Читать интересную книгу Лёха - Николай Берг

— Пахнет, словно Жанаев курит. Только чуток посильнее — прошептал подошедший тихо артиллерист. Боец кивнул, соглашаясь. Чем же все‑таки так воняет?

Воняли валенки. Точнее то, что от них осталось — по следам, если не очень что попутал Семёнов и помогавшие ему бурят с артиллеристом, выходило, что наши бросили тут две трехтонки с грузом армейских валенок. Потом явились немцы, валенки выкинули и подпалили, а на машинах уехали. Судя по всему было это несколько дней тому назад, костер потух, но вонял изрядно. Следы хорошо сохранились — и глубокие вдавлины от колес автомашин — стояли долго на сыром грунте, и немецкие шипастые сапоги намяли тут следов и полоски от колес, буксовавших на рыхлом грунте — все это было легко читаемо, словно букварь какой.

— И что это им так валенки эти не понравились? Они же, смотрю, зимнего обмундирования вообще не имеют. Шинелка только тоненькая, да каска железная, ни ватников, ни телогреек, ни бушлатов, ни тулупов — удивился Семёнов. Уж что‑что а валенки зимой — лучшая обувка, куда там сапогам. И зима уже на носу, а тут валенок была не одна сотня. Жечь‑то зачем было?

— А немцы не знают, что это за вещь, валенки, у них такой обувки нет. Наверное потому и спалили, что не доперли для чего вещи. Ну так и хорошо — уверенно заявил Середа.

— Что хорошо? — поднял брови Лёха.

— Что спалили. А то глядишь одна бы их рота к зиме была бы готовой, а так — пусть мерзнут, собаки бешеные — артиллерист плюнул на кучу горелой обувки.

— Что они? Идиоты? Если они сюда поперлись воевать, так ведь должны бы знать, что тут за климат — спросил недоумевающий боец.

— Пес их знает, недоумков. Европа! Вон Наполеон — тоже приперся. Тоже 22 июня, тоже без теплых шмоток, вымерзли потом все. Как тараканы. Поди знай, с чего они так географию дурно учат — усмехнулся артиллерист.

— Они рассчитывали за два–три месяца победить СССР. Захватить все до Архангельска и Астрахани. Оттуда бомбардировщиками раздолбать заводы на Урале и встать на зимние квартиры — нудным голосом матерого школьного учителя неожиданно для себя сказал Лёха, неожиданно вспомнивший виденный еще в детстве научпоп фильм про операцию «Барбариска» или как — то в этом духе. И испугался зло блеснувшего взгляда красноармейца, побледнел.

— Тебе это Гитлер сообщил? Чушь какая — за три месяца. Не, на поезде, это да, вполне можно. Но с боями, на танках… — засомневался Середа.

— В штабе говорили, а я слыхал — невинно глядя на сурово глядящего Семёнова, вывернулся потомок.

— А ты и рад языком трепать. Это, может быть, военная тайна, а ты нам ее разболтал.

— Да брось, это же НЕМЕЦКАЯ военная тайна. Если оно и впрямь так, то они‑то ее, тайну эту сами‑то знают — усмехнулся артиллерист.

— Тайна — то немецкая. А кто‑то нашим ее доложил. А к той немецкой тайне у немцев не так много народу допущено, а? И значит нашего человека могут вполне найти. Оно того надо? — с ходу посадил артиллериста в лужу Семёнов. Ему странно было, что такие самоочевиднейшие вещи людям не понятны.

— А, ну если так — согласился Середа и еще раз плюнул на кучу огарышей.

— Все, пошли отсюда, нечего нам тут делать — решительно сказал красноармеец и повел товарищей в лес. Чертов потомок видно размяк, расслабился, взял вот и ляпнул совершенно ненужное язычищем своим длинным, идол окаянный! Одна радость — три месяца уже прошли, а немцы никак не могли поспеть до Архангельска и Астрахани. Значит проваливается у них план, а они, придурки, валенки жгут. И это — хорошо! Про Наполеона Семёнов мало что знал, вроде был такой французский не то король, не то даже император (разницу между этими двумя чинами боец не очень различал) и пришел он сюда с миллионом народа и весь миллион тут в России и остался. Вроде да, померзли. Тут к удивлению бойца ему люто зачесалось узнать — а нынешние‑то немцы — они как, тоже мерзнуть будут, или его наблюдение про худобедность немецкой одежки не оправдается?

Нет, вот ведь. До чего любопытство разобрало! Семёнов усмехнулся. Он всегда гордился своей сдержанностью и мужским достоинством, а тут как старой бабе охота сплетни послушать. Стыдно! Но очень хочется. И — не удержался, выбрав местечко для дневки и выдав осунувшемуся артиллеристу самогонки — попугивал, честно говоря, вид Середы, бледный что‑то был артиллерист и руку свою теперь как‑то особенно берег, все‑таки досталось ему видать не по–хорошему и болела теперь раненая рука, не хватало еще чтобы расхворался он тут, так вот, выдав водки, и озадачив бурята оборудованием лежбища повел в сторонку потомка — за еловым лапником, попутно жалея, что нигде не попался топорик, без топорика трудновато в лесу штыком обходиться.

Когда остановились и Семёнов повернулся к Лёхе лицом тот тут же шепотом заявил:

— Брось, понял я все. Зря встрепнул. Буду осторожнее, честно.

И видно было, что — осознал. Минуту еще боец помариновал провинившегося строгим взглядом — как это делали перед строем ротный и взводный, потом не утерпел и спросил:

— Они что, действительно за три месяца хотели нам шею сломать?

— Да, у них такой план был. Я фильм видел — тут потомок запнулся, явно не желая упоминать неподходящую «Барбариску», но видно что‑то вспомнил и поправился: «План Барбаросса» это называлось.

— И что Москву возьмут? Как Наполеон?

— Нет, помнится с Москвой у них все раком пошло. Торбой с кручи — не очень понятно, но явно стараясь говорить как понятнее для красноармейца, выразил свою мысль потомок.

— А мерзнуть эти сволочи будут?

— Еще как! Вот что будут — так это мерзнуть — со злорадным удовлетворением сказал в ответ Лёха.

Красноармеец вздохнул. Пустячок вроде, а все в радость. Боялся он услышать, что отделаются эти фрицы, принесшие столько ужаса и лишений, легким испугом. Спрашивать дальше не решился, закончил разговор. Ну его, узнаешь что лишнее. Ни к чему, не баба же он, любопытство сгубить может, особенно в серьезных делах. Идти еще далеко, трудности предполагались серьезные. На том беседа закончилась и оба пошли помогать в обустройстве лежбища. Теперь надо было отдохнуть перед следующим рывком. Завтра перед рассветом как раз надо будет двинуться дальше. Одна радость — теперь в места поглухоманнее идти надо будет, опасность встречи ниже гораздо. Это хорошо, не надо нам напарываться на всякие нерприятности, сыты уже досыта.

Эммануил Моравец, инженер–механик, мастер Организации Тодта

Мощный «Вандерер» нес нас по просторам покоренной России. Отличная машина! Герр Генрих, правда, иногда ругается — мощности мало ему, полного привода не хватает, длинная база. Зато и клиренс очень большой! Мы где уже только не пролезали на ней. Хотя, по — правде говоря, заслуга в этом герра Генриха. У него любая машина едет так, как он хочет. А эту машину он вообще сам купил. Говорит, когда его решили отправить сюда, то сказали, что пока машин свободных нет. Так он просто пошел и выплатил стоимость машины в кассу. И теперь воюет на своей машине.

В этом весь герр Генрих. Генрих Ремлингер, Ветеран Великой Войны, ветеран Автокорпуса, мотогонщик, путешественник, охотник. Очень смелый и решительный человек, даже резкий, любитель подраться. В Белостоке он, говорят, в одиночку дрался с тремя танкистами в каком‑то ресторане — они обозвали его тыловой крысой. И спас танкистов только патруль, прибежавший на шум. Причем, когда их разняли, герр Генрих чуть не силой усадил всех, в том числе и патруль, за стол, и заказал на всех пива, за свой счет. С деньгами у него, по его словам, никогда не было нужды — даже в голодные послевоенные годы. Я помню это страшное время детскими воспоминаниями, мне было пять лет, когда кончилась война. Не лучшие воспоминания, поверьте, даже у нас в Чехии было нехорошо, а в Германии говорят, и совсем плохо.

Однако герр Генрих и тогда не голодал. И дело не в его происхождении — наоборот, он спас семью отца от разорения. Умный и решительный, он строил железные дороги в Африке, участвовал в ралли, работал в России. На память о тех временах у него шрам на руке — следы укуса какого‑то хищника, и черная повязка на левом глазу — авария на мотогонках. Его везде ценили и платили очень хорошо. А уж после начала Возрождения и подавно. Фюрер поднял страну из праха, специалисты нужны были везде. Автокорпус даже проводил в его родном городке гонки для юношей на мотоциклах, в его честь.

И выглядит мой товарищ очень импозантно, по–мужски. Военная форма ему к лицу, хотя это не совсем наша форма. То есть она наша — чешская, такую носили военные в Чехии до воссоединения с Рейхом, но отличается от вермахтовской и цветом и видом. Постоянно из‑за этого путаница с армейцами. То и дело возникают недоразумения, наших сотрудников и обстреливали и в плен брали. Принимая за русских, разумеется. Даже, несмотря на заметные издалека нарукавные повязки — для совсем уж слепых идиотов.

Я немножко завидую умению герра Генриха носить форму так подчеркнуто элегантно. На мне она сидит чуточку мешковато, и мне никак не удается приобрести такой же бравый вид. Но все же лучше хоть такая униформа, чем гражданская одежда — так мы работали во Франции и путаницы с армейскими энтузиастами было еще больше, прекрасно помню, как один такой герой сорвал нам ремонт дороги, просто разогнав своим танком наших рабочих.