решила, что в этот вечер они ничего больше не дождутся. Ей хотелось побыть наедине с мужем. Когда Рорк занял кресло пилота, она обняла его за талию и прижалась щекой к его щеке.
— Давай просто так посидим.
— С удовольствием.
— Меня это здорово тряхнуло. К такому просто невозможно подготовиться, сколько ни старайся. И, сколько ни старайся, невозможно искупить эти жертвы. Мне плохо, Рорк! Кажется, что тошнит. У меня во всем теле тошнота… Да, я дам тебе два дня. Давай проведем их вместе. Давай уедем куда-нибудь. Куда-нибудь подальше, где никого, кроме нас, не будет. Давай поедем на остров! — Она обняла его еще крепче. — Представь себе: белый, словно сахарный, песок, синяя вода… Нам даже одежду брать не придется!
С тихим вздохом он прижался щекой к ее макушке.
— Бесподобная картина. Ничего более прекрасного я придумать не могу.
— Мне еще кое-что предстоит закончить сегодня. Ты же сам видел: их тринадцать. И пятнадцать пар глаз. В городе мы нашли трех женщин; значит, одна лишняя. Шестнадцатую он не убивал.
Рорк помолчал.
— Ты уверена, что хочешь закончить именно сегодня? Ты и так уже держишься на одних таблетках.
— Мне лучше спится, когда все концы увязаны. — Ева пристегнулась и, пока вертолет набирал высоту, связалась по сотовому с больницей, чтобы проверить, как там Пибоди.
Селина открыла воротца лифта, ведущие в ее мансарду.
— Даллас, Рорк! Что-нибудь случилось? У вас обоих измученный вид.
— Вы не ошиблись. Я понимаю, уже поздно. Извините.
— Ничего страшного. Заходите, садитесь. — Селина жестом пригласила их в холл. — Позвольте что-нибудь вам предложить. Вы ели?
— Я еще долго даже думать не смогу о еде. Но присесть не откажусь.
— Тогда, может быть, чаю?
— Ей не помешает, — ответил за Еву Рорк. — По правде говоря, не помешает нам обоим.
— Дайте мне только минуту. — Селина скрылась в кухне, бесшумно ступая босыми ногами. Полы широкого шелкового халата вихрем завивались вокруг ее щиколоток. — Как Пибоди? — спросила она из кухни.
— Неплохо, с учетом обстоятельств. Ее перевели в обычную палату. Вернее, в больничный чертог, но это уж Рорк постарался. Ей предстоит побыть там еще несколько дней, а потом еще полежать дома, пока она совсем не поправится.
— Я так рада это слышать! Не знаю, говорили ли вы с Мирой, но мы с ней сегодня добились новых результатов. Думаю, завтра я могла бы поработать с полицейским художником над портретом. — Селина вынесла из кухни поднос и замерла, увидев лицо Евы. — В чем дело?
— Мы идентифицировали его сегодня днем. Мы его взяли.
— О боже… — Селина поставила звякнувший поднос на стол. — Вы уверены? Поверить не могу!
— Мы уверены. Это одна из причин, заставивших нас приехать. Полагаю, вы вечером еще не включали телевизор.
— Не включала. Мне хотелось успокоиться после гипноза, очистить сознание. Но как? Когда?
— Мне следовало известить вас раньше, но, как только дело сдвинулось с места, все пошло очень быстро.
— О, не стоит об этом говорить. Он арестован?
— Значит, дело сделано? — Селина медленно перевела дух и потянулась за чайником. — Даже не знаю, что я сейчас чувствую. Это такое облегчение! Как вы его нашли?
— Свидетели видели, как он напал на Пибоди. Они его хорошо рассмотрели. И его фургон тоже. Мы начали работать с их показаниями и взяли его. Не прошло и часа с начала допроса, как он раскололся.
— Значит, вы не только измучены, но и очень довольны. — Селина передала своим гостям чашки с чаем. — Стало быть, вы все-таки взяли его благодаря традиционным полицейским методам.
— И изрядной доле везения.
— В конечном счете, я вам почти ничем не помогла.
— Ну, не скажите. Вы сделали немало.
— У вас действительно есть дар, — подхватил Рорк. — И вы его использовали.
— У меня просто не было выбора.
— А вот с этим я не могу согласиться. — Ева сделала глоток чая. — Вы, безусловно, использовали его по своему выбору, когда убивали Аннализу Саммерс.
— Что?! — Чашка Селины задребезжала на блюдце. — Что вы сказали?..
— Должно быть, вы месяцами следили за Джоном Блу в своих видениях. Вы видели, как он убил свою мать, Селина? Вы следите за ним с тех самых пор? И именно тогда вы решили, что нашли способ избавиться от соперницы?
Лицо Селины побелело.
— Это чудовищно! Да как вы смеете?! Вы обвиняете меня в убийстве? В убийстве бедной Аннализы? Вы же арестовали виновного! Как вы можете говорить мне такие вещи?
— Я арестовала виновного в убийстве пятнадцати женщин. Пятнадцати, Селина! Он выставил напоказ их глаза. Их было пятнадцать пар. Последние несколько часов мы были заняты эксгумацией тел на заднем дворе фермы, принадлежавшей его матери, в северной части штата. Держу пари, об этом веселом местечке вам тоже известно. У нас тринадцать тел. Тринадцать, включая тело его матери, чьи останки были идентифицированы без тени сомнения. Тринадцать женщин, на которых он практиковался. — Лицо Евы было неподвижным, как камень, и холодным, как лед, но оно не было бледным. Тусклая краска гнева пробивалась на ее щеках. — Вы видели, как он их убивал? Прибавьте Элизу Мейплвуд и Лили Напье, и вы получите пятнадцать. Аннализа Саммерс — шестнадцатая.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});