За разговором мы прошли вдоль побережья залива и начали подниматься в гору, где, за небольшим еловым леском, прятался колхозный поселок.
* * *
Я вам уже говорил, что при слове «колхоз» каждый представит свое — и в случае с дядькой Ниты напрочь ошибется? А что вы представите при словах «дом колхозника»? Лично у меня было две ассоциации: небольшой деревенский дом, обитый досками, такой, в каком я жил, когда «уезжал в Талган» или белокирпичный дом комнаты на три, с шиферной крышей, уже из нашего времени.
Дом дяди Драка смог меня удивить.
Он был деревянный, все правильно. И досками был оббит, пусть не крашеными, а черными, возможно, просмоленными, а может, просто почерневшими от времени. Вот только величиной этот домик был… хорошей такой величины.
Шесть окон в ряд, и это только на торце здания, вокруг которого оббегала этакая галерейка с низкими перильцами, высокое крыльцо, вообще деревянный фундамент поднят так, что скорее уже похож на недоразвитый первый этаж. Окна, соответственно, получается — этаж второй. А над ними, под самой крышей в вернем углу фронтона — балкон и еще несколько окошек.
Неплохо живут рыбаки…
Как я успел заметить, второго такого большого дома в поселке нет. Хотя и остальные непохожи на крохотные хибарки, вполне себе приличные домики.
А за домом росли яблони. Деревьев так десятка три. И это еще не считая огорода и хозпостроек. Соток так на сорок пять-пятьдесят, точнее не скажу, у меня глазомер не очень. Неплохо так для колхозника, которому, насколькопомню, разрешали не больше шести соток приусадебного хозяйства[5].
— А разве можно столько яблонь? — у меня в голове всплыла где-то прочитанная или услышанная информации о том, что колхозникам и сады нельзя было держать, отчего они их вырубали.
— Ну… — замялся дед Паич, — Отчего ж нельзя… Налог плати, да и хоть всю землю засади. Ох, грехи наши тяжкие… Раньше-то, при товарище Силине, налог от дохода платили. Считали, что на один гектар яблоневого саду — 4200 рублей дохода. А на наши десять соток — четыре сотни с небольшим. У кого доход меньше семисот рублей — 50 рублей налога[6]. Заплатил — и гуляй себе. Потом, в войну, подняли, значит, налог подняли, по 160 рублей дохода на сотку насчитывать стали, и по 8 копеек налога с каждого рубля дохода. Наш сад на сто двадцать восемь рублей потянул[7]… А после войны — одиннадцать копеек, это уже, сам считай, сто семьдесят шесть[8]. Нее, ну тут, конечно, тоже можно, продал блоки на рынке, значит, по два рубля за кило, вот тебе и, значит, девяносто килограммов продать надобно, а с одного дерева мы больше сотни снимаем. А их у нас, тридцать два, как никак…
— Дедушка, — я слегка ошалел от легкости, с которой старый дедок оперирует цифрами, — А сколько будет 32 умножить на 58?
— Так это… Тыща восемьсот пятьдесят шесть. А что?
— Нет. Ничего. Больше вопросов не имею.
Ничего себе калькулятор с бородой!
— Я ж, внучок, у нас в колхозе счетоводом был, меня просто так цифирью не собьешь, — Паич хитро прищурился и тут же задумался, — А о чем это я говорил?
— О налогах.
— А, ну да! Так вот яблоки, конечно, продавать можно, только они ж у всех, цену хорошую не возьмешь, да и у нас — белый налив, он лежит плохо, гниет быстро. Не, ну, конечно, выкрутиться можно и тут…
Дед подмигнул мне и тут же получил тычок от почему-то рассердившейся Нитки:
— Ты же обещал! Когда налог снизят!
— Ну так… Обещал, конечно… Когда снизят…
— Его уже пять лет как снизили!
— Ага… — дед повернулся ко мне, — Теперь, значит, считают не от дохода, а от площади[9]. Девять рублей с сотки, с нашего садика всего-то девяносто получается… А не пятьдесят! — торжествующе повернулся он к Нитке, — Вт когда до пятидесяти скинут — тогда и брошу, вот как бог свят — брошу!
Нитка только вздохнула.
* * *
Причину ее недовольства дедом я понял чуть позже. Когда меня припрягли — кто бы сомневался — помочь по хозяйству.
В доме кипела работа: несколько женщин разных возрастов, с которыми меня по быстрому познакомили и чьи имена и родственные связи я тут же забыл, таскали яблоки из сада, быстро их сортируя, одни укладывая в деревянные ящики, другие, битые и мятые, наскоро обтирали тряпкой и толкли в кашу увесистым пестом в деревянном бочонке. Ящики нужно было таскать в одну сторону, бочонки — в другую. Нитку отправили «на родник за водой», с двумя ведрами на коромысле, а мне доверили перетаскивание ящиков с яблоками в кладовку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Пройдя темным узким коридором, я занес ящики в помещение, которое можно было бы назвать просторным, если бы в нем были окна и свободное пространство — все было забито яблоками, от которых одуряющее пахло, собственно, яблоками и чуть-чуть — кислятиной.
— Дедушка Паич, — спросил я вынырнувшего откуда-то старика, — Тебе не кажется, что яблоки подгнивают?
— Нее, — хитро усмехнулся дедок, — Не успеют.
Он оглянулся, подмигнул мне и подвел за руку к висевшим на стене той же кладовки тяжеленным даже на вид тулупам. Засунул за них руку, чем-то щелкнул — и часть стены, вместе с тулупами, отошла в сторону, открывая проход еще в одно помещение, в котором тихонько побулькивали бочонки, источавшие знакомый запах браги.
— Я, — прошептал дедок, — с каждой яблони по пять четвертей[10] чистого получаю. Одна бутылка по десять рубчиков идет. Вот и считай.
Четверть — это литра три. Пятнадцать литров самогона с дерева, умножить на два, чтобы получить бутылки, умножить на десять, умножить на тридцать два дерева… Десять тысяч. С округлением.
— Пусть поднимают налоги, черти.
Ай да дед Щукарь, ай да старый бутлегер!
Улыбаясь своим мыслям и хитрости старика, я подошел к входной двери, чтобы выйти на крыльцо, открыл ее — и замер.
На меня смотрело черное дуло пистолета.
[1] Как считает Гугл по запросу «мотоботы»
[2] Старое название рыболовецкого траулера. Сейчас так называют только военные корабли, предназначенные для поиска морских мин
[3] Из капрона, конечно. Производство капрона в СССР начало в 1948 году.
[4] В нашем мире такая нить называется фильдекос — тонкая хлопчатобумажная нить, произведенная по особой технологии. Замена названия обусловлена тем, что фильдекос означает «шотландская нить». А в мире ОРС нет Шотландии.
[5] Герой путает с размерами дачного участка для горожанина. Размер земель под личное хозяйство колхозника ограничивался половиной гектара.
[6] Закон СССР о сельскохозяйственном налоге от 01.09.1939 года
[7] Указ Президиума ВС СССР от 03.06.1943 года
[8] Указа Президиума ВС СССР от 13.07.1948 года
[9] Закон СССР о сельскохозяйственном налоге от 08.08.1953 года
[10] Четверть — мера объема, примерно в три литра
Глава 79
— Ух ты, какое у тебя оружие! — проговорил я, быстро отводя ствол вверх и извлекая пистолет из руки напавшего.
— Ага, мировой! — довольно подтвердил тот.
Нет, я, конечно, вижу, что «нападающему» — лет семь-восемь от силы. Белобрысый круглоголовый мальчонка, в широченных черных штанах на лямках и белой — ну, когда-то — рубашке. Вот только я, знаете ли, не ясновидящий. И не могу с первой же секунды определить, игрушечный у него пистолет, или он у папы-милиционера его взял поиграться. А то и просто — играли в лесу, да и нашли под елкой. С войны всего-то чуть больше десяти лет прошло, мало ли что здесь немцы с финнами под елками забыли…
Нет, все же игрушечный. Тяжеленный, литой, то ли свинцовый, то ли, что вероятнее — оловянный. Покрашен черной краской и на первый взгляд и вправду похож на карманный «браунинг».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Держи, — я вернул оружие владельцу, потрепал его по стриженой голове и шагнул на крыльцо. Там ящиков с яблоками еще… Немало.
— А ты кто?
— Ершан.
— А ты откуда?
— Из Талгана.
— А что ты здесь делаешь?
— Яблоки ношу.
Мальчишка бежал за мной короткой рысью и вопросы сыпались из него, как из прохудившегося мешка.