от вони свалки, но сажу, копоть и пот тоже хотелось смыть. Тем более что Боровиков где-то по дороге пересекся с сестрой Андрея Васильевича и привез нам собранную ею чистую одежду. Свою, кроме рубах деда Овтая, которые, как и исцельница, просто распались трухой, мы приобщили к материалам следствия.
На Василисе ее прежние майка и джинсы висели мешком.
— Совсем свободный стал, — вздохнула она, надевая бюстгальтер.
— Иван, кажется, не заметил, — успокоила ее я, отмечая, что мне ее вещи, а сестра Андрея Васильевича, видимо, тоже не теряя надежды, передала два женских комплекта, впору и даже с запасом.
А ведь я до всех наших приключений была на пару размеров плотнее хрупкой подруги.
Потом нас еще раз осмотрели врачи, с удивлением не найдя серьезных повреждений. Мои раны на спине зажили, еще когда я в первый раз полностью обратилась, а Ивана исцелила Василиса. Поскольку себя она излечить пока не могла, ее раны от лесок все-таки обработали и перевязали. Впрочем, несмотря на общее истощение, чувствовала она себя удовлетворительно и в экстренной госпитализации не нуждалась, а капельнице с глюкозой предпочла сладкий чай из термоса и бутерброды.
Прикасаясь к знакомым вещам, вдыхая запах дома, она не могла сдержать слез. Иван и Андрей Васильевич ее утешали, обещая впредь оберегать от всех горестей. Вокруг меня хлопотали Лева и Михаил Валерьевич. Тигрис наматывал восьмерки, получая ото всех порцию ласки.
Еще до того, как заснуть на плече у любимого по дороге в город, я поговорила с мамой, уверила ее, что у нас все в порядке, а потом позвонила не чаявшему дождаться от меня вестей научному руководителю, предупредила, что послезавтра приеду на защиту.
Я действительно, вместе с Левой и Михаилом Валерьевичем, следующим вечером вылетела в Москву и успешно выступила, ответив на все вопросы госкомиссии. Иван, на безымянном пальце которого теперь тоже красовался обручальный перстень, прибыл чуть позже, чтобы получить в золотом зале МГУ свой красный диплом и подать документы в магистратуру. А пока мы спали. Сначала в машине, потом, после позднего ужина, дома у Мудрицких, наслаждаясь чистыми простынями и мягкими подушками. А за окнами, умывая город и врачуя раны, нанесенные тайге Бессмертным, шел дождь.
Эпилог
Солнечный луч, упавший на подушку, меня разбудил, но открывать глаза и, тем более, вставать я не спешила. С террасы вместе со свежестью летнего утра и запахами озера и тайги доносился дивный аромат кофе и слышались оживленные разговоры. Место рядом пустовало, но не успело остыть. Похоже любимый супруг присоединился к парочке несносных жаворонков совсем недавно. И сколько им объяснять, что Жар-птица тоже может быть совой.
Сладко потягиваясь, я нащупала на тумбочке телефон, проверила мессенджер. Единственное сообщение пришло от мужа и гласило:
«Вставай, соня! У нас на завтрак японские панкейки!»
Он бы еще в соцсети попробовал разбудить. Знает же, что четыре школьных чата, не считая кучи бестолковых сообщений от родителей учеников, вынудили меня оставить в мессенджере звук только для звонков.
«А разбудить нежным поцелуем не мог?» — написала я в ответ, взглядом отыскивая халат и остальные предметы одежды.
Подумаешь, соню нашел! Кто, спрашивается, мне полночи спать не давал? Впрочем, Иван с Василисой тоже, кажется, проводили время не менее продуктивно.
«Поцелуем не вариант, — пришел ответ с хитрым смайликом. — Тогда мы до обеда не выйдем».
«А если я соглашусь? — прислала я задумчивый смайлик. — Только панкейков попробовать хочется. Если там еще что-то осталось, я сейчас выйду».
«Мы с Иваном собирались твою порцию разделить, но Василиса встала за тебя горой».
Вот и весь ответ любящего мужа, и никакого завтрака в постель!
Я наскоро привела себя в порядок и вышла на террасу, чтобы увидеть горку нетронутых панкейков и три родные улыбающиеся физиономии.
Конечно, идею провести медовый месяц вчетвером, да еще вместо Турции или хотя бы нашего Черноморского побережья отправиться в Сибирь кормить комаров некоторые друзья и родственники сочли абсурдной. Да и известие о двойной свадьбе восприняли с удивлением.
Не могли же мы всем растолковать, что Василисе до полного восстановления не стоило надолго покидать родные угодья, да и духам лесным для лечения ран, нанесенных природе Бессмертным, требовалась помощь Хранительницы. Помимо свадьбы Вася приезжала в Москву на вручение диплома Ивана, чтобы заодно восстановиться в Академии. Существовала еще одна причина задержаться подольше в родных местах, о которой посторонние просто не догадывались.
— Я пока не могу надолго покинуть маму. Ей бы до осени хоть немного набраться сил, чтобы попасть в Славь к деду, — пояснила Василиса, рассказав, что они с отцом и с Иваном каждую неделю ездят на озеро, образовавшееся на месте полигона.
Андрею Васильевичу даже как-то удалось пообщаться с женой.
— А как насчет возвращения в наш мир? — деликатно спросила я, понимая, насколько хрупко положение прежней Хранительницы.
— Кто знает, — улыбнулась Василиса. — Может быть, через пару-тройку лет.
Что до меня, то поездка за Урал мне была необходима прежде всего для того, чтобы в общении со знающими кудесниками, которых в Средней полосе извели еще во времена Ивана Грозного, все-таки научиться контролировать свой дар. Разбуженные способности в повседневной жизни скорее мешали, особенно во время выступлений, когда я, увлекшись танцем или воодушевившись песней, норовила обратиться или взлететь. Леве приходилось постоянно за мной следить.
— Ты не переживай, — успокаивал он меня. — Если что, вызову дождь и все потушу.
— А костюмы казенные? — придирчиво осматривала я расшитую тесьмой и бисером имитирующую старинную парчу синтетическую ткань.
Сам Лель закончил обучение и у того же кудесника, которого нам рекомендовали Михаил Валерьевич и Водяной, прошел посвящение. К домовине деда Овтая они с отцом тоже наведались, но в основном, чтобы прибраться, как на кладбище, и подновить покосившиеся опоры. Старый волхв соединился со своей семьей. По словам Михаила Валерьевича, который навещал в Слави родню, сыновей дед Овтай все-таки простил, а вот непутевому Тумаю за то, что не сумел воспитать внука, пообещал всю бороду выдергать. Да и Лева, узнав о предательстве дона Оттавио, едва не отказался от контракта в Рио на будущий зимний (наш летний) сезон, хотя организаторы даже соглашались пригласить меня в качестве его концертмейстера.
— Ну, ладно, — уступил моим уговорам Лель. — Может, и поеду. Только если на очный тур конкурса имени Чайковского[37] не пройду.
— Ты успеешь и туда, и туда, — заверила я его с поцелуем.
— Не забыть бы только за лето, как гобой в руках держать.
В самом деле, отыскать несколько часов