загривок – ну да, побаливают, но жить не мешают. Моя махара с детства тренирована лечить меня даже и без моего участия.
Вачиравит, конечно, с трудом терпел наш черепаший темп и то и дело упарывал вперёд. Кажется, он не сбегал совсем только из-за Чалерма, который старательно переставлял ноги, чтобы не отставать, но было видно, что он устал и даётся ему это тяжело. Сначала я не могла понять, что его так утомило – он ведь не сражался с гигантами, не ставил барьеры… Но потом прикинула: вообще-то Чалерм вывез на себе всю охоту.
Это ведь он первым понял, что мы имеем дело не с духами вещей, а с чем похуже. Он догадался, что священные деревья пали жертвами лиан и как это могло случиться. Он придумал полить лианы ядом. Он отвлекал деревенского голову, пока я искала улики, а потом несколько часов разговаривал с пострадавшими. Не знаю уж, что он им внушал, но вряд ли было так уж легко убедить людей, что в их бедах виноват человек, которого они знали и уважали, а не какие-то злобные демоны. В моей практике случались такие охоты, что наказывать приходилось не демонов, а людей, и это всегда были самые тяжёлые дни. А теперь на плечах Чалерма ещё и лежала ответственность вывести на чистую воду членов совета. Интересно, Вачиравит хоть собирается в этом участвовать?
Я снова глянула вперёд и обнаружила, что это двое учесали так далеко, что я едва различала светильник в руке Чалерма. Ну ладно Вачиравит, у него терпения нет никакого, но Чалерм-то куда спешит? Боится, что деревенский голова мог отправить весть своим подельникам? Когда я последний раз его видела, он не то что весть отправить… Я невольно прибавила шагу. Оплетённая гора уже нависала над нами, непроглядно чёрная на фоне звёздного неба. Не хотелось бы застрять на входе одной или с рядовыми махарьятами, мало ли, вдруг я всё-таки не смогу открыть ворота.
Я брела за путеводным огоньком, едва замечая кусты и деревья вокруг. Мой третий глаз позволял мне видеть достаточно хорошо, чтобы не спотыкаться, но сам не светился, так что я шла, как тень, невидимая и неслышимая. И поняла это только тогда, когда Вачиравит с Чалермом пересекли широкую дорогу, ведущую от Чаата к воротам резиденции и, воровато оглядываясь, нырнули обратно под лесной полог по ту сторону. Я тоже оглянулась – махарьятов позади я давно уже не слышала, а теперь и свет их третьих глаз не пробивался сквозь листву – и последовала за Вачиравитом, запоздало припоминая, что Чалерм не мог войти в ворота. Значит, Вачиравит знает какой-то обходной путь. Вот это бы мне пригодилось!
Тропа, на которую они свернули, тропой была весьма условно. Трава на ней стояла не примятая, а поперёк то и дело торчали корни и валялись упавшие деревья, растопырившие тонкие ветки. Я старалась держаться как можно дальше от мужчин, чтобы они меня не услышали, но моему отставанию был предел – если бы я потеряла из виду светильник Чалерма, я бы до утра отсюда не выбрела.
И вот стоило мне это подумать, как маячащая впереди звёздочка исчезла. Я подогнала к третьему глазу ещё два раза по столько махары, вглядываясь в гущу деревьев, но никого не увидела. Видимый лишь мне свет третьего глаза выхватывал из темноты только листву, ветки и горный склон со скальными выступами. Мы уже довольно высоко поднялись, по идее, резиденция должна была вот-вот начаться. Я припомнила, как выглядел её барьер изнутри – замаскированный под продолжение того же пейзажа. Что если и с этой стороны так? Но тогда, значит, я не войду. Придётся пробираться обратно к главной дороге – ночью, по скалистому склону… Охх.
Я осторожно приблизилась, наполовину ожидая, что Чалерм с Вачиравитом сейчас выскочат из-за кустов с криками «Попалась!», но ничего такого не происходило. Я обошла большое дерево, скользя пальцами по ребристой коре. Приятно было прикоснуться к нормальным растениям, а не к жирненьким тонкокожим стволам лиан. Прямо за деревом склон вздувался голым камнем, на котором только в паре мест торчали куртины стелющихся кудрявчиков с белыми цветами, почти светящимися в темноте. Их тонкие длинные стебли с мелкими закрученными листочками свисали со скального выступа, как занавески.
Должно быть, прогулка под открытым небом освежила мне голову, потому что я сообразила отодвинуть занавеску. Обычно кудрявчики так легко от камня не оторвать, но этот и не крепился ни к чему. За ним в скале зиял провал.
Пещеры в горах не редкость, но редкость – незаселённые пещеры. А заселяют их в первую очередь горные сау или ещё какие малоприятные твари. Правда, тут резиденция махарьятов под боком, может, и нет никого… Но в этих махарьятах я вовсе не была уверена, так что на всякий случай вынула меч из ножен за спиной и выставила его перед собой. Затем осторожно занесла ногу и, отклонившись назад, поставила её на пол пещеры, готовая тут же отскочить. Ничего не произошло. Вдохнув поглубже, я пригнулась и нырнула в пещеру целиком.
Это был узкий коридор, ведущий куда-то в глубь горы. Поросший мхом камень над головой, а под ногами мелкий песочек. В котором чётко отпечатались две пары следов мужских сапог – побольше и поменьше.
Стараясь не дышать и не произвести ни намёка на звук, я покралась вглубь. Тут было на удивление сухо, и мох рос только у самого входа, а дальше вообще никакой жизни, только белёсые камни. И запах такой… слабый, но хорошо знакомый – смолы и кислого вина. Я остановилась и провела пальцем по ближайшему камню. На подушечке остался белёсый след. Уж не хотите ли вы сказать…
Я обвела свод пещеры новым взглядом. На всех камнях выступили белые разводы – высолы от пропитки для мебели. Древесина от неё светлела, а на камнях оставался только вот такой вот белый налёт. Значит, кто-то обработал всю пещеру этим средством? Ну да, логично, если здесь был проход в барьере, то надо было как-то сдержать лианы внутри.
Пещера углублялась всё больше вниз, пока я не дошла до развилки. Здесь один отнорок отщеплялся и уходил выше, а другой нырял в глубину непроглядным колодцем, из которого несло сыростью и землёй. Последнее мне показалось странным: откуда взяться земле в глубине горы? Но я в любом случае не собиралась в этот колодец, а выбрала верхний путь.