— Быть может, сегодня браслет не единственное наше приобретение в лавке Хилле, — начал он.
— Янтарная залежь! — вмешалась Аннет. — Неужели он знает, как вновь открыть ее?
— Похоже, что так.
— Ах, какой же счастливый сегодня день! Кто бы мог подумать, что на этой ярмарке нас ожидает такая удача.
— Может, и поджидала, а может, и нет. — Лицо Гирерда оставалось невозмутимым. — Дело в том, что залежь эта, если она чего-нибудь еще стоит, не принадлежит замку.
Лицо Аннет вытянулось.
— Как так? — возмутилась она.
— Она была выделена в качестве приданого Исмей.
— Но какой дурак… — взвизгнула Аннет. Гирерд строго посмотрел на нее.
— Залежь принадлежала матери. Тогда была еще надежда, что до янтаря удастся докопаться, и отец хотел обеспечить жену в случае своей смерти. Ведь ее приданое он истратил на перестройку северной башни замка, чтобы защитить Долину. Так что, когда мать умерла, все отошло к Исмей.
— Но ведь Долина истощена войной и богатства янтарных залежей так нужны!
— Верно. Однако есть способ, чтобы все были довольны. Я переговорил с этим Хилле. Он не простой купец, и не потому, что так богат, — он властелин Квейса и по происхождению ровня нам. Почему-то ему приглянулась Исмей. Если он получит ее в жены, то можно попробовать уговорить его оставлять нам половину янтаря, когда он откроет залежь. Ну, как, сестра? — обратился он к Исмей. — У тебя будет господин побогаче всех в нашей округе, замок, в котором ты станешь хозяйкой и будешь жить жизнью нормальной женщины. Возможность удивительная, и едва ли она повторится.
Она понимала, что это так. Но что же знала она о Хилле, кроме того, что он заинтересовал ее больше, чем кто-либо другой. Что было известно об этом северном замке? Куда отвезет он ее, если она согласится? Но с другой стороны, если она откажется, Аннет превратит ее жизнь у сущую муку, да и Гирерду это будет не по душе. Как ни прикидывай, подумала она, выбора-то у нее нет. Едва ли Квейс окажется хуже замка Верхней Долины. Была даже надежда, что будет лучше. В конце концов, обычно в Долине невесты и не знали женихов до свадьбы. Редкая девушка в свою брачную ночь отправлялась в постель хотя бы к знакомому мужчине.
— Если условия действительно будут таковыми, я согласна, — проговорила Исмей.
— Дорогая сестрица, — просияла Аннет, — какое счастье! Ты будешь куда обеспеченней, чем эта госпожа Мартовой горы, позволяющая себе такие траты ради своей коровы-дочери! Мы зададим такой свадебный пир, что прославится на все долины. Господин мой, — обратилась она к Гирерду, — разрешите же, чтобы ваша сестра отправилась к жениху, как подобает высокородной даме.
— Ну, сперва он еще должен посвататься, — сказал Гирерд, впрочем, тоже не скрывая радости. — Ах, сестра, быть может, принесла ты счастье Верхней Долине!
Но на душе Исмей оставались сомнения. Кто знает, не слишком ли поспешным было ее согласие? Но пути к отступлению не было.
3В большом зале горели все лампы, был зимний вечер, и тени летали длинные. Гирерд не поскупился на свадебный пир, о чем свидетельствовали не только выжженные светильники, но и изобилие на столах.
Исмей радовалась, что обычай предписывает невесте сидеть, опустив глаза на общую с женихом тарелку. Он был любезен, все спрашивал, что ей нравится, и подкладывал еду, но она из вежливости сделала лишь несколько глотков.
На ярмарке она приняла его предложение, сегодня поклялась быть его женой, но теперь хотела лишь одного: бежать, бежать из этого зала и от этого мужчины. Почему решилась она на такое безрассудство? Неужели только затем, чтобы избавиться от мелочных придирок Аннет? Правда, Гирерд был весьма увлечен возможностью открытия янтарных залежей, и ее отказ возымел бы отнюдь не пустячные последствия.
Таков закон жизни. Женщина выходит замуж с выгодой для своего дома, своего рода. Если она находит счастье, значит, ее благословила судьба. Лишь надеяться на это могла Исмей, хотя и не считала само собой разумеющимся. Замужеству не обязательно быть счастливым. Только над очагом и хозяйством по закону властвует хозяйка.
На свадьбу Хилле приехал с небольшой свитой и дружиной, слуг в капюшонах среди них не было. Их нанимали для охраны, пояснил он, ведь его народ не искушен в воинском деле. Утром, пока морозное дыхание Ледяного Дракона еще не обратило землю в камень, его люди возьмутся за раскрытие завала.
Хилле рассчитывал не на кирки и лопаты. Под напором Гирерда он признался, что полагается на некий секрет, собственное открытие, — подробностей излагать не стал, но сказал, что уверен в успехе.
Исмей еще так и не глянула на него с той самой минуты, когда их руки соединили перед нишей духа дома. Он хорошо смотрелся в этой золотистой, почти янтарного цвета, тунике; запястья, воротник и пояс на нем были украшены янтарем. Она чувствовала на себе тяжесть его подарков: пояса, ожерелья, обруча на распущенных волосах — в цветы и листья складывался разноцветный янтарь украшений.
Пир длился уже долго и близился к завершению. Будь на то ее воля, вернула бы она время на несколько часов назад… чтобы не настал тот миг, когда он встанет, возьмет ее за руку, и гости поднимут чаши, а потом с лампами и свечами в руках проводят их до кровати в отведенную новобрачным Палату.
Сердце ее билось толчками, рот пересох, ладони же взмокли… Ей хотелось вытереть их об юбку, но гордость препятствовала этому. В гордости была ее последняя опора.
Знак был дан, гости встали. На секунду перепуганной Исмей показалось, что дрожащие ноги не удержат ее, что не хватит сил даже пройти по зале, подняться по лестнице. Однако она одолела этот путь — и без его помощи. Он не должен заметить ее страх, даже догадаться о нем!
Он не должен заметить… — только об этом могла она думать, когда оказалась рядом с большой, задернутой пологом кроватью. Запахи разбросанных по полу душистых трав мешались с дымом горящего в лампах масла, от гостей пахло вином и потом… Ей стало нехорошо. И так старалась она сохранить самообладание, что даже не слышала непристойных шуток.
Будь Хилле таким же, как гости, шуточки бы продолжались. Но в присутствии чужака гости не очень-то распускали языки, он внушал всем уважение и некоторую опаску. Поэтому их оставили в спальне одних, даже не отпустив всех привычных теперь, после войны, непристойностей. Когда все ушли, оставив в палате две большие свечи по обе стороны сундука в ногах кровати, Хилле подошел к двери и задвинул засов.
— Госпожа моя. — Он повернулся к сундуку, на котором стоял кувшин с вином и блюдо с медовыми пирожками. — Теперь я должен разделить с вами важный секрет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});