даже если он в высокой степени, после бреда наступает корректировка. Все эти связи, которые становятся очевидно «понятными», Штерц подкрепляет несколькими историями болезни, которые демонстрируют разнообразие и смену отношений в индивидуальной действительности.
Изолированные ложные восприятия были, по нашему мнению, псевдогаллюцинациями. Он не связывал их с моментальными реальными восприятиями. Он принимал их за галлюцинации, за исключением тех кратких моментов, когда они все же казались ему реальностью. Когда я спрашивал его, насколько громкими были голоса, приглушая свой голос до шепота, он все время говорил, что голоса звучали еще тише. Объясняется это только тем, что под «громкостью» он подразумевал достоверность. На самом деле произнесенные слова, даже если они произнесены очень тихо, все же реальны. Его голоса не были реальностью, если даже звучали для него гораздо более отчетливо, чем тихий шепот. Поэтому больной и говорил, что голоса были еще тише, ибо он все время чувствовал, что они, собственно, были совсем другими, что они, если здесь уместно употребить прилагательное «громкий» вместо «достоверный», вообще не были громкими. Это были достоверные, детальные, не зависящие от волевого усилия, внезапно приходящие и уходящие представления. Так как больной вследствие этих их свойств не признавал их «своими», его психологическое суждение о реальности было неустойчивым или неверным, ибо, введенный в заблуждение, он пытался установить их объективную пространственную локализацию. Ему казалось, что он слышит голоса «позади голоса», «совсем далеко». Это неправильное восприятие фактов при произвольных и пластических представлениях вполне обычно.
Мы говорим также об оптическом представлении. В этом случае, задавая нужные вопросы, намного легче определить различие при дифференцированном оптическом пространственном восприятии. При акустическом это всегда более сложно, если человеку не свойственны истинно ложные восприятия и псевдогаллюцинации одновременно. Один писатель рассказал мне, какой психологический ход он использовал во время написания одной из своих драм. По его словам, он слышал абсолютно четко, что говорят действующие лица, и только записывал услышанное. Это была очень тихая речь, доносящаяся словно откуда-то из далекой комнаты. Но он слышал ее очень отчетливо, хотя и слушал пассивно, разглядывая при этом отверстие, проделанное червяком в старом дереве столешницы. Если принять во внимание дальнейшие обстоятельства, становится совершенно ясно, что речь идет о достоверных непроизвольных представлениях (как говорят многие поэты, «это не они пишут стихи, а стихи им как бы “пишутся”), т. е. не о галлюцинациях. Но в данном случае это происходит с человеком, имеющим опыт употребления абстрактных понятий, он указывает на локализацию представлений во внешнем объективном пространстве или, скорее, думает, что они локализованы, тогда как в действительности их локализация иная.
Необходимо напомнить о том, что при неясных акустических восприятиях относительно легко произвольно локализовать их. Иногда можно слышать шумы попеременно, справа, слева или сзади. Эта иллюзия может быть довольно достоверна. Вполне понятно, что с представлениями, имеющими свойства псевдогаллюцинаций, поступают подобным же образом. Акустические псевдогаллюцинации локализуются в оптическом представляемом непосредственном окружающем пространстве. Можно представить себе ближайшую комнату и предположить, что голос слышен оттуда. То, что здесь действительное окружение, несмотря на его одновременную реальность, все же функционирует в этом переживании как представляемое, ускользает от психологически нетренированного взгляда.
Следующий случай разъяснит нам пространственную локализацию акустических восприятий и представлений. Нам важно показать, что психологическое суждение является фактором, принятие которого во внимание делает возможным, с одной стороны, прийти к установлению фактов чувственных феноменов, с другой — к пониманию суждения о реальности.
Суждение о реальности в этом случае не обладает той абсолютной уверенностью, как в предыдущем случае с фрейлейн Мерк. Наш больной был осторожен. Он констатировал «странные вещи» и опасался, что может существовать подобное, с его точки зрения, кошмарное явление — передачи мыслей. Возможно, это ужасное, нагонявшее страх, могло одновременно привлекать и раздражать такую личность. Во всяком случае, он успокаивался, получая от врача заверение, что такого не существует.
Несмотря на колебания, этот больной производил впечатление, что ему с самого начала была ясна нереальность всех его ложных восприятий, и что его сомнения не воспринимались серьезно. Он производил впечатление, отличное от того впечатления, которое производят больные, говорящие о своих голосах рассудительно, и по которым заметно, что они в конечном счете все же убеждены в действительности существования голосов. Если те в какой-то мере и размышляют о нереальности для них очевидно реальных голосов, то наш больной подумывал о реальности для него очевидно нереальных восприятий. И то, что они так непосредственно признавались нереальными, зависит, вероятно, от того, что больной в выраженной психологической оценке реальности не заметил их характера псевдогаллюцинаторности. То, что он не заметил их, могло одновременно вызвать локализацию в объективном пространстве и те не совсем серьезно воспринимаемые размышления о реальности.
Случай Фридриха Вебера
Фридрих Вебер, 48-летний бродяга, уже несколько недель после несчастного случая испытывает беспокойство и депрессию. Раньше он никогда не испытывал подобного. Он слышал голоса призраков, которые были осведомлены обо всей его прежней жизни и упрекали его за все, что он когда-либо натворил, что он, якобы, предавался скотоложеству, воровству и т. д. Во всем, по его мнению, они были правы. Все люди также знали о его злодеяниях. В отчаянии он пытался повеситься, но веревка оборвалась. Он отделался только небольшим кровотечением.
В январе 1911 г. его доставили в клинику. Он был в состоянии ориентации и ясном сознании. Выражение его лица было глубоко озабоченным. Все умственные процессы заторможены. Говорил тихо, делая долгие паузы. Обнаружил готовность дать информацию. Жаловался на гнетущее состояние, беспокойство; говорил, что лучше бы он умер. Будучи среди людей, каждый раз боялся, что те прогонят его из-за того, что много грешил. Голоса призраков он слышал днем и ночью в течение нескольких недель. Часто они были неотчетливыми, особенно если мешал шум вокруг. Только ночью, когда все спят, он слышит их четче. Голоса были очень тихими, гораздо тише, чем мой голос, гораздо тише самого тихого шепота. Голоса были дальше, чем мой шепот. На вопрос, слышат ли голоса другие, он отвечает, что такое случается, и что вследствие этого все знают о его проступках. Другой раз он утверждает обратное, так как голоса слишком тихие.
Голоса идут сверху и больше справа. Он часто смотрел туда, но никого не обнаруживал. Однако голоса были так близко, что они не могли исходить от людей и проникать сквозь потолок, это были голоса духов. Голоса обвиняли его во всех его прегрешениях и никогда не ошибались. Он не знал, были ли это злые или добрые духи. Ему казалось, что люди, мимо которых он проходит, кричали ему вслед: