Аргументы Мелоуна одержали верх, и в пятницу утром я направился в Энмор-Гарденс. Я так спешил, чтобы попасть к назначенному времени, что очутился у дверей на двадцать минут раньше. Я поджидал на улице, когда мне показалось, что я узнаю машину «Роллс-Ройс» с серебряной стрелой на дверцах. Ну, конечно, это машина Джека Девоншайра, младшего компаньона крупной фирмы Морден. Он был мне известен как самый корректный человек, так что для меня было форменным ударом созерцать, как он появился в дверях, поднял руки к небу и весьма экспрессивно воскликнул:
— Черт его дери! Ах, черт его дери!
— Что с вами, Джек? На кого это вы так сердиты?
— Алло, Пирлесс! Вы также причастны к этой затее?
— Не совсем, но собираюсь.
— Ну, так вы увидите, что тут можно выйти из себя.
— И даже ваше самообладание лопается, по-видимому?
— Именно. Подумайте сами. Лакей мне говорит: «Профессор велел мне передать, сэр, что в настоящее время он весьма занят, изволит кушать яйцо, и если вы зайдете в более удобное время в следующий раз, он охотно вас примет». Так он и велел передать лакею. Могу добавить, что я пришел получить сорок две тысячи фунтов, которые он нам должен.
Я свистнул.
— Вы не можете получить денег?
— О, нет, в денежных делах он вполне корректен. Надо отдать справедливость старому горилле, — он щедр и не мелочен. Но платит он, когда ему вздумается и как ему нравится и ни с кем не желает считаться. Однако идите и попытайте счастья; посмотрим, как он вам понравится.
С этими словами он прыгнул в машину и уехал.
Я ждал, продолжая поглядывать на часы и ожидая точно назначенного времени. Я человек довольно сильный и сдержанный, выступаю в Белсайз-боксинг-клубе в среднем весе, но никогда еще я не испытывал подобного волнения перед деловым визитом. Волнение было не физического свойства; я знал, что сумею постоять за себя, если этот сумасшедший бросится на меня; это было смешанное чувство, где боролись страх перед публичным скандалом и боязнь потерять многообещающую работу. Как бы то ни было, всегда оказывается не так страшно, когда перестает работать воображение и начинается самое действие. Я щелкнул крышкой часов и подошел к двери. Двери открыл лакей с деревянными чертами лица и с таким выражением, вернее отсутствием выражения, точно он так привык ко всему, что ничто на свете не может его удивить.
— По приглашению, сэр? — спросил он.
— Конечно.
Он заглянул в список.
— Ваша фамилия, сэр? Так… совершенно верно, мистер Пирлесс Джонс… десять тридцать. Все в порядке. Мы должны быть осторожны, мистер Джонс, поскольку нас одолевают журналисты. Профессор, как вам, вероятно, известно, не одобряет прессы. Сюда, сэр! Профессор Челленджер сейчас принимает.
В следующий момент я очутился перед хозяином дома. Мой друг Мелоун описал его лучше в своем «Затерянном мире», чем я могу это сделать, поэтому описывать его подробно я не стану. За столом красного дерева сидел очень плотный человек с червой бородой лопатой и серыми большими глазами, полуприкрытыми густыми ресницами. Огромная голова была откинута назад, а борода торчала вперед; у профессора было выражение нетерпимости, раздражения и немого вопроса: «Ну, какого черта вам надо?»
Я положил на стол свою визитную карточку.
— Ага, — сказал он, взял ее и отстранил, точно она скверно пахла. — Так. Конечно. Вы — так называемый специалист мистер Джонс. Мистер Пирлесс Джонс. Можете поблагодарить своего крестного отца, мистер Джонс, потому что это ваше диковинное имя и привлекло впервые мое внимание.
— Я пришел сюда, профессор Челленджер, для делового разговора, а не для обсуждения моего имени, — ответил я с достоинством.
— Батюшки мои, да вы очень обидчивый человек, мистер Джонс! Ваши нервы находятся в легко возбудимом состоянии. Нам следует весьма осторожно вести дела с вами, мистер Джонс. Прошу вас, садитесь и успокойтесь. Я читал вашу брошюрку о мелиорации Синайского полуострова. Вы сами ее писали?
— Разумеется, сэр. Она же подписана моим именем.
— Вот именно. Вот именно. Впрочем, это не всегда совпадает, не так ли? Однако я готов принять ваши утверждения. Брошюрка обладает кое-какими достоинствами. Среди общей скудности и ограниченности суждений иногда мелькает что-то похожее на здравую мысль. Тут и там разбросаны крупицы мысли. Вы женаты?
— Нет, сэр, не женат.
— Тогда есть шансы, что вы сумеете сохранить тайну.
— Если я обещаю что-либо сохранить в тайне, я держу слово.
— Так. Мой юный друг Мелоун, — он говорил так, точно Тэду десять лет, — хорошего мнения о вас. Он говорит, что вам можно верить. Доверие для меня весьма важно, потому что ныне я приступаю к одному из величайших опытов, — могу сказать, к величайшему эксперименту в мировой истории. Я предлагаю вам участвовать в нем.
— Буду считать за честь.
— Да, это в самом деле большая честь. Должен прибавить, что я не поделился бы своей работой ни с кем, не имей она такого гигантского размаха и не требуй такого количества хороших технических сил. Теперь, мистер Джонс, заручившись вашим обещанием сохранить полную тайну, мы подходим к самому существенному моменту. Дело в том, что Земля, на поверхности которой мы обитаем, сама по себе представляет живой организм, обладающий, как я полагаю, кровеносной системой, дыхательными путями и собственной нервной системой.
Ясно, он сумасшедший.
— Я замечаю, что ваш мозг, — продолжал он, — не приспособлен к охвату идеи. Но постепенно он переварит ее. Вы не замечали, как степь и вереск напоминают шерсть гигантского животного? Подобная аналогия существует во всей области природы. Потом вы заметите периодическое опускание и подъем суши, напоминающее медленное дыхание животного. Наконец, вы заметите, как природа волнуется и почесывается, что для нашего лилипутского состояния выражается в землетрясениях и конвульсиях.
— А вулканы? — спросил я.
— Те-те… Они соответствуют тепловым точкам нашего тела.
У меня голова закружилась, и я лихорадочно искал возражения на эту чудовищную гипотезу.
— Температура! — воскликнул я. — Разве не установлено, что она повышается по мере углубления в Землю и что центр Земли представляет расплавленную жидкую массу.
Он отвел мое возражение.
— Вам, возможно, небезызвестно, сэр, поскольку начальные школы сейчас стоят на высоте, что Земля сплющена у полюсов. Это значит, что полюса расположены к центру ближе, чем всякий другой пункт поверхности, и, казалось бы, должны быть больше подвержены действию тепла, о котором вы говорите. Разумеется, вы не будете отрицать, что температура полюсов несколько ниже тропической.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});