Читать интересную книгу Всё к лучшему - Ступников Юрьевич

В музее в Гори много что есть: и специальный вагон Вождя, и мебель из его кабинета, и личные вещи. Беспристрастная фотобиография и отдельная экспозиция копии посмертной маски. И еще подарки Сталину в виде картин с его изображением, милых мелочей и красивых ковров от благодарных народов и их представителей в лице отдельных лидеров и всегда востребованных мастеров трепетного паркетного искусства.

Не исключено, есть такие планы, что этот музей станет основой нового музея российской оккупации, и экспозиции придется потесниться. В любом случае, сегодня это единственный в мире настоящий во времени и по экспонатам музей Сталина.

Главный проспект города со времен царствования Вождя на одной шестой части суши скромно называется его именем. Только сегодня эта надпись на домах пишется по-грузински и на английском. Сталин-авеню. За спиной у памятника – городской муниципалитет, в доме, удивительно напоминающем куполом берлинский рейхстаг в миниатюре. Тоже реликвия.

Но молодежь, даже в Гори, на родине Сталина, к нему относится скорее никак, чем как-то. Был – и был. Тоже грузин. Большой был начальник. Народами правил. Туристическая аттракция.

– С одной стороны, – говорили мне те, кто чуть постарше, – он наш земляк и руководил большой страной. С другой, мы знаем о репрессиях.

Но в Грузии в разных местах я слышал, что имя Сталина молодежь сегодня не волнует. Как Кромвель англичан. Или Иван Грозный русских. У очень старшего поколения отношение разное: есть те, кто его отвергает. Достаточно среди них и тех, кто Сталина уважает, но только как великую историческую личность. И без пены у рта. C такой пеной только лицо пачкается и порезаться можно.

Так же тихо в древнем грузинском селе, знаменитом в этих краях своим вином, двое стариков еще до распада Советского Союза собрали частный музей вождя. Из уважения. У когтистой водоворотами горной речки, на отдельной веранде своего большого, но уже запущенного от старости дома.

Когда я приехал к ним, дед лежал тяжело больной, не вставая. А его жена, семидесяти семи лет, по имени Жужа красила во дворе волосы у домашнего родника, бьющего из открытой пасти барельефного льва. Позади на веревке сушились большие шматки сала, а побеги винограда, еще без листвы, обвивали все вокруг, беспощадные.

В Грузии не откажут гостю, и, смутившись поначалу, Жужа вскоре накинула на голову платок и повела через длинный домашний мостик к заветной веранде. Они с мужем собрали там фотографии Сталина и его цитаты, портреты, когда-то висевшие в клубах, и несколько бюстов. Гордостью этого музея стала металлическая стенка, которую они когда-то специально заказали и заплатили за нее. С одного ракурса там портрет молодого Вождя, с другого – уже пожилого.

– Меня спрашивали односельчане, зачем я заказала этот портрет, – поясняет бабушка. – Почему именно Сталина, а не Брежнева, например. Я ответила, что Брежнева много кто рисует и фотографирует, а у Сталина осталась я одна.

– Мой отец, – продолжала Жужа на грузинском, поскольку плохо говорит по-русски, – был репрессирован в сталинское время. Он не успел заплатить за что-то государству всего 70 рублей, протянул с оплатой три дня. Потом отнес, но было поздно. Его арестовали и осудили на семь лет. В тюрьму, здесь же, в Грузии. Но когда вскоре после смерти Сталина отца отпустили, я пошла встречать его. И в руках у него была только небольшая котомка. А в ней среди немногих вещей он хранил портрет лежащего уже в гробу Вождя. Так он любил Сталина, даже в тюрьме.

Жужа всю жизнь проработала в музыкальной школе в этом селе учителем игры на фортепьяно и директором. Бодрая для своих лет, внутренне свободная и одинокая, вместе с уходящим уже мужем она считает Сталина великим на все времена.

– За что вы его так уважаете?

– Вы, наверное, знаете, – объясняет Жужа, – имя грузинского героя Георгия Саакадзе? – Я, конечно же, кивнул, осознав, и она продолжила: – В XVII веке он был великий воин. Персидский шах Аббас тогда хотел переселить грузин и захватить страну. И он взял в заложники сына Саакадзе, чтобы великий воин помог персам. Но Георгий поднял бунт и разгромил армию Аббаса. Тогда шах в гневе отрубил голову сыну Саакадзе и послал ее отцу. Сталин тоже пожертвовал своим сыном. Почему мы не можем и его за это уважать?

В домашнем музее самым дорогим экспонатом Жужа считает письмо, которое ее дядя получил лично от Сталина. В детстве они учились вместе в школе. Но уже после войны здесь, в селе, наступили тяжелые времена, и дядя набрался смелости и написал письмо Вождю, напомнил о себе и попросил помощи, в смысле, денег, три тысячи рублей. И Сталин ответил.

– В этом письме, – поясняет, волнуясь, Жужа, – Вождь написал, что он посылает бывшему однокласснику и другу детства две тысячи. Больше от себя лично он никак не может дать. Больше нет. Но еще одну, третью тысячу рублей, он все-таки посылает, но в долг, и надеется, что товарищ ее вернет.

– Вот какой он был, Сталин, – говорит бабушка. Но она не жалеет, что распался Советский Союз, которым почти тридцать лет руководил ее кумир. – Я за независимую Грузию и Россию не люблю. Люблю Сталина.

Жужа не обращает внимания, что некоторые соседи считают все это чудачеством, и волнуется, что после ее смерти все ее экспонаты просто выбросят или растащут. Поэтому она на кладбище, вопреки христианским канонам, из последних денег уже строит склеп, куда рядом с ней должны поместить все предметы музея. Она хочет лежать рядом со Сталиным. Видимо, так и будет.

Мы прощаемся, и бабушка приглашает приехать летом:

– Тогда и зелено, и красиво, и можно вином вас угостить, – беспокоится она, что показалась не гостеприимной.

Я благодарю ее, но, если честно, чувствую, что уже немного захмелел от портретов и образов Сталина. Хочется на землю, проветриться и опохмелиться – здесь же, неподалеку, где угодно, мест достаточно. Ведь я все-таки в Грузии, где, по правде, Сталин не предмет для разговора или особой гордости. Здесь издревле гордятся замечательными крестьянскими винами и обильными дружескими посиделками, чтобы пить, есть, приятно разговаривать и сидеть. Долго сидеть. Но за столом и без охраны.

И спасибо товарищу Сталину за мое счастливое детство.

Без него.

СУЧКА

(БЕЛАРУСЬ, 2010)

У нас во дворе большого и красивого дома вот уже второй год время от времени бродят четыре собаки. Они приходят из соседних частных домов к мусорному контейнеру и шарятся потом вокруг, грустные. Три нормальных размеров кобеля и маленькая сучка. Кобели иногда забегают, бесцельные, прямо во двор, где гуляют молодые мамочки с детьми или выгуливают свою породу неслышную степенные от одиночества мужчины.

Кобели молча суются, пытаясь обнюхать, и отходят, поджав хвост, когда мамочки начинают кричать, боясь за малышей, а то и брать в руки камень. Не ударить – отогнать. Но вот их сучка, подставляясь время от времени то одному, то другому, видимо, считает себя принцессой. Да еще и востребованной. Она начинает лаять и может бросаться даже на проходящего мимо человека, подскакивая сзади и словно пытаясь схватить за ногу. Такая у нее порода – беспородная.

– Боюсь идти, – сказала как-то младшая дочка, увидев в окно гуляющий вокруг асфальтированной дорожки собачий хоровод.

– Не обращай внимания. Они своим путем бегают.

– Но вон та, маленькая, злобная. Она же лает и бросается.

– Все равно не обращай. Ей только этого и надо. Так она, сявка, самоутверждается. Реагируешь – значит, уравниваешь себя с ней. Особено если увидит, что ты гонишь ее, типа «пошла вон». Тогда долго будет тявкать и бросаться. Это то, что ей надо, убогой.

– Но она же пытается схватить сзади. Можно тогда на нее замахнуться?

– Пытается, но не хватает. Провоцирует на внимание. Если просто замахнулась, то для нее станешь такой же, тявкающей. А если ударишь, отгоняя, накинутся другие. Не собаки – люди. Скажут, что бедную псину обижаешь. Сявок, доча, в этом мире много. Подрастешь – еще узнаешь. Никуда не денешься. Ты думай о своем: об уроке, о какой-то мысли из книжки, о мальчике, о любимой песне. Можешь обо мне, я всегда с тобой рядом. Как мой отец, твой дедушка, что на фотографии. Сявкам очень важно, чтобы на них реагировали. Так они крадут нашу жизнь по кусочкам. И так украшают свою. Не поддавайся…

Дочка собирает портфель в школу, и я вижу, как она выходит из подъезда, зажавшись. Боится. Но идет по дорожке ровно, глядя прямо вперед. Она знает, куда и зачем идет.

Кобели бессмысленно крутятся у машин на парковке, выискивая брошенную жрачку, а сучка, остановившись, лает. Мол, вот она, я. Но видя, что на нее не обращают внимания, гордая, оттявкавшись, семенит к мусорке. За ней тянутся остальные: не поесть, так запрыгнуть.

Собачья любовь. Собачья жизнь…

ВОЛЬНООТПУЩЕННИК

(БЕЛАРУСЬ, 2010)

И она сказала, как выдохнула: