Альба, вкатив в горячий мушкет очередную пулю, сокрушённо взглянул вверх.
– Ни облачка, – сказал он вполголоса. – Луна – как фонарь. Уползти невозможно.
– Может быть, скрыться под прикрытием взрывов? – откликнулся Бэнсон. – Осталось ещё четыре цилиндра.
– Это в последнюю очередь, – ответил монах. – Если до рассвета облака луну не закроют…
Его слова прервала цепь гулких выстрелов. Случайность – или готовятся к броску?
Вдруг впереди раздались отчаянные крики и звон клинков.
– Бэнсон! – взлетел в ночном сумраке звонкий крик, – их десяток! И мушкеты пустые!
– Гэри! – прокричал Бэнсон, подхватывая топор и бросаясь вперёд. – Это ты?!
Полсотни шагов промчались на одном дыхании. С маху врубились в качающийся клубок фехтующих. Альба, проделав стремительный, длинный зигзаг, бешенной летучей мышью пробился к троим окружённым со всех сторон людям, оставив медленно оседать двоих роняющих сабли пиратов. А Бэнсон вынужден был отпрыгнуть назад – к нему метнулись сразу четверо, и он торопливо вытягивал дистанцию, на которой его топор имел бы полный размах, а их сабли были б бессильны.
– Урмуль! – проорал он, пятясь вбок и назад. – Уходи!
Совет запоздал. Урмуль, сдавленно выдохнув, упал на тёмную землю. Его друг зарычал и, добыв-таки пространства для своей двухлезвиевой алебарды, занялся торопливой работой опытного мясника.
Пролетело – Бэнсон готов был поклясться – не больше минуты. Стояли на своих ногах только два человека – один с влажно отсвечивающим красным, похожим на диск луны топором, второй – в располосованном, с мотающимися лоскутами, коричневом балахоне. Бэнсон испытывал странное, быстро уносящее силы спокойствие. А вот Альба почему-то – напротив, метался и прыгал. Он, перебегая от одного тела к другому, наклонялся, посверкивал жёлтым лезвием.
– Что тут? – спросил Бэнсон, шагнув к нему.
Но Альба сначала закончил работу и только после этого спрятал Кобру и выговорил:
– Добиваю пиратов. В такой ситуации, Бэн, обязательно обнаружится раненый, у которого напоследок найдётся заряженный пистолет. Теперь – всё спокойно. Теперь – ищем своих.
Через час они вышли к берегу. Альба вёл спотыкающегося, с перевязанной шеей Урмуля. Бэнсон нёс, прижимая к груди, как ребёнка, обмякшую, неподвижную Гэри. Кроме них четверых не уцелел больше никто.
– Она выживет, – сказал Альба, помогая укладывать Гэри в знакомую шлюпку с небольшой чёрной надписью “Британия” на носу.
– Две раны. Неглубокие, крови мало. Сильный удар в голову – но кость цела. До Басры довезём, а там живёт Тобиас, ученик Пантелеуса.
Они столкнули шлюпку с прибрежных камней, вставили в уключины вёсла.
– Часа за три доберёмся, – определил Альба, взглянув на светлеющее небо. – Только бы не натолкнуться на турецкий корабль. Очень уж вид у нас подозрительный. И женщина – христианка… Ты, Бэн, пристрой-ка взрывной цилиндр к арбалету.
Но использовать арбалет не пришлось. В ярких рассветных лучах восходящего солнца сверкнул впереди ослепительно белый парус, и Альба, всмотревшись, тихо и радостно рассмеялся:
– Ах, молодцы! Бросай весло, Бэн. Это “Марлин”. Это – за нами.
КЛЕЙМЁНЫЙ РАБ
С борта “Марлина” опустили какие-то странные крючья, на ходу зацепили ими нос и корму шлюпки и потащили наверх, к палубе. Однако на палубу сидевшие в шлюпке не ступили. Все находившиеся в ней остались на своих местах – и, кроме того, добавились ещё два человека. Когда клипер влетел в английскую акваторию в изогнутой серпом бухте Басры, рулевой направил его не к месту стоянки английских судов, а немного в сторону. Здесь те же крючья опустили шлюпку на воду, и севшие на вёсла незнакомцы повели её к некоему месту, очевидно, хорошо им известному.
Не прошло и четверти часа, как Бэнсон и его спутники оказались в подвале какого-то отдельно стоящего здания. Подвал был ярко освещён – не менее двух дюжин свечных фонарей висели вдоль стен, выбрасывая яркий жёлтый свет сквозь выпуклые прозрачные стёкла. Подвал был неявно разделён на две половины – одна, та, что ближе к двери, имела длинные лавки вдоль стен и высокие, со стеклянными дверцами шкафчики, а посредине второй находился длинный, на непривычно высоких ножках, стол. Каменный пол этой второй части подвала был поднят на высоту двух обычных ступеней.
Альба, Бэнсон и Урмуль сели на лавку. Двое молчаливых, в серых балахонах людей пронесли Гэри к столу и, уложив её на спину, поспешили к Урмулю, помогая ему снять залитую кровью и оттого взявшуюся коробом куртку. Альба коротким отрицательным жестом отмахнулся, показывая, что он и Бэнсон не ранены. А в дальней половине, на каменном возвышении, появился человек, облачённый в нелепую складчатую простыню с прорезями для рук и головы. Он взял длинные блестящие ножницы и стал с хрустом разрезать на Гэри одежду. Бэнсон не верил своим глазам: проворно, с равнодушным лицом, вооружённый ножницами человек обнажил белое женское тело и выложил в стороны, крестом, бессильные плети её тонких и, как показалось Бэнсону, по-детски хрупких рук. Опустив глаза, он с неудовольствием стал думать о том, почему этот нарядившийся привидением лекарь относится к женскому телу без должного уважения и стыда. Вошёл в подвал ещё один, в такой же складчатой простыне. В руках у него был бочонок. Он передал свою ношу хлопотавшему у стола лекарю, и тот – было слышно – водрузил этот бочонок на стол и принялся торопливо обмывать Гэри, зачерпывая из него прямо руками. Потёк лёгкий пар, и покатились ароматы трав и смолы.
– Тобиас! – произнёс человек, подавший бочонок. – Иглы нести?
– Неси маленькие, – сказал лекарь. – Кожа у девочки тонкая.
Бэнсон непроизвольно передёрнул плечами, представив, что сейчас этими иглами станут протыкать и стягивать края открытых ран на теле у Гэри. Но мысли эти задержались в нём ненадолго.
– Бэн! – сказал Альба. – Остаток пути нам придётся проделать по землям, занятым турками. Тебе необходимо преобразиться. А для этого – слегка потерпеть.
– И что нужно делать? – спросил Бэнсон.
– Для начала – хорошенько вымыться, а за одно и голову выбрить.
Нашлась и для Бэнсона горячая вода с дёгтевым, резко пахнущим смолой чёрным мылом. Имелись у хозяев дома и бритвы. Пока Альба скоблил шишковатую, с рубцом на макушке, массивную голову Бэнсона, мимо них пронесли завёрнутую в белоснежную простыню Гэри.
– Пора привести её в чувство! – озабоченно произнёс, остановив бритву, Альба. – Очень уж долго она без сознания!
– Да всё хорошо, – откликнулся человек-привидение, вытирая окровавленные руки пучком травы. – Сердце полное. Подколенные жилы чуткие. Да, без сознания долго, но зато ей не пришлось терпеть, когда я шил раны. Медленно шил – женщина всё-таки, хотелось, чтобы рубцы вышли малозаметные. Сейчас разбудим. До постели вот донесём…