Читать интересную книгу Бог-Император Дюны - Фрэнк Херберт

— Иногда, — Молки водил глазами, изучая обстановку. — Где Твои гурии?

— Боюсь, я должен отказать тебе в этом удовольствии, Молки.

— Пусть будет так, — просипел Молки. — В самом-то деле, я чувствую, что не смогу сейчас их удовлетворить. Те, кого ты послал за мной, не были Твоими гуриями, Лито.

— Они были профессиональны в своем повиновении мне, — сказал Лито.

— Они были кровожадными охотницами!

— Охотницей была Антеак. Мои Рыбословши были всего лишь войском.

Монео переводил взгляд с одного говорящего на другого, туда и сюда. Есть в этом разговоре какой-то тревожащий подтекст. Голос Молки, несмотря на сиплость, звучит почти ернически… Но ведь он всегда был таким. Опасный человек!

— Как раз перед твоим прибытием, мы с Монео беседовали о Бесконечности, — сказал Лито.

— Бедный Монео, — сказал Молки.

Лито улыбнулся.

— Ты ведь помнишь, Молки? Однажды ты просил меня продемонстрировать тебе бесконечность.

— Ты сказал, что нет такой Бесконечности, которую можно было бы продемонстрировать, — Молки перевел свой взгляд на Монео. — Лито любит играть в парадоксы. Ему известны все когда-либо открытые уловки языка.

Монео подавил приступ гнева. Он чувствовал себя исключенным из этого разговора, объектом насмешек со стороны двух высших существ — Молки и Бога-Императора — припоминавших совместные радости прошлого, почти как два старых друга.

— Монео обвиняет меня, что я — единственный владелец Бесконечности, — сказал Лито. — Он отказывается верить, что в нем столько же Бесконечности, что и во мне.

Молки уставился на Лито.

— Вот видишь, Монео!? Какие трюки он выделывает со словами? — Расскажи мне о своей племяннице Хви Нори, — сказал Лито. — Лито, это правда, что говорят? Ты действительно собираешься жениться на ласковой Хви?

— Правда.

Молки хихикнул, затем скривился от боли.

— Они жестоко меня изранили, Лито, — прошептал он и затем проговорил.

— Скажи мне, старый червяк…

Монео поперхнулся.

Молки сделал паузу на секунду, чтобы оправиться от боли, затем продолжил:

— Скажи мне, старый червяк, твой пенис такой же чудовищный, как твое тело? Ну и что переживет ласковая Хви!

— Я уже давным-давно сказал тебе правду, — ответил Лито.

— Никто не говорит правду, — просипел Молки.

— Ты часто говорил, — проговорил Лито. — Даже тогда, когда этого не понимал.

— Это потому, что Ты умнее всех нас остальных.

— Не расскажешь ли ты мне о Хви?

— По-моему, Тебе уже все известно.

— Но я хочу услышать от тебя, — сказал Лито. — Вы получали помощь от Тлейлакса?

— Они снабдили нас знаниями, больше ничем. Все остальное мы сделали сами.

— Так я и думал, что это не работа тлейлаксанцев.

Монео не мог больше сдерживать своего любопытства.

— Владыка, что это, насчет Хви и Тлейлакса? Почему Ты…

— Все такой же, старый дружище Монео, — сказал Молки, переводя взгляд на мажордома. — Разве ты не знаешь, что он…

— Я никогда не был твоим другом! — огрызнулся Монео.

— Тогда, компаньон по гуриям, — ответил Молки.

— Владыка, — проговорил Монео, поворачиваясь к Лито, — почему Ты говоришь о…

— Тсс, Монео, — ответил Лито. — Мы утомляем нашего старого товарища, а у меня есть еще, что у него выяснить.

— Тебя никогда не удивляло, Лито, почему Монео ни разу не попробовал захапать под себя всю Твою шарашку? — спросил Молки.

— Шарашку? — вопросил Монео.

— Одно из древних словечек Лито, — пояснил Молки. — Та, кто шарахает

— идеальное словечко для женской армии. Почему Ты не переименуешь свою империю, Лито? Великая Шарашка!

Лито поднял руку, повелевая Монео молчать.

— Так ты расскажешь мне, Молки? О Хви?

— Всего лишь несколько крохотных клеточек моего тела, ответил Молки.

— Затем тщательно рассчитанное взращивание и воспитание — все полностью противоположно твоему старому приятелю, Молки. Все это мы сделали во внепространственной камере, недоступной Твоему ясновидению!

— Но я замечаю, когда что-нибудь исчезает, — проговорил Лито.

— Внепространственная камера? — переспросил Монео, а затем до него дошло значение слов Молки. — Ты? Ты и Хви…

— Это именно те очертания, которые я разглядел среди теней, — сказал Лито.

Монео поглядел прямо в лицо Лито.

— Владыка, я распоряжусь отменить свадьбу. Я скажу…

— Ты не сделаешь ничего подобного!

— Но Владыка, если она и Молки…

— Монео, — просипел Молки. — Твой Владыка приказывает, и ты обязан повиноваться!

До чего ж глумливый тон! Монео грозно взглянул на Молки.

— Полная противоположность Молки, — сказал Лито. — Разве ты его не слышал?

— Что может быть лучше? — спросил Молки.

— Но, Владыка, ведь, если Ты знаешь теперь…

— Монео, ты начинаешь раздражать меня, — заметил Лито. Монео сконфуженно умолк.

— Вот так-то лучше, — проговорил Лито. — Ведь знаешь, Монео, некогда, десятки тысяч лет назад, когда я был другим человеком, я допустил ошибку.

— Ты, и ошибку? — насмешливо отозвался Молки.

Лито только улыбнулся.

— Мою ошибку искупило то, насколько красиво я ее оформил в слова.

— Словесные игры, — съязвил Молки.

— Разумеется! Вот что я сказал: «Прошлое — отвлечение; будущее — сон; только память способна отворить доступ к смыслу жизни.» Разве не прекрасные слова, Молки?

— Изумительные, старый червяк.

Монео поднес руку ко рту.

— Но мои слова были глупой ложью, — сказал Лито. — Я это понимал еще произнося их, но меня заворожила их красота. Нет память ничего не отворяет. Без духовных мук, без внесловесного опыта ни в чем и нигде нет смысла.

— Я не способен постичь смысл мук, причиненных мне Твоими чертовыми Рыбословшами, — сказал Молки.

— Ты не терпишь никаких мук, — сказал Лито.

— Если б Ты был в моем теле, Ты бы…

— Это всего лишь физическая боль, — ответил Лито. — Она скоро кончится.

— Когда же я узнаю, что есть мука? — вопросил Молки.

— Возможно, позже.

Лито плавно изогнул свои верхние сегменты, переводя взгляд с Молки на Монео.

— Ты действительно служишь Золотой Тропе, Монео?

— Ах, эта Золотая Тропа, — насмешливо хмыкнул Молки.

— Ты ведь знаешь, что служу, — ответил Монео.

— Тогда ты должен мне пообещать, — сказал Лито. — То, что тебе здесь открылось, никогда не соскользнет с твоего языка. Ни словом, ни жестом не должен ты выдать узнанного тобой.

— Обещаю, Владыка.

— Он обещает, Владыка, — насмешливо повторил Молки.

Одна из крохотных ручонок Лито указала на Молки, взиравшего на мягкий профиль тонущего в серой рясе лица.

— Из-за былого восхищения и… и из-за многого другого я не способен убить Молки. Я даже не могу требовать этого от тебя. И все же он должен быть устранен.

— О, как же ты умен! — проговорил Молки.

— Владыка, если бы Ты только мог подождать в другом конце палаты, — проговорил Монео, — может быть, когда Ты вернешься, Молки уже не будет представлять проблему.

— Он и впрямь это сделает, — просипел Молки. — Великие боги! Он и впрямь это сделает.

Лито отполз подальше в затемненную часть палаты, держа взгляд на еле заметной изогнутой линии очертаний портала, который распахнется в ночь, отдай он только мысленную команду. Как же высоко будет отсюда падать — просто задвинь посадочную площадку. Он засомневался, что даже его тело выживет после такого падения. Но не было воды в песке под башней, и он ощутил, моргая, как стала гаснуть Золотая Тропа — лишь потому, что он позволил себе одну мысль о подобном конце.

— Владыка! — окликнул Молки у него за спиной.

Лито услышал, как его тележка скрипит по песку, нанесенному ветром на пол верхней палаты.

Еще раз Молки окликнул:

— Лито, ты самый лучший! Нет такого зла в нашем мироздании, которое способно превзойти…

Тяжелый хлюпающий удар — и голос Молки прервался. «Удар в горло», — подумал Лито. — «Да, Монео им отменно владеет.» Затем он услышал, как отъезжает в сторону прозрачный экран балкона, скрипнули по перилам носилки… тишина.

«Монео придется схоронить тело в песке», — подумал Лито. «Все еще нет червя, чтобы прийти и пожрать все улики». Затем Лито повернулся и оглядел палату. Монео стоял у перил балкона глядя вниз… вниз… вниз…

«Я не могу молиться ни за тебя, Молки, ни за тебя, Монео», подумал Лито. — «Я могу быть лишь религиозным самосознанием Империи, потому что я воистину одинок… Так что я не способен молиться».

~ ~ ~

Нельзя понять истории, если не поймешь ее течений, ее потоков, того, как движутся внутри этих сил ее вожди. Вождь старается увековечить условия, требующие его главенства. Отсюда, вождю требуется ПОСТОРОННИЙ. Я призываю вас со тщанием изучить путь моей власти. Я — и вождь, и ПОСТОРОННИЙ. Не допускайте ошибки, воображая, будто я всего лишь создал Церковь, бывшую при том Государством. Такова была моя функция вождя, и у меня было много исторических образцов для подражания. Для того, чтобы постичь меня-постороннего, посмотрите на искусство моего времени. Оно — варварское. Любимый вид поэзии? Эпос. Народный драматический идеал? Героизм. Танцы? Страстно разнузданные. С точки зрения Монео, он прав, считая это опасным. Это стимулирует воображение. Это заставляет людей ощущать нехватку того, что я у них отнял. Что я у них отнял? Право участвовать в истории.