Я не мог выстрелить.
Непредвиденные обстоятельства.
Я ни за что не пожертвую жизнью Тито ради своей. Этот человек был ангелом, который стоял между смертью и мной. Если кто-то и заслуживал того, чтобы жить, даже если это должно было спасти их, так это этот человек.
— Опусти пистолет, Витторио, — приказал Ахилл, еще сильнее прижимая пистолет к виску Тито. — Сейчас же. Или твой добрый дядя будет мертв.
Подняв руки в знак капитуляции, я позволил пистолету упасть на пол. Тито начал бороться, но это было бесполезно. Я уже сдался.
Моя жена была в безопасности. Мой сын будет в безопасности.
Ахилл убьет меня, но никогда не прикоснется к ним. Рокко позаботится об этом. Особенно после того, как я пожертвовал своей жизнью ради Тито.
— На колени, Витторио, — приказал Ахилл. — На колени! — взревел он, когда я отказался двигаться.
Я держал руки поднятыми, заложив их за голову, но отказывался вставать на колени. Он все равно собирался меня убить. Будь я проклят, если встану на колени перед каким-нибудь простым человеком. Я бы согнулся, сломался, пошел ко дну только ради одного человека на этой земле — женщины, моей жены.
Я медленно опустил руки и потянулся к четкам на шее. Я вытащил их и прижал к сердцу.
Пистолет уперся мне в затылок, и я снова обрел покой в свой самый темный час.
28
МАРИПОСА
Перед уходом Капо подарил мне синюю коробочку, перевязанную голубым бантом. Он велел мне открыть ее после его ухода. Как только он вышел за дверь, я, не теряя времени, открыла ее.
Первое, что я нашла внутри, была записка на голубой папиросной бумаге.
«Марипоса,
В ту ночь, когда я привел тебя к старику Джанелли и Джослин, ты сказала, что твой любимый цвет — синий. Только ты произнесла это слово как «бу»55. Впервые с тех пор, как мама покинула меня, я вспоминал об этом с улыбкой. Последний раз это повторится в тот момент, когда я выйду за дверь нашего дома и подумаю о тебе — ты больше не говоришь «бу», но ты все еще делаешь со мной что-то такое, что нельзя выразить словами.
За это я обязан тебе жизнью. Не я спас тебя в ту ночь, а ты спасла меня.
То, что лежит внутри этой коробочки, не может вернуть то, что ты потеряла по моей вине, но, возможно, эта часть тебя, которую ты потеряла, начнет понемногу возвращаться к тебе.
Капо»
В коробке, накрытый куском ткани, лежал альбом с фотографиями. Фотографиями, которые я и не думала увидеть когда-либо вновь. Моя мама. Моя мама держала меня на руках, как только я родилась. Многочисленные фотографии меня, пока мне не исполнилось пять. Похоже, она хранила только свои любимые. Фотографии, которые были достаточно важны, чтобы их стоило похоронить и спрятать.
После этого я написала Капо текстовое сообщение. Пока писала, внутри у меня все переворачивалось. Я слишком боялась сказать ему лично все, что мне было нужно, чтобы он знал, боялась, что мои слова могут что-то сглазить, и он никогда не вернется ко мне.
Капо не сказал мне, что собирается делать, но я знала. Весь день в нем было что-то необычное.
То, как он смотрел на меня.
Как будто это было в последний раз.
То, как он целовал меня.
Как будто это было в последний раз.
То, как он прикасался ко мне, как будто это было в последний раз.
Больше, чем слова.
Рокко уже ушел, а перед этим у них была назначена встреча в кабинете Капо. Мне не понравилось, как Рокко посмотрел на меня перед уходом. Как будто он смотрит на вдову, за которую скоро будет отвечать.
Опять же, больше, чем слова.
До того как Рокко ушел, я сунула ему в руку записку. Это был естественный жест, прощальное рукопожатие, и на этом все закончилось. У меня не было проблем с использованием всех моих слов.
Но я не могла усидеть на месте спокойно. Я отдала Капо четки, чтобы он взял их с собой, и мне не хватало возможности потирать четки между пальцами, чтобы успокоиться. Впервые с тех пор, как я вышла замуж за Капо, дьявол снова наступал мне на пятки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Надев теннисные туфли, я перешла в другое здание и обнаружила Джованни на кухне.
— Есть новости от моего мужа?
Он покачал головой.
— Нет, с тех пор как он уехал.
Я закусила губу и кивнула.
— Я хочу мороженого.
Он указал на морозильник.
— Он заполнен.
— Нет. Я хочу ванильное. У нас есть с другими ароматами — все, кроме ванили.
Некоторое время он наблюдал за мной, а затем позвал Стефано, своего заместителя, на кухню.
— Миссис Маккиавелло хочет, чтобы ты сгонял в магазин за ванильным мороженым.
— Я за рулем, — сказала я, подходя к ключам, висевшим на крючке в комнате, где хранилось большинство ключей от машин. Для входа требовался пароль. Остальные ключи были на нашей стороне, в тайной пожарной части. Капо продумал все до мелочей.
Капо предупредил Джованни, что не возражает против того, чтобы я сегодня вечером куда-нибудь сходила, если при мне будет один из телохранителей. Что служило верным доказательством риска, на который тот собирался пойти. Почему он был так уверен, что Скарпоне не будут охотиться за мной?
Джованни кивнул, и мы со Стефано вошли в гараж. На красном «феррари» зазвенела сигнализация, и мы оба скользнули внутрь. Прежде чем открыть гараж, я отправила Капо текстовое сообщение.
Я: Я еду со Стефано за мороженым. Сегодня вечером мы можем посмотреть старый фильм и выпить по бокалу рутбира. Ты вернешься ко мне домой, Капо.
И снова он не ответил мне. Капо не ответил мне и на мое первое сообщение ему. После того, как я излила ему свои чувства через электронное устройство. Внезапно мне вдруг разом захотелось… облечь в слова все мои чувства.
По правде говоря, мне было наплевать на мороженое. Я собиралась в «Дольче» посмотреть, где мой муж. Чтобы убедиться, что мой кошмар не сбудется — мой муж истекает кровью на цементе, сжимая четки в руках, оставляя меня навсегда.
Стефано заметил, что мы направляемся не в сторону магазина.
— Миссис Маккиавелло, мы едем не в ту сторону. — Он указал пальцем в другую сторону. — Магазин в той стороне.
Я проигнорировала его замечание. Он попробовал еще раз. Я по-прежнему не обращала на него внимания. Я начала набирать скорость, внутри меня возникло давление, природу которого я даже не могла объяснить, еще сильнее вдавливая педаль газа в пол. У меня была паническая атака.
— Миссис Маккиавелло…
Прежде чем я успела понять, что происходит, остальные слова слетели с губ Стефано, словно в замедленной съемке: «… грузовик!»
Это были последние слова, которые он произнес, прежде чем из ниоткуда появился огромный грузовик и врезался в пассажирскую дверь «феррари».
Все произошло так быстро, что, пока машина катилась по касательной, я не успела толком ничего осознать. Как только это произошло, мы вырулили, но все вокруг меня казалось искаженным. Размытым. Я протянула руку и коснулась своей головы. Я зашипела. Кровь текла по моему лбу, щипала глаза.
— Стефано, — прохрипела я.
Ответа не последовало.
Я снова произнесла его имя, нащупывая его, но ответа по-прежнему не было. Потом положила руку на живот, гадая, не навредил ли ребенку такой удар.
Мой ребенок.
Хотя слез не было — возможно, я была в шоке — что-то исходило от той части меня, которую я никогда раньше не встречала. Это было беспокойство прямо из самых глубин моего сердца и души.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мысль о том, что что-то случилось с моим ребенком, повергла меня в глухую, безмолвную панику. Затем я ощутила легкое движение, и я расслабилась, но не чувствовала себя полностью в своей тарелке.
Дыхание с шипением вырвалось из меня, когда я попыталась открыть дверь. Неужели у меня сломано ребро? Я закашлялась, и мне стало еще больнее.