Видя жестокое бешенство в глазах Императора, пэры притихли, боясь даже пошевелиться. То, что мне не удастся освободить Хатту, было для них очевидно, а рисковать, связываясь со психически неуравновешенным Императором, не хотел никто.
— Отлично, — Змей приторно улыбнулся, — Лэсса Омали, Вы все слышали. Станьте пэри — и тогда, так и быть, я выслушаю Ваши обвинения. Если же Вы не сможете вернуть Хатту за год — не обессудьте, но последствия Вам не понравятся. Я, как и Вы, не люблю людей, неспособных ответить за свои слова.
Пэри Эшита услужливо хихикнула, преданно ловя каждое слово Змея. Большинство пэров, так или иначе, поддержали её в этом, выражая откровенное злорадство. Их можно было понять: подобным личностям всегда приятно, если гнев вышестоящего выплескивается в их присутствии на кого-то другого. Людям этого сорта, прогибающим перед другими спины, для самоутверждения периодически нужно было увидеть чужое унижение.
Лишь несколько пэров, в числе которых были Слон, Эор Кот и Ящерица, прикрыли лица веерами, пряча истинные эмоции. Касаемо же Эжара…
Рыжий Кот взирал на меня своими черными, лишенными блеска глазами. И не было в нём ни злорадства, ни сочувствия, однако отчего-то я поняла: он меня запомнил. Это уже было немало.
— Что же, моя милая, — продолжил меж тем Эйтан, зло кривя губы, — Даю Вам три дня, чтобы подготовиться к долгой дороге. Можете идти, куда угодно, и делать, что угодно, но учтите: третьим утром мои люди Вас найдут. И проводят, чтобы Вы, не приведи боги, не передумали. Увести!
Грубо подняв на ноги, стражники поволокли меня прочь. В дверном проёме я, не удержавшись, оглянулась и встретилась глазами с Императором. И должна признать, что этот взгляд я не забуду даже на пороге Бездны: ты поймешь меня, читающий эти строки, если когда-нибудь заглянешь в очи загнанного в угол зверя.
Я отвернулась. Мне не стоило этого видеть.
Стражи проволокли меня через весь Дворец, и эхо шепотков, витающих в воздухе, неусыпно следовало за мною по пятам. Я криво улыбалась, наблюдая, как все встреченные мною люди, в том числе хорошо знакомые евнухи, презрительно отводят глаза. Впрочем, это мало удивляло… но отдавалось неприятной тяжестью в душе.
Сколько раз, глядя на этих жадных, жестоких, лицемерных тварей, я спрашивала себя: может ли умный человек вообще верить, что в этих существах есть нечто честное, гордое, что хоть кто-то из них может ценить другого просто так? Я всегда знала, что люди любят только оболочку. Мне ли не знать? Но отчего-то всегда так хотелось верить…
Я покачала головой и широко улыбнулась Золотому Дворцу, Ворота которого захлопнулись за моей спиной, обдав порывом ветра.
Прощай, мой Император. Я ещё вернусь.
Рассматривая издали роскошный особняк, выполненный в старошердонском стиле, я не могла не отметить наличие вкуса у его владельца. Белоснежные колонны, вычурный свод, поддерживаемый обнаженными статуями, многочисленные узоры и фрески, прославляющие красоту человеческого тела — все это буквально дышало богатством. Казалось, хозяин оного великолепия стремился подчеркнуть свой статус: об этом свидетельствовало также то, что громадный сад, простор которого невозможно было обхватить взглядом, сжирал львиную долю пространства престижного Одиннадцатого Яруса, где за каждый клочок земли шла отчаянная борьба.
Впрочем, стоит признать, я пришла не затем, чтобы любоваться красотами. Дрожь возбуждения гуляла по моему телу, а струна напряжения басовито гудела в груди, заставляя стискивать зубы. Я собиралась в тот миг шагнуть в Бездну — в самом прямом смысле этого слова, и осознавала: если сделаю первый шаг, пути назад не будет.
Секундные сомнения заставили мою руку замереть возле руны вызова. 'Ты с ума сошла, — шепнуло моё сознание подозрительно знакомым мужским голосом, — Это самоубийство!' Горько усмехнувшись, я резко нажала на сияющие письмена.
— Кто здесь? — вопросила пустота мягким женским голосом.
— Омали, к Господину. Доложите ему, что у меня есть информация для него.
Несколько мгновений было тихо, после чего мне сообщили:
— Пэр Эжар ожидает Вас, лэсса Омали.
Как только эти слова отзвучали, кованные ворота бесшумно разошлись в сторону, пропуская меня в сень тисовой аллеи, вымощенной белым мрамором. Обстановка, царившая вокруг, могла привлечь любого красотой и великолепием, но я пребывала не в том состоянии, чтобы по-настоящему концентрировать внимание на чём-либо: волнение в моей душе с каждым шагом нарастало. Можно сказать смело, что всё, что было важно, зависело от исхода этой встречи.
Спустя минуту особняк навис надо мною, словно горный кряж. Впрочем, высокие ступени действительно представлялись мне неприступными скалами — так непросто было заставить себя на них подняться.
Громадная белоснежная дверь, покрытая серебристыми узорами, медленно распахнулась передо мною. В светлом холле, изукрашенном множеством декоративных колонн, меня ожидала девушка-прислужница в белоснежной тоге. Она была обладательницей правильных черт лица, необычайно светлой кожи и потрясающей фигуры, созданной, чтобы будоражить воображение мужчин. Казалось, что одна из статуй, коими был заполнен сад, внезапно ожила.
— Следуйте за мною, лэсса, — попросила красавица. Голос у неё оказался под стать внешности: низкий, грудной и чувственный.
— Благодарю, — мягко отозвалась я.
Мы миновали роскошную колоннаду и лестницу, усланную мягким ковром. Разум мой, словно в бреду, выхватывал отдельные элементы окружающей обстановки, не позволяя, однако, увидеть полную картину. Лихорадочное возбуждение, владевшее мною, достигло своего пика, и все силы уходили на то, чтобы сдерживать панику.
— Мы пришли, лэсса. Пэр Эжар ждёт.
Я вздрогнула, когда передо мною, словно из ниоткуда, возникла вычурная белая дверь. Будто ощутив чужое присутствие, оная распахнулась, впуская меня в роскошный кабинет. Повинуясь обстоятельствам, я, словно через силу, сделала несколько шагов вперёд.
Обстановка комнаты, думаю, была весьма примечательна, но признаюсь: привлекла мое внимание во всем этом великолепии лишь одна деталь — сам хозяин этого жилища.
Эжар сидел в глубоком мягком кресле, небрежно поигрывая сигарой — баснословно дорогим благовонием, мода на которое каких-то три года назад докатилась до нашего острова из Сакии. Впрочем, увлекались этими странно пахнущими трубочками далеко не все. В силу обстоятельств сигары стали своего рода неизменным атрибутом богатых купцов, подчеркивающих таким образом свои связи и статус. Впрочем, о положении, занимаемом сидящим напротив мужчиной, кричало буквально все: и дорогая, со вкусом подобранная одежда, и перстни, унизывающие крепкие пальцы, и осанка, какой просто не может быть у человека подчиненного, и, конечно же, взгляд. Острые, словно лезвия, черные глаза Кота почти пугали, да так, что хотелось опустить голову, дабы их не видеть.