Читать интересную книгу Старый дом (сборник) - Геннадий Красильников

— Ах ты, стерва! — неожиданно в сердцах выругался Вася, направляя машину прямо на курицу, которая безмятежно купалась в пыли посреди дороги. Курица отчаянно закудахтала, захлопала крыльями и в последнюю секунду успела увернуться от верной погибели. Огромный огненно-рыжий петух, наблюдавший эту сцену, потряс малиновым гребешком и прокричал вслед машине что-то пронзительное, должно быть, тоже крепко ругнулся.

…Узнав о приезде нового председателя (весть эта каким-то образом за полчаса обошла всю Бигру), вся деревня от мала до велика собралась в помещении начальной школы, люди толпились даже в сенях. Пробираясь к дверям, Кудрин услышал чей-то насмешливый голос: "О-о, новое начальство заявилось, надо показаться, чтоб после не кусался!" Курившие в сенях мужики сдержанно засмеялись, ощупывая глазами "новое начальство". Кто-то невидимый в толпе с затаенным беспокойством в голосе добавил: "С этим надо поосторожнее, Видали, какой? Из майоров…" На приветствие Кудрина ответили неохотно, вразнобой.

Кудрин не намеревался проводить в Бигре собрание, но люди собрались, им хотелось поговорить с новым председателем. "Привыкли митинговать!" — невесело подумалось Харитону.

Первым выступил секретарь бригадной парторганизации — невзрачный, с белесыми бровями человек. Говорил он скучно, по-газетному, и едва кончил, как тут же попросил слова пожилой колхозник с кирпично-красным, обветренным лицом. "Кто такой?" — шепотом спросил Кудрин у секретаря. "Самсонов Григорий. Дочка у него в Акагурте — учительница".

Самсонова слушали с вниманием, не прерывали, а когда в сенях зашумели ребятишки, на них сердито цыкнули: "Тише, вы! А ну, марш отсюда, шпаненки!"

— Говоря по сучеству, — начал он, — я согласен с товарищем секретарем партийной организации: излишки личного скота вредят колхозному делу. Правильные слова, колхозу надо подсоблять, без колхоза мы не можем… Однако, товарищи, нельзя забывать человека, живого человека, трудящегося! Наша Советская власть что говорит? Советская власть прямо говорит: самое ценное для нас — это человек. Значит, товарищи, всячески надо подымать нашего советского человека, чтобы ему с каждым годом жилось легче, чтоб получал он по своей потребности и не знал ни в чем нужды и недостатка. Правильно я говорю, товарищ Кудрин?

— Ну, положим, так. Продолжай, Самсонов…

Вслушиваясь в гладкую речь Самсонова, Харитон с растущим беспокойством думал: "Вот он и есть, говоря "по сучеству", один из тех, с кем мне придется схватиться. Чисто брешет, дьявол! Вишь ты, куда загнул: человек, говорит, дороже всего. Верно, не подкопаешься! Только чересчур однобоко берет, насчет потребностей сказал, а о труде ни полслова. Ну, ну, послушаем…" Секретарь парторганизации тронул его за рукав, указал глазами на Самсонова: "У человека всего четыре класса, а здорово получается, верно? Самородок, культурный мужик…" Кудрин рассеянно кивнул: "Да, да, интересный тип…" Тем временем Самсонов продолжал:

— …Вот я и говорю: пора людям дать передышку, чтоб пожили они в свою охотку, то есть по своей возможности. Спрашивается, за что мы проливали свою кровь, насмерть воевали против немецкого фашизма? За хорошую жизнь народ воевал, так я понимаю?

Из дальних углов послышались возбужденные выкрики:

— Правильно, чего там!

— Немца свалили, пора самим пожить!

— В точку попал, Григорий Евсеич! Валяй дальше…

Чувствуя, что зал на его стороне, Самсонов развивал свое наступление:

— Теперь рассмотрим с другой точки. Вот, к примеру, кое-кто в правлении тычет мне в глаза тем фактором, что у меня якобы чересчур много скотины. Хм, интересно получается, товарищи! Как я понимаю, личная собственность колхозника покуда не запрещена законом, так? Так! Имею я, скажем, одну корову и восемь овцематок, и кому, спрашивается, до этого дело? Скотинка-то у меня не ворованная! И дело хозяйское, как я буду пользоваться своей животиной: хочу — продам, а не захочу — сам скушаю, с кашей или просто так!.. Ежели я в состоянии прокормить за зиму десять овечек — я и держу десять, а другой опять же смотрит по своим возможностям. Тут единой мерки быть не может, каждый живет на свой аршин…

Кудрин жестом остановил Самсонова.

— Стоп, стоп, минуточку! Мы тебя выслушали, Самсонов, а теперь запасись терпением, послушай других. Вот ты говоришь, что имеешь в личном хозяйстве корову, восемь овцематок, так? А известно тебе, сколько скота в нашем колхозе? Ага, не считал! Тогда, будь добр, объясни, почему ликвидировали свиноферму в вашей бригаде? Сколько голов пало, сколько на сторону растранжирили — это тебе тоже неизвестно?

— На это есть счетоводы, учетчики, — пробормотал Самсонов. — Мое дело сторона, мы рядовые колхозники…

— То-то, не считал, Самсонов! В том-то и беда, что нет тебе дела до общественного скота, цепляешься за хвост личной буренки! Позволительно спросить: кто же в таком случае в ответе за колхозное стадо? Скажете, правление колхоза? Да, в первую голову правление! Но ведь вы тоже являетесь частью одного колхоза, вы тоже держите свою долю ответственности! Или для вас законы не писаны, Устава сельхозартели не признаете? Отвечай же, Самсонов, собрание ждет.

Самсонов, криво улыбаясь, пожал плечами, ища поддержки, обвел глазами сидящих в зале. Большинство отворачивались, другие с деланным сочувствием подмигивали: дескать, давай, Григорий Евсеич, не тушуйся, режь правду-матку, чего там! В глазах его вспыхнули и потухли искорки злобы: "Та-ак, дорогие земляки… Пили вместе, а похмелье врозь? До собрания небось уговаривали: "Скажи слово за всех, ежели что, поддержим, а тут в кусты? Поддержка наша, что удавленнику веревка… Ну, погодите, дорогие односельчане!"

Оправившись от первой растерянности, Самсонов изменил свою тактику и вдруг поддержал председателя:

— Правильно, товарищ Кудрин, Устав сельхозартели для нас — наипервейший закон. Извините, товарищ Кудрин, вы меня прервали, я хотел сказать о другом… Каждый колхозник в ответе за общественное добро, это вы очень справедливо заметили. А у нас как получается? У нас в бригаде чересчур увлекаются личным хозяйством, к примеру, той же скотинкой. По-моему, это для колхоза есть прямой вред. Я предлагаю и голосую первым, чтобы в каждом хозяйстве держать минимум скота: одну корову, двух овец и для желающего — одну свинью!

Собрание ахнуло, услышав такое: Самсонов отомстил за себя, да еще как! Одним ударом не то что семерых, а и всю деревню заставил охнуть. Знал, куда бить!

Кудрину оставалось лишь мысленно развести руками: ловко вывернулся старый лис! И ему ничего другого уже не оставалось, как выступить в поддержку своего неожиданного "союзника": он поставил на голосование предложение Самсонова. В зале стоял невнятный говор, до сцены долетали отдельные слова: "Три дня в колхозе, а уже коготки выпускает… не краденая скотина… кто сколько может… Лебедой питались, а он в это время…" Постепенно шум улегся, в тишине явственно донесся чей-то запоздалый хохоток: "…проголосуем, пущай успокоится, а мы все равно свое, хо-хо!" Кудрин наблюдал за Самсоновым: к нему со всех сторон тянулись люди, о чем-то возбужденно говорили, доказывали, спрашивали, а он отвечал коротко, указывая бородкой в сторону президиума. Нет, хозяином положения все-таки оставался он, бигринцы хорошо поняли его маневр, и когда Кудрин повторил предложение сократить поголовье скота в личном пользовании, первым поднял руку Самсонов, а за ним потянулись и остальные. "Ну что ж, пусть покуражится новый председатель своей легкой победой. Пошумит и перестанет, как было, так и останется…"

Кудрин понимал, что это еще только начало, а впереди долгая и упорная работа, но первый шаг все-таки был удачным, и он повеселел:

— Переходим, товарищи, к обсуждению второго вопроса, — бодро объявил он, — ваша деревня пользуется дурной славой: чуть ли не в каждом хозяйстве гонят самогон. В самое неподходящее время вы устраиваете пирушку, а работа между тем стоит. Давайте на этот раз обойдемся без милиции, сами между собой договоримся по-хорошему: положить конец самогоноварению, а все аппараты сдать добровольно. Мне думается, тут и обсуждать нечего, вопрос ясен. Или будут другие предложения?

В глубине зала нетерпеливо взметнулась рука. Не дожидаясь, пока ему дадут слово, вперед протиснулся пожилой, с квадратным лицом колхозник. Правый его глаз был подернут бельмом, оттого он голову держал косо и этим здорово смахивал на петуха, нацелившегося на горошинку: "Клюнуть самому или подозвать курочку? Ого-го, а горошина отличная!"

— Насчет самогона, товарищ председатель, — начал он хрипловатым, прокуренным голосом, — это верно, это у нас есть. Хоть и не все, но варят помаленьку… А отчего? Вот в этом и есть заковырочка! Водка — она нам не по карману, больно кусачая, а от самогона польза вдвойне: дешево обходится, а главное — барду от нее получаем, то есть тем же хлебом скотину свою кормим… Вот ведь оно что, товарищи дорогие! Без барды нам вовсе невозможно, потому как колхоз нам кормов мало выделяет…