— И это великолепно! — воскликнул я. — А вы, ребята, разве не согласны, что великолепнее, чем здесь, нас еще нигде не встречали?
Не отрываясь от еды и питья, мои спутники покивали. Под одобрительный булькающий рев солдаты принесли еще пива. Когда я вытирал губы тыльной стороной ладони, вернулся Льотур.
— Пришлось доложить самому Железному Джону, он даст вам аудиенцию. Но пока не приехали огненные колесницы, сбацайте-ка нам… Пардон! Может, вы не откажете в любезности исполнить для нас что-нибудь?..
Конец фразы сгинул под лавиной брутального солдатского восторга.
— Устраиваемся, ребята. Исполним номерок-другой, мальчики того заслуживают, — обратился я к Флойду и Стинго, а затем обвел взглядом публику. — Что заказываете?
Заказов было много, однако наибольшей популярностью здесь пользовался хит «С врагом все средства хороши». Тут нам здорово повезло — номер всегда шел только в мужском исполнении. Под небесами раскатился гром, заполыхали молнии. Наши фаны растянулись в балдеющий полукруг, а мы заиграли и запели:
Пытки и кровь, насилье и смерть!Самая кайфовая круговерть!Гуляй!Руби, секи, коли, стреляй!Терзай, взрывай, пинай, валяй,Пугай, ругай и поджигай!Круши, души от всей души —С ВРАГОМ ВСЕ СРЕДСТВА ХОРОШИ!Кайф! Ка-а-а-айф!Налей!Потом за воротник залей!Хмелей! И будешь злей!Балуй!Хватай бабенок, тискай целуй!Им все на свете покажиС ВРАГОМ ВСЕ СРЕДСТВА ХОРОШИ!Ка-а-а-а-а-а-а-а-айф!
Легко догадаться, что сей нежный цветок поэзии не мог не прийтись воякам по сердцу. Мы упивались овациями, пока сзади не зашипело и не залязгало. Прибыли обещанные транспортные средства. Туземцам они, конечно, были не в диковинку, однако туристов повергали в шок, если судить по нашей реакции.
— Только для особых случаев и особых людей, — гордо пояснил Льотур.
Мы стояли, разинув рты и утратив дар речи. Перед нами высились две трехколесные деревянные повозки — сплошь позолоченные завитки и нитки бус. Я пригляделся к ближайшей. Переднее колесо являлось рулевым, рычаг управления торчал наверху возле водительского кресла, за которым, над двумя задними колесами, располагалось широкое пассажирское сиденье. Все это выглядело довольно обыденно, не считая, конечно, дорогостоящего декора. Изумляло другое, а именно: сверкающая металлическая труба, что выступала из задка каждого экипажа. Из нее то и дело вылетал клуб дыма. Пока я таращился, настежь отворилась расписная дверца. Я забрался в салон и опустился на мягкое сиденье. Флойда и Стинго почтительно усадили в другой экипаж. Дверца с металлическим щелчком затворилась, и Льотур скомандовал водителям:
— Поехали! Врубай подачу топлива! Frapu viajn startigilojn! Жми на стартеры!
Я заметил под сиденьем моего водителя металлический бак. Водитель опустил руку, открыл вентиль, и в трубе забулькала жидкость. Затем он нажал на педаль. «Стартер», — сообразил я.
И ошибся — педаль всего лишь давала сигнал стартеру. Она натянула трос, который уходил в заднюю часть колесницы. Трос приподнял молоточек, тот резко опустился и ударил по плечу стартера, то бишь субъекта, сидевшего на платформе за колесами. Он был не только одет во все черное; лицо его и руки тоже были черны, а от шевелюры осталась жалкая щетина. Я очень скоро сообразил, почему. Из металлической трубы уже капало жидкое топливо. «Стартер» протянул горящую спичку и тотчас отпрянул в сторону. Из трубы в струе черного дыма вырвался язык пламени, опалив солдат, которым не хватило ловкости увернуться.
А «стартер» уже скрежетал рычагом, очевидно, прокачивая воздух через примитивную дюзу. За несколько секунд рев окреп, струя пламени удлинилась, и вот моя огненная колесница задрожала и медленно покатилась вперед. Очень зрелищно! Хотя топлива, должно быть, не напасешься. Я ободряюще помахал друзьям, те вяло, испуганно махнули в ответ. Расслабься, Джим, откинься на спинку сиденья и наслаждайся поездкой.
Если бы все было так просто! Признаться, в пути я мало внимания уделял пейзажу, ибо с головой ушел в раздумья о выживании. Так и не расслабился, пока наш маленький кортеж не остановился и огнемет за моей спиной не вырубился. Под жуткую разноголосицу фанфар распахнулась дверца повозки. Я прижал рюкзак к груди и ступил на серую подножку — прочную, но почему-то упругую.
Она оказалась вовсе не подножкой, а человеком в сером, стоявшим на четвереньках. Выполнив свою задачу, он поднялся и вместе с другой подножкой из плоти и крови побежал прочь. Карлики, ростом мне по пояс и примерно такой же ширины в плечах. Мои товарищи, как и я, проводили их взглядом. Затем они посмотрели на меня, но не сказали ни слова.
— Приветствую вас! — раздался зычный голос. — Добро пожаловать в гостеприимный Рай!
— Большое спасибо, — сказал я долговязому человеку с бочкообразной грудью, щеголяющему златотканой мантией. — Железный Джон, если не ошибаюсь?
— Весьма польщен, дорогой музыкальный гость, но вы ошибаетесь. Будьте любезны, следуйте за мной.
Снова пропели фанфары, затем трубачи расступились. К нам поспешили люди в сером, схватили рюкзаки. Я не стал сопротивляться, кое-как убедив себя, что все будет в порядке. Теплая встреча у арки совершенно не походила на розыгрыш или ловушку, так что и здесь вряд ли кроется подвох. Золотистый посланник Железного Джона поклонился нам и возглавил шествие.
Мы поднялись на кирпичное крыльцо кирпичного здания. Бедность ассортимента стройматериалов райские зодчие с лихвой возмещали полетом фантазии. Канонические высокие колонны с узорными капителями подпирали архитравы сложного антаблемента. Справа и слева от парадного крыльца на широкие балконы выходили стрельчатые окна. И все выполнено в красном кирпиче.
— Пока вроде все клево, — заметил Флойд.
— Да, тут здорово, — согласился я, не забывая поглядывать назад — там ли еще носильщики с нашими рюкзаками? И в кармане у меня — просто на всякий случай — лежали гранаты-пугачи. Береженого бог бережет, как говаривали мы в бойспраутские годы[7].
Мы зашагали по кирпичному полу кирпичного коридора и через проем в кирпичной стене попали в просторный, солидный зал, живописно освещенный солнечными лучами, которые падали из высокого — до потолка — витражного окна. Витраж пестрел колоритными изображениями армии — на марше, в атаке, в рукопашной, в момент гибели и так далее. Тот же мотив господствовал и на стенах, увешанных лохмотьями боевых знамен, щитами и мечами. Люди в мантиях, стоявшие в зале, повернулись и встретили наше появление кивками. Но золотистый гид провел нас мимо них к противоположной стене, где на высоком троне, сделанном сами догадайтесь из чего, восседал великан, подобного коему я отродясь не видал.
Сей муж был не только высоченным, но и совершенно голым. То есть был бы голым, если б не ржаво-красная шерсть, покрывавшая его с головы до пят. Рыжая бородища каскадом ниспадала на грудь, чья растительность нисколько не уступала ей длиной и густотой. Он встал, и стало видно, что не только руки и ноги, но и живот, и даже причинное место заросли густым мехом. Из одежды наличествовало лишь нечто наподобие бандажа, связанного, похоже, из его собственной шерсти. Он определенно напоминал ржавую железяку. Я шагнул вперед и отвесил легкий поклон.
— Железный Джон…
— И никто иной, — ухнул он, как далекая гроза. — Добро пожаловать, «Стальные Крысы». Ваша слава летит впереди вас.
Всегда приятно встретить в чужом краю фана. Теперь уже поклонились мы все, поскольку нас нечасто баловали таким приемом. В зале поднялся льстивый гомон, и мы поклонились еще раз.
Железный Джон снова уселся и подобрал под себя ноги. Либо он пытался сделать педикюр, либо его ногти сроду были цвета ржавчины. Я не стал акцентировать на этом внимание, меня гораздо больше занимало другое.
— Когда вас арестовали, всех жителей Рая объяла великая скорбь, — изрек он. — Ложное обвинение, разумеется?
— Разумеется!
— Так я и думал. Что ж, Галактика теряет, мы находим. Мы довольны, ибо получили, если можно так выразиться, монополию на ваш талант.
Это прозвучало довольно зловеще, но я не стал пугаться раньше времени, лишь навострил ухо.
— Галактика столь греховна, развратна и глупа, что мы исполнились отвращения к телевизионной мерзости и предпочитаем не смотреть большинство программ. Уверен, вас порадует новость, что после вашего ареста и осуждения мы в знак протеста закрыли обычное вещание и стали денно и нощно показывать запись ваших концертов. А теперь нас осчастливили визитом оригиналы!
Это вызвало бурю восторга, и мы, вскинув руки над головой, ответили кивками и улыбками. Когда гам утих, старина Железяка прогромыхал то, чего все от него ждали: