Когда орк закончил, Гхай покачал головой: «Прости, Гхирыжш, не могу. Никто из нас не может». И обратился ко мне: «Чшаэм, у тебя нож бъёрнингский был. Он где?»
– В мешке, – сказал я. – Сверху лежит.
– Я отдам ему? – попросил Гхай. – Нам лишняя тяжесть, а у них с клинками плохо. Наконечники на копьях и то у многих каменные. Отдам, а?
– Давай, – согласился я и повернулся к нему спиной.
Гхай вынул из мешка тяжёлое оружие «медведей» и протянул его орку. «Не можем остаться, – извинился он ещё раз. – Возьми. Подарок». Орк растерялся, было, а потом, протянув руки, принял нож в дрогнувшие ладони. Вытянул клинок из ножен, потрогал лезвие пальцем, одобрительно цокнул, и вдруг, прижав нож к груди, словно боялся, что мы его отберём обратно, начал часто кланяться, быстро-быстро тараторя что-то. «Не надо, – покачал головой Гхай. – Пусть он тебе хорошо послужит. Удачи тебе, Гхирыжш-Шин-Нагх».
Орк поклонился ещё два раза, мне и Гхаю отдельно, и отошёл, пятясь.
– Это Гхирыжш, – грустно сказал Гхай, глядя, как орка окружили его товарищи. – Вчера познакомились. Будет вместе с этими снагами колодец защищать. Если два часа продержатся, уу-гхой с ребятишками успеют далеко в пустыню уйти. Жалко парня, всего неделю, как имя получил.
– А потом? – спросил я. – Потом-то что?
– Что потом? – удивился Гхай. – Снаг перебьют. А остальные потом вернутся, через несколько дней. Не могут же они без воды вечно по пустыне ходить.
– Не будет у них никакого потом, – вмешался в наш разговор подошедший Гхажш. – И некуда им будет возвращаться. Когда они обратно придут, колодец будет трупами завален и песком засыпан. Так нынче стрелки воюют. Я им объяснял, что всем здесь надо драться, либо всем уходить. Тогда, может, хоть половина выживет. Не верят. Ни мне, ни Угхлууку. Думают, обойдётся.
– Ладно, хватит сопли жевать! – закончил он неожиданно и зло. – У нас своё дело! И нам надо его сделать! Уходим.
Когда мы поднялись наверх котловины, уже выглядывал из-за окоёма краешек солнца. В его отсветах был виден орочий караван, поднимающийся по северному склону. Наш путь лежал на восток. Навстречу свету. Последний раз я оглянулся на деревню, и в этот миг снизу, от колодца, донеслось пение.
Обычно Тёмное наречие звучит грубо и неприятно для уха, но пятнадцать десятков уу-снага пели высокими и чистыми детскими голосами, и этот слитный звенящий звук будил во мне тоску и сожаление.
– Что они поют? – спросил я Гхажша.
– Песню снаги перед боем, – ответил он. – Умирать готовятся.
– Переведи, – попросил я.
– Некогда, – сказал он. – Идти надо.
– Я переведу, – вдруг заговорил корноухий эльф, державший под уздцы бактра.
«Враг – впереди,А жизнь – позади,Нам некуда отступать.Встань поближе, друг,Да натягивай лукИ даром стрелы не трать.Щит – на руке,Клинок – в кулаке,Убей и зарой свой страх.Не время тоске,Коль яд на клинке,И враг в десяти шагах.Нет слез и слов,Обычай суров -Без имени умирать.Но это война,И покажет она,Кому имена давать.Кто разберёт,Как жребий падёт.Кто выживет – будет знать.О мёртвых народПесни после споёт.Придёт пора – вспоминать.
Закончилась песня, замолчал эльф, а я всё стоял. Внутри меня отголоском орочьего напева звучал высокий и чистый звенящий зов Сторожевого горна родного Тукборо. «Вставай! Беда! Вставай! Враги! Вставай! Не спи! Тревога!» -
– Идём, Чшаэм, – сказал Гхажш. – Не надо оглядываться. Идём.
И мы пошли навстречу солнцу, постепенно ускоряя шаг и переходя на бег. Мы бежали, склонив головы, чтобы встречные лучи не слепили глаза, и сквозь мерный топот тяжёлых походных сапог в мой разум всё настойчивей и настойчивей пробивался зов горна. «Вставай! Беда! Вставай! Тревога!»
Глава 31
Ненавижу песни и музыку эльфов. Дедушка Сэм приходил от них в восторг. Я ненавижу.
Мы бежали чуть меньше часа, а потом я остановился. Остановился неожиданно даже для самого себя. Просто понял, что не могу бежать дальше. Не оттого что устал. Я понял, что должен вернуться. Не спрашивайте меня почему. Может быть, потому, что я не мог оставить в беде тех, чей хлеб ел. Может быть, меня поразила грустная, звенящая песня снаг. Может быть… Да мало ли, что может быть. Неправильно это было – взять и убежать. Это было разумно, но это было неправильно. Правильно было – вернуться. Это было страшно, до ледяной ломоты в коленях, но это было правильно. И я остановился.
– Ты чего? – Гхай едва не сбил меня с ног, с размаху ткнувшись в спину.
– Я возвращаюсь, – ответил я.
– Как это? – не понял Гхай. – Куда?
– В деревню, – пояснил я. – Обратно в деревню.
– Незачем, – подошёл к нам Гхажш. – Незачем тебе возвращаться. У нас есть дело, которое мы должны сделать. Там ты ничем никому не поможешь.
– Может быть, – сказал я. – Даже, наверное. Но я возвращаюсь.
– Ты не можешь вернуться, – возразил Гхажш. – Я тебе говорил, больше у тебя не будет возможности передумать. Мы должны идти дальше.
– Идите, – пожал я плечами. – У вас есть дело. Я выбрал себе другое. Ты сам мне объяснял, что вся наша жизнь зависит от сделанного нами выбора. Я выбрал, и ты не можешь меня лишить того, что я выбрал.
– Могу, – вдруг жёстко сказал Гхажш. – Ты стал одним из нас. Ты помнишь, что бывает за нарушение приказов?
– Ты решил лишить меня имени? – спросил я. – Или просто убить прямо сейчас? Можешь попробовать. Но этим ты мне ничего не докажешь. Я хочу вернуться. Я не могу убегать, когда там детей убивают.
– О каких детях ты говоришь? О снагах, что остались защищать колодец? Забудь о них. Они всего лишь снаги. Те, кто не совершил ничего достойного, чтобы получить имя. Они хвост, отброшенный ящерицей. Им предопределено умереть сегодня, и они умрут. Зачем ТЫ хочешь умереть вместе с ними? Ты можешь это хотя бы объяснить?
– Не могу, – честно сказал я. – И я не хочу умирать, я хочу им помочь. Хоть чем-то. Даже, если это грозит мне смертью. Ты говоришь – снаги. Сколько лет этим снагам?
– Какая разница? – удивился Гхажш. – Ну лет по двенадцать-одиннадцать, к чему это?
– Они дети. Дети, защищающие свой дом. Я хочу им помочь.
– Я тебя не понимаю. Какое значение это имеет? Гхай, сколько тебе лет?
– Пятнадцать, – хмуро ответил Гхай.
– Гху-ургхану тоже было пятнадцать. Урагху – восемнадцать. Мне – двадцать два. Какое значение имеет, кому из нас сколько лет? Взрослым делают не годы, а дела. И снаги делают то, что должно им делать. Ты думаешь, среди них есть хоть один, кому приказано было там остаться? Каждый из них решал это сам. Это их выбор, не твой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});