Читать интересную книгу Ева Луна - Исабель Альенде

На той же неделе Эльвира объявила нам с Мими, что заметила в патио привидение; мы, естественно, не придали ее словам большого значения. Мими была тогда в очередной раз влюблена и слушала старую женщину вполуха. К тому же она уделяла все свободное время чтению и редактированию моего сценария и полностью погрузилась в бурлящие страсти моих героев. Пишущая машинка стучала в доме целыми днями, и у меня не было ни возможности, ни особого желания заниматься чем-то еще, а тем более тратить время на всякие пустяки.

— В этом доме водится привидение, птичка моя, — не унималась Эльвира.

— Ну и где оно?

— Оно приходит в патио из задней стены дома. Это душа какого-то мужчины, так что не помешало бы нам всем поостеречься, я тебе серьезно говорю. Завтра же куплю специальную жидкость против привидений.

— Ты что, его с ложечки поить будешь?

— Да нет же, внучка, ну какая ты у меня глупая, это специально, чтобы дом помыть. Берешь тряпку, мочишь ее в растворе и проводишь по стенам, полам — в общем, везде.

— Это сколько же работы, а в виде спрея такую жидкость не продают?

— Нет, деточка, все эти новомодные штучки не срабатывают против душ усопших.

— Ну, не знаю, бабушка, я ничего такого не видела…

— Зато я видела: одет этот призрак, конечно, по-человечески, но сам черный, что твой святой Мартин Порресский.[31] То, что это не человек, я нутром чую, птичка моя. Как увижу это страшилище, так у меня мурашки по коже бегут, не иначе это душа заблудшая дорогу на тот свет ищет; как знать, может, он еще и не совсем умер.

— Может быть, бабушка.

Вскоре выяснилось, что никакая блуждающая эктоплазма здесь ни при чем: буквально в тот же вечер в дверь нашего дома постучал Негро, и Эльвира, увидев его, чуть не упала в обморок. Прислал его команданте Рохелио, и Негро уже несколько дней ходил вокруг да около нашего дома в надежде встретить меня и не решаясь спросить кого-либо, чтобы не привлекать внимания.

— Вспомнила меня? Мы были знакомы во времена Сеньоры, я работал в забегаловке на углу улицы Республики. Когда я тебя первый раз увидел, ты еще совсем девчонкой была, — сказал он.

Я здорово переволновалась, потому что раньше Наранхо никогда не связывался со мной через посредников, а времена были такие, что доверять кому-то без проверки считалось большой глупостью и неосмотрительностью; не без опасений я пошла вслед за Негро, который в конце концов привел меня к какой-то автозаправке на окраине города. Команданте Рохелио ждал меня в сарае, где хранились старые автомобильные покрышки. Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть к полутьме и увидеть наконец этого человека, которого когда-то я так любила и который теперь казался мне таким чужим. Мы не виделись, наверное, несколько недель, и у меня не было возможности рассказать ему об изменениях, происшедших за последнее время в моей жизни. Мы поцеловались за грудой бочек с соляркой и канистр с отработанным маслом, и Уберто попросил меня достать ему план фабрики, где я работала: он собирался ограбить склад готовой продукции, чтобы переодеть кое-кого из своих бойцов в форму офицеров и солдат правительственной армии. Он задумал дерзкую операцию по внезапному захвату тюрьмы Санта-Мария, что позволило бы ему в случае успеха убить одним выстрелом трех зайцев: освободить своих товарищей, томящихся в застенках, нанести смертельный удар по правительству, которое будет просто обязано подать в отставку в связи с таким происшествием, и на глазах всего народа унизить армию. План оказался под угрозой срыва, когда я сообщила, что больше не работаю на фабрике и вряд ли смогу ему чем-то помочь, потому что у меня больше нет доступа на территорию. Кроме того, я имела глупость рассказать ему о том, как меня пригласил в ресторан полковник Толомео Родригес. Даже в полумраке склада я видела, как разозлился Уберто Наранхо, и безошибочно определила степень его ярости по интонации, с которой он начал задавать мне внешне вполне вежливые вопросы. По всей видимости, ему стоило больших трудов не сорваться и не поссориться со мной окончательно. В конце концов мы договорились увидеться в воскресенье в зоологическом саду.

В тот вечер по телевизору показывали очередную серию из бесконечного телеромана с участием Мими, и она смотрела его и восхищалась собой в компании Эльвиры, для которой сам факт того, что эту женщину можно лицезреть одновременно в двух ипостасях, служил лишним доказательством ее небесной природы. По окончании фильма Мими заглянула в мою комнату, чтобы, как обычно, пожелать мне спокойной ночи. Неожиданно для себя она увидела, что я не сижу за пишущей машинкой, а расчерчиваю лежащий передо мной лист бумаги какими-то линиями. Естественно, она спросила, с чего это я вдруг решила переквалифицироваться в чертежницы.

— Не суйся не в свое дело, только наживешь неприятности! — в ужасе воскликнула она, когда узнала о проекте, в котором я согласилась участвовать.

— Я не могу отказаться, Мими. Нельзя не видеть, что происходит в стране.

— Знаешь что, как-то мы до сих пор жили без участия в общественной жизни и борьбе, слава богу, ума хватало, может, поэтому мы до сих пор и живем спокойно. Ты сама посуди: здесь, в столице, да и вообще в стране никому ни до чего нет дела и твои дорогие партизаны не имеют никаких шансов на победу. Ева, вспомни, с чего мы с тобой начинали! Я по ошибке природы родилась в мужском теле, меня дразнили педерастом, меня насиловали, арестовали, бросили в тюрьму, и где я теперь? Понимаешь, к чему я клоню? Я всего в жизни добилась сама. А ты? Ты всю жизнь работала, ты родилась вне брака, в твоих жилах течет немыслимая смесь разных кровей, у тебя нет семьи, тебя никто ничему не научил, тебя никогда по-настоящему не лечили, о тебе не заботились, даже первую таблетку витаминов ты съела, заработав на нее сама. Но как бы то ни было, мы с тобой выбрались из нищеты и чего-то добились. И ты хочешь все это потерять в один миг?

В некотором смысле она была права: к тому времени нам действительно удалось кое в чем рассчитаться с жизнью по полной программе и еще остаться в плюсе. Что такое бедность и даже нищета, мы прекрасно помнили, цену деньгам знали, что, впрочем, не мешало нам тратить их не слишком разумно и бережливо. Однако мы уже зарабатывали достаточно и могли позволить себе кое-какие излишества и даже элементы роскоши. Мы считали себя почти богатыми. Я получила аванс за свой сценарий — сумму, казавшуюся мне целым состоянием; эти деньги просто жгли мне руки и оттягивали карманы. Мими, в свою очередь, была в расцвете творческих сил и уже несколько лет оставалась одной из самых востребованных актрис в стране. Ей наконец удалось подобрать нужную комбинацию ежедневных разноцветных таблеток, и она чувствовала себя в новом теле, будто с ним и родилась. От ее былой робости не осталось и следа: теперь она была готова пошутить даже на те темы, от одного намека на которые в прошлом заливалась румянцем. Помимо роли Алехандры в телеромане, она готовилась к репетициям в театре: ей предложили главную роль в спектакле, посвященном шевалье де Эону, трансвеститу XVIII века, тайному агенту, служившему французской короне в женском платье; обман был обнаружен, лишь когда этот искусный шпион скончался в возрасте восьмидесяти двух лет и слугам пришлось переодевать труп для похорон. Мими сам Бог велел сыграть эту роль, и пьеса была написана специально для нее самым знаменитым в стране драматургом. По-настоящему же счастливой ее делали не успехи в творчестве, а обретенная гармония в личной жизни: астрологические расчеты совпали с ее чувствами, и она поняла, что встретила наконец человека, с которым будет счастлива провести свои зрелые годы. Встречи с Аравеной становились все более частыми, пробуждая в ее сердце прямо-таки юношеские восторги и иллюзии; такого романа у нее не было еще никогда: этот человек ничего от нее не требовал, заваливал подарками, осыпал комплиментами, водил по самым модным клубам и ресторанам, где собиралась публика, способная оценить ее красоту, и берег ее, как собиратель произведений искусства бережет жемчужину своей коллекции. Ева, у нас наконец-то наладилась жизнь, не ввязывайся ты во всякие сомнительные дела, умоляла меня Мими, я же парировала все ее просьбы жесткими аргументами, которые столько раз слышала от Уберто Наранхо: я говорила, что мы всего лишь два маргинальных члена общества, которые приговорены всю жизнь бороться за каждую лишнюю монету, за любой кусок хлеба; даже если нам удалось разорвать цепи, сковывавшие нас с самого дня зачатия, мы все равно остаемся заперты в выстроенной обществом вокруг нас тюрьме, и за эти стены без активной борьбы нам никогда не выбраться. Речь идет не о том, чтобы улучшить собственную жизнь, а о том, чтобы изменить общество в целом. Мими выслушала мою речь от начала до конца, не перебивая, а затем вдруг заговорила своим былым мужским голосом с несвойственной ей убежденностью; ее речь резко контрастировала с розовыми кружевами на манжетах халата и изящными завитками ее роскошных волос.