И тут Стиви поняла, что точно так же Дени шла и по жизни: она поднималась на вершины, и при этом ей был страшен каждый ее шаг, ведь она сознавала, что если поскользнется, то полетит вниз до самого дна.
При всей несхожести глубина беды Дени вызвала в Стиви воспоминания о несчастьях ее собственной юности. Тем не менее, при всем желании Стиви помочь, ей это пока не удавалось, потому что Дени оказалась невероятно упорной. И дело было даже не просто в сильной защитной реакции – всю жизнь она сооружала вокруг себя железную скорлупу. В отличие от остальных «путниц», которых приходилось освобождать, отсекать от каких-либо воздействий, находящихся вне их, чтобы спасти, Дени пришлось бы отделять от существенной доли внутреннего ядра ее личности, а эта ее часть была твердо настроена не обнаруживать свою слабость и даже жаждала испытывать страдания, чтобы проходить через них с улыбкой. Пристрастие Дени направлялось не на какое-нибудь средство, вызывающее боль, а на саму боль.
И чем больше Стиви пыталась вовлечь Дени в участие во всяческих будничных делах Оазиса, тем больше упиралась Дени – и радовалась неодобрительной реакции Стиви. Казалось, она просто жаждала довести Стиви до бешенства, получить от нее выговор на глазах у остальных путниц. Стиви хоть и понимала, к чему стремится Дени, все же с трудом преодолевала свои собственные человеческие эмоции. Дени выбивала всех из колеи, весь Оазис лихорадило из-за нее, и Стиви обнаруживала, что ей все трудней и трудней становится оправдывать ее.
Порой, когда она удивлялась, почему Дени приехала за помощью и так упорствует, не желая принимать ее, разочарование Стиви окрашивалось подозрениями. Дени была репортер, в конце концов, корреспондентом, ездившим даже на линию боевых действий за материалами. А если сюда она приехала не искать помощи, а чтобы написать публичные разоблачения об Оазисе? Да и вообще, пусть даже ее первоначальной целью и было лечение, если она отказалась от него, то едва ли у нее возникнут сомнения, коль скоро она для собственного утешения решит сделать репортаж.
Как-то поздно вечером, после того как Дени провела в Оазисе неделю, Стиви приняла у себя на квартире посетительницу. Хоть ее старались без нужды не беспокоить, когда она отдыхала, дверь ее жилья, разумеется, была всегда открыта для любой «путницы», коль у нее возникала крайняя необходимость в совете или утешении. В тот вечер к ней пришла Лорна Кейшен. Лорна и ее муж, Рори, были певцами, их звездный дуэт блистал в течение двадцати лет в Лас-Вегасе и в других местах, где имелись клубы высшего класса. А затем, в прошлом году, после заключительного ночного шоу в Сэндз, Рори сообщил Лорне, что уходит от нее к двадцатидвухлетней девице из кордебалета. Боясь поднимать скандал, Лорна ушла в «отставку» – что означало постоянную смену молодых мужчин, годившихся ей в сыновья, и каждого она обучала, как впрыскивать ей коктейль из витамина В с героином. Сюда она приехала, чтобы избавиться от этой привычки, а еще набраться духу и отправиться в соло-турне следующей осенью.
Лорна хотела сообщить Стиви следующее. Отправившись на прогулку по одной из пригородных троп, она заметила Дени, сидящую на камне и говорящую что-то в крошечный портативный магнитофон. Подтекст был ясен: возможно, Дени использовала магнитофон для своих репортерских заметок.
После ухода Лорны Стиви встревоженно обдумывала ее сообщение. Разумеется, если бы магнитофон был обнаружен во время обычной проверки багажа, когда Дени приехала, то он был бы конфискован. Намеренно ли она его спрятала? Или он просто случайно остался в сумке, когда его по ошибке приняли за переносной кассетный плейер для слушания музыки, которые разрешалось оставлять? Но даже если она и пользовалась магнитофоном, то это еще ни о чем не говорило и не доказывало ее намерений сделать репортаж о своих наблюдениях. Может, она вела своего рода дневник, регистрировала собственные ощущения и реакции, стараясь понять свою болезнь.
Зазвонил телефон на тумбочке и оторвал Стиви от ее озабоченных мыслей. Она ответила, все еще не придя в себя.
– Привет, Стиви.
Наступила тишина. Этот голос она не могла забыть, но и поверить, что это именно он, она тоже не могла. Ведь после стольких лет она могла и ошибиться? Потом осмелилась ответить:
– Привет, Ли. Очень рада тебя слышать. – Она старалась оставаться на безопасной территории сдержанности… Но, может, он все-таки заметил дрожь в ее голосе?
Снова молчание, как будто он не знал, с чего ему начать.
– Стиви, – сказал он наконец, – причина, почему я звоню… Я пытаюсь отыскать одного человека… мою знакомую… И подумал, что, может, она у тебя… Я хочу сказать, под твоей опекой.
Стиви почувствовала, как у нее опустились крылья. Его слов оказалось достаточно, чтобы она все поняла о его жизни. Кем бы ни была эта женщина, Ли явно был с ней в близких отношениях, беспокоился о ней, знал ее настолько хорошо, что для него не секретом были ее тайные слабости. Вообще-то, Стиви не удивило, что его знакомая нуждалась в помощи. Ли всегда был благотворителем в лучшем смысле этого слова.
– Кто это? – спросила Стиви, придав своему голосу ровный, профессиональный тон.
– Дени Викерс.
Тут уж Стиви действительно удивилась. Из всех женщин… Однако теперь многое, что рассказывала Дени о своей жизни в последнее время, обрело смысл. Она ведь рассказывала про мужчину, с которым состояла в близких отношениях и который, по ее словам, был слишком хорош для нее. Он старался ей помочь, и чем больше прилагал усилий, тем больше она его обманывала, путалась с другими мужиками и все-таки претендовала на то, что она ему верна, – пачкая самое лучшее, что у нее когда-либо было в жизни, вероломством и ложью.
Итак, безымянный мужчина, о котором говорила Дени, был Ли. Это откровение смешало все чувства Стиви, которые она испытывала к нему. Что теперь ей о нем думать, если он связан с такой глубоко нездоровой персоной?
Но как она могла так подумать? Ведь он тоже любил ее когда-то. И пожалуй, она все еще…
Нет, теперь это можно забыть, выбросить из головы.
– Да, – ответила Стиви, и ее голос зазвучал тверже. – Дени находится здесь уже неделю.
– Слава Богу, что она попала туда, где ей могут помочь. Я так и надеялся, что она отправится к тебе. Она говорила об этом…
Стиви заставила себя задать вопрос:
– А когда она говорила, что поедет сюда, ты сказал ей, что когда-то был со мной знаком?
Он заколебался:
– Как я могу сказать, Стиви? Если ты теперь узнала Дени, узнала, как ослабели нити, которые держат ее личность цельной, – ты бы поняла. Это могло бы помешать ей обратиться к тебе за помощью. Я не хотел делать ничего, что заставило бы ее передумать.