слово.
— Место? — спросила она. — У кого? Какое?
— У кого — не знаю. Знаю только, что дивное. Ухаживать за больной. За хронической. Понимаете? Хро-ни-ческой. И надежды на выздоровление, говорят, никакой, и сама она здоровенная, так что сто лет протянет, еще нас с вами переживет.
— Здоровенная больная? — удивлялась Вера Сергеевна. — В жизни своей такого явления не встречала.
— Парализованы ноги, — радовалась гостья. — Милейшая семья, будут вас на руках носить. Впрочем, я про семью в точности не знаю, но вполне допускаю, что она милейшая. И потом, ясное дело — люди состоятельные, раз хотят держать при старухе особую сиделку. Будете как сыр в масле. Только чего же вы сидите? Собирайтесь скорее — здесь каждая минута дорога — перед носом отобьют.
— Господи! — заволновалась Вера Сергеевна. — Да где же они живут? Как их адрес? Как их фамилия?
— Говорю же вам, что ничего не известно. Вы должны немедленно бежать к Василевским и спросить старую няньку, она вам все объяснит и направит вас куда следует. Да одевайтесь же! Прямо зло берет, на вас глядя.
— Да я никаких Василевских не знаю!
— Ну это не имеет значения. Скажите няньке, что мадам Стеклова вас послала, и все тут.
— Да где же они живут?
— Живут они за Порт-д’Иври. Дойдите, значит, до Порт-де-Клиши, а потом как-нибудь с пересадками. А то, может быть, где-нибудь автобус найдется подходящий. Главное, торопитесь. Вот адрес на записочке.
— Я еще и кофе не пила.
— Не до кофиев теперь, милая моя, когда, может быть, вопрос жизни решается.
Вера Сергеевна перекрестилась.
— Ну, что Бог даст.
Было сыро и скользко. В метро пахло вином и мокрой собакой.
«Чудное место, — думала Вера Сергеевна. — Интересно, что за семья. Может быть, больная окажется милой, доброй старушкой. Я привяжусь к ней всей душой. Она будет звать меня Верочкой. „Верочка, — скажет, — поправьте мне подушечку, как вчера“. И вся семья будет говорить: „Спасибо вам, при вас наша милая больная прямо ожила“. Я буду читать ей что-нибудь старинное. Вальтер Скотта или… Боже мой! Пересадка! Чуть не пропустила из-за проклятой старухи! Читай ей с утра до ночи Вальтер Скотта!..»
Пересела и опять наладилась думать про старуху.
«Я прямо уже заранее полюбила ее. Бедная! Как, должно быть, тяжело вот так лежать. Буду ее немножко массировать. Впрочем, черт с ней. Потом еще доктор привяжется и скажет, что именно мой массаж и свел ее в могилу. Буду строго исполнять предписания, и того довольно».
С трудом разыскала Василевских. Улица оказалась не Русет, как записала утренняя благодетельница, а Босет, и номер не двадцать пятый, а просто пятый. Ну ничего. Главное, что нашла и улицу, и дом, и Василевских, и няньку.
Нянька была старая и очень всем недовольная.
— Ме-есто? Како-тако место? Ах, это при больной. Так бы и говорили. Я-то ничего не знаю, а это вам надо спросить на улице Молитор, там живет русская консьержка. Это все от нее идет. А живет она на Мервоне. Улица Мервон около Сан-Клу. Не то седьмой, не то восьмой номер…
Поехала Вера Сергеевна искать Мервоновую улицу. Продрогла, зачихала. Думала было зайти в бистро, выпить хоть глоток кофе, да боялась опоздать.
— Еще перебьют место. Только бы не заболеть.
Разыскала улицу. Оказалась не Мервон, а Мерион. Нашла и русскую консьержку. Консьержка была общительная и бодрая. На плите у нее трещал картофель-фрит, и пахло русскими битками с луком — прямо хоть плачь! И отчего бы ей не предложить в качестве русской души присесть, погреться и закусить. Нет! Не догадалась, видно, русская душа.
О месте консьержка слыхала. Но только, как будто, уже давно. Только, как будто, не за больной ходить, а вроде как бы покойников обмывать, и как будто по-татарски, что-то не по-русски.
— Наверное сказать не могу. Но платят, говорят, хорошо. А самое лучшее надо вам поехать на Клиши, за Порт, на улицу Жорес, пятый номер, там спросите русскую кухарку, которая на рестораны кулебяки печет, она вам все и расскажет, потому что все от нее и идет.
У Веры Сергеевны закружилась голова и защемило под ложечкой.
— Слушайте, — сказала она, — может быть, вы что-нибудь путаете? Мне говорили, за больной ухаживать, а тут вдруг… такой ужас. Я не могу.
— Ну чего там. Поезжайте, узнайте, может, они и живые, покойники-то. Спрос не беда. Я ведь в точности не знаю.
Вера Сергеевна поблагодарила, вдохнула на дорогу лукового аромата и поехала.
— Если бы я знала, что это на Клиши, так прямо бы из дому и поехала.
Ее уже определенно знобило, и начался насморк.
— Зайти бы в бистро. Но время терять опасно.
В покойников она не верила. Это какая-то ерунда. Не надо об этом думать.
Хотела было снова думать про старушку, да теперь эти ужасные покойники перебили весь уют.
— Ну что же. Откажусь, если так. Но ведь, может быть, и не так. Может быть, консьержка ошиблась и все-таки место окажется у старушки, чудесной и здоровенной.
Разыскала русскую кухарку. Пошла к ней скромно по черному ходу.
Кухарка оказалась важная, готовила за повара. Застала ее Вера Сергеевна за чашкой кофе и рюмочкой коньяку.
— Присядьте, мадам, ежели по делу, — сказала кухарка.
Вера Сергеевна села на табурет, покосилась на плиту, где, задрав лапу, покоился на раздрызганном блюде остов гуся. Бывают еще на свете такие вещи, как гусь… Даже не верится.
От холода, голода и гусиной лапы она сразу как-то устала и поникла.
«Нельзя! Нельзя! Нельзя! — подбадривала она себя мысленно. — Еще немного, и я у цели».
— Да, я по делу, — сказала она. — Вы, говорят, знаете про одно хорошее место. Кажется, ходить за больной. Меня к вам послала, которая кулебяки печет на рестораны.
— Это Егорова, что ли?
— Да, да, кажется, Егорова, — отвечала Вера Сергеевна и подумала: «Господи, я уже всех баб перепутала. Что-то будет».
Кухарка потянула из рюмочки и сказала назидательно:
— «Кажется». Надо бы помнить. Про место я слыхала от Марьи Назаровны. Знаете? Ну, которая в русском ресторане. Только там как будто не за больной ухаживать, а барышень танцам учить. Да вы поезжайте прямо к Марье Назаровне, она их лично знает, она вам все и расскажет.
— А где она живет? — спросила Вера Сергеевна упавшим голосом и закрыла глаза.
— За Пер-Лашезом, на бульваре Мортье, в шестом номере либо в шестнадцатом. Ну, да вы там разберетесь. Место, говорят, хорошее, работа чистая, ни тряпок, ни объедков, танцуй себе и горя мало.
Вера Сергеевна отправилась на Пер Лашез.
Ей уже не