Читать интересную книгу "Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв"

менее ковок, нежели обезьяна?

И он начал колоть дрова, благо и топор был не просто топором, а колуном.

Поначалу дело шло туго. Вадим знал, что березовые или сосновые поленья колоть одно удовольствие, а вот дубовые – мука, но какие поленья были перед ним, понять не мог: как всякий горожанин в пятом поколении и интеллигент в шестом, и дуб, и березу он представлял в виде набора букв, в лучшем случае видел на пейзажах Шишкина или Левитана. Но там они другие – высокие и не очень деревья, покрытые листвой, под лучами солнца или струями дождя. А тут – припорошенные снегом поленья. Поди, и сам Шишкин не разобрал бы, сосна или дуб перед ним. Или кедр? Колония в Гваздевском воеводстве была на южной границе Московии, в Диком Урочище каких только деревьев не росло, а рубили их без выбора, сторонясь разве анчара. Что рядом оказалось, то, надо думать, и рубили.

То есть думать-то как раз и не надо, надо рубить, в смысле – колоть.

И Вадим разошелся. Колун ли по руке попался, либо гены пращуров очнулись от векового сна, но рубил он хоть и не скоро, да споро. Не иначе березовые, поленья-то. Порубит, отнесет дрова в дровяник, опять порубит, опять отнесет. И никто над душой не стоит, в спину не целит. Красота! Одно слово – легкий труд. Был бы весь труд таким легким, он бы и не думал никогда, не вспоминал и из трудновоспитуемого стал бы воспитуемым легко или даже превратился в верного, не знающего сомнений… А вдруг они потому и верные, что у них всегда легкий труд? Да еще не снаружи Столовой, а внутри?

Но и эти мысли вскоре оставили Вадима, и он полной мерой познал освобождающую силу работы – ни укоров совести, ни рефлексии, ни дурных предчувствий. Да и с чего им взяться, дурным предчувствиям, когда полешки раскалываются прямо-таки с удовольствием? Даже снежный нетопырь, что пролетел в стороне, не обеспокоил, летит – и пусть себе летит. А вдруг это и не нетопырь вовсе, а просто ветром стенгазету сорвало, подхватило и понесло? Или кусок белого пластика: хоронили в колонии не в черных мешках, а в белых – и наряднее, и найти, откопать в случае надобности проще, и на белом много удобнее, чем на черном, вывести несмываемым маркером что-нибудь нужное, например «Щ-331». Вадим хотел было сплюнуть или по дереву постучать, его тут завались, дерева, но передумал: чему быть, того не миновать, а раньше ли, позже – какая разница? Вселенная тоже схлопнется в маленького вируса, а прежде солнце вспыхнет и всех сожжет, но кого это волнует? Тем более что вирус вселенной через пару триллионов лет – если время вне вселенной имеет смысл, – глядишь, опять начнет размножаться…

Но и эти мысли покинули Вадима, оставив незамутненным упоение трудом, и он даже расстроился, когда било велело всей колонии, а стало быть, и ему оставить общественно-полезный труд и заняться заботами личными, мелкими и не важными.

Он прибрал за собой все до последней щепочки и пошел к Старшому Столовой.

Старшой взял из рук Вадима топор, поднес обух к сканеру, посмотрел на экран. Здесь было все – число ударов, их сила, ритм, эффективность.

– Да ты, брат, махать топором горазд, вон сколько наработал! – И наградил Вадима премблюдом – драниками из мерзлой картошки.

А впереди ждали целых тринадцать счастливых дней…

Сливы Толстого Льва

Пришло лето, и мама принесла сливы – большие, похожие на куриные яйца, только не белые, а черные. Мама вымыла и тщательно обтерла каждую сливу, затем разложила их на тарелке, а тарелку накрыла страж-колпаком.

– Смотри, Ваня, не хватит тебе, – сказал брат Петя сочувственно, но Ванино ухо распознало под сочувствием ехидство. – Ты, верно, еще маленький – сливы есть. Ну ничего, на будущий год точно достанется.

Ваня не ответил, лишь губы поджал. Не может быть! Ему же обещали! А Петя просто дразнится.

Но сам начал считать – про себя, чтобы никто не слышал. Семь, восемь, девять… Сливы лежали кучкою, толстое граненое стекло страж-колпака двоило и троило, потому Ваня сбивался. Первый раз вышло девять слив, второй – десять, а третий – восемь. Вдруг да и вправду не хватит? Если ему не достанется сливы, лето опять придется провести в доме, а сидеть дома, когда все гуляют, бегают по траве, загорают на солнышке и даже купаются в речке – нестерпимо, уж он-то знает. Раньше, когда он был совсем маленький, ему и дома было интересно, но теперь…

Он вместе со всеми пошел в классную комнату, ни капельки не подавая виду, что волнуется и страдает. Настоящих занятий по случаю лета не было, каждый занимался своим. Сестра Аня разучивала страшные стихи про Красный Галстук:

Как повяжешь галстук, береги его:

Он ведь с нашей кровью цвета одного…

Близняшки Елена и Ольга читали в ролях, с выражением басню Крылова о волке и ягненке. Старший брат Антон писал что-то в толстой тетради, поди, новую пьесу сочиняет. Константин, от усердия высунув язык, рисовал снежного нетопыря в полете, а Петя разглядывал большую карту уезда, отмечая живые и мертвые селения; прежде Ваня непременно бы сидел рядом, повторяя за Петей черные названия Рамонь, Айдарово, Теплое, Галкино, но сегодня он на Петю обиделся, даром что спокойный. Сидел в уголке и листал «Иллюстрированные уроки выживания для детей». Когда часы пробили полдень, он отложил книгу и вышел. Никто внимания не обратил: нужно – значит нужно.

Ваня тихонечко пробрался в горницу. Еще раз счел сливы. Теперь вышло одиннадцать, но он не доверял коричневому стеклу страж-колпака. Ну как и в самом деле не достанется сливы? Сиди под крышей, не смей высунуть носа, иначе и зубы выпадут, и волосы, а затем ослепнешь и оглохнешь – навсегда. Одна съеденная слива – не простая слива, а слива Толстого Льва – защищает от летней болезни на целый год, но маленьким сливы не дают.

А разве он маленький? И мама говорила давеча, что в этом году Ване достанется слива.

Он решился. Никто не знал, что ему известен код страж-колпака, Ваня его подглядел случайно год назад, когда мама думала, будто он и цифр-то не знал. А он знал!

Ваня покрутил колесики на колпаке. Один, девять, один, семь. Есть! Одной рукой он приподнял колпак – тяжелый, не упустить бы, другой схватил сливу и сунул ее в нагрудный