Сам он был тоже вдовец, отец многочисленного семейства и честный ремесленник, владелец кожевенной мастерской в Салеме. Он решил выкупить жену своего брата, чтобы жениться на ней. За несколько лет ему удалось собрать изрядную сумму, и он надеялся, что этого хватит для ее освобождения. Все они толпились вокруг французов, протягивая тугие кошельки с золотыми монетами, которые собрали путем невероятных усилий, ибо в колонии свободные деньги были большой редкостью. Они говорили умоляющими голосами.
— Мой сын жив. Трапперы мне сказали, что его купили французы из Иль-дю-Монреаль на берегу Святого Лаврентия. Теперь ему должно быть пятнадцать лет.
— Жена моего брата хорошая женщина, я ее хорошо знаю. Брат приходит ко мне во сне, заклинает спасти ее.
— Семья Вильямов, семья моего старшего брата, готова выкупить любого, кто остался жив. Мы примем его как родного.
Граф и графиня де Пейрак увезли с собой целый мешок бумаг с прошениями и запросами. От денег они отказались, обещая, что сделают все возможное, вступив в переговоры с соседями из Новой Франции, чтобы выручить тех, о которых их просят.
Вопросом о выкупе Джесси, по крайней мере, Анжелика могла заняться сразу, и она запечатала письмо, адресованное мадемуазель д'Урдан, с сознанием выполненного долга.
С другими пленниками дело обстояло хуже, и шансов на успех было немного.
Они оставались в руках своих индейских хозяев, и даже разыскать их среди множества племен было трудно, все равно, что искать иголку в стоге сена. Но люди говорили, что в Монреале некие милосердные французы занялись выкупом англичан, дабы потом окрестить их.
Анжелика подумала о мадам де Меркувиль, которая любила расспрашивать детей и была в курсе всего, что происходит. В записочке, приложенной к письму мужа, она попросила ее узнать, к кому лучше обратиться, чтобы узнать о судьбе английских пленников, за которых в Бостоне готовы были платить выкуп. К миссионерам и охотникам? Или к членам благотворительных обществ?
Пусть мадам де Меркувиль обдумает это и сообщит ей.
Она не стала писать господину де Ломени-Шамбору, потому что изнемогала от усталости и, сверх того, понимала, что ей придется сообщить ему о смерти отца д'Оржеваля.
Глава 28
Письмо Флоримона им передал барон де Сен-Кастин, их сосед из форта Пентагует.
«Голдсборо» и «Ле Рошле» сильно задержались из-за бурь и туманов, им пришлось обогнуть Новую Шотландию у Пор-Мутона. Однако Сен-Кастин, узнав об их возвращении, отправился навстречу, чтобы приветствовать своих друзей. В июле он разминулся с ними как раз в тот момент, когда сам вернулся из Франции, где его надолго удержали дела с наследством в Беарне, откуда он был родом. Ибо он тоже был гасконцем, этот блестящий офицер, который царил, окруженный всеобщей любовью, в форте Пентагует, занимающем господствующее положение в устье Пенобскота. Стяг с королевскими лилиями гордо развевался над ним.
В начале века Пентагует был всего лишь небольшой факторией, открытой французским искателем приключений, сьером Клодом де ла Тур. Затем она была захвачена англичанами, но французы отбили ее и выстроили мощную деревянную крепость с четырьмя бастионами. Крепостью завладели голландцы, но уступили ее англичанам; наконец, барон де Сен-Кастин вновь завоевал ее и провозгласил владением французского короля. Теперь Пентагует считался столицей Акадии.
С этого клочка французской территории барон де Сен-Кастин управлял индейскими племенами: абенакисы, эчемины, тарратины, сурикуазы, малеситы признавали его власть; он был для них отцом и владыкой одновременно, вождем, которого они сами бы себе выбрали.
Он взял себе в жены дочь вождя, красивую индианку Матильду, и в случае кончины своего тестя Массасвы, должен был занять его место. Затерянный в глуши, он оказался первым, кто попросил помощи у Пейрака, чтобы избавить «своих» крещеных индейцев от участия в святых войнах, к чему их подталкивал Квебек, а еще больше тот, кто пугал их своей таинственной властью, фанатик-иезуит отец д'Оржеваль, которого они называли Атскон-Онтси, черный человек, дьявол.
Барону же больше всего хотелось торговать пушниной и жить в спокойном довольстве со своей индейской семьей, помогая выжить преданным ему племенам, оберегая их от уничтожения, которое постоянно им угрожало из-за, войн, голода, эпидемий и алкоголя. Покидая Пентагует, он оставлял форт под властью своей жены Матильды, прелестной и умной дочери вождя, которая прекрасно справлялась с возложенными на нее обязанностями при помощи старика отца, по-прежнему могущественного и уважаемого сагамора.
Она тоже была здесь сегодня, в своей кожаной одежде, обшитой бахромой.
Платье ее было коротковато и не закрывало очаровательных коленок; красивые ноги были обуты в сапоги из вышитой кожи. Такую одежду носили знатные индеанки, дочери вождей — они руководили советом женщин или исполняли жреческие обязанности и благодаря своей выдающейся роли в племени часто обладали решающим словом, превосходя мужчин и вождей разумностью своих суждений.
У нее были длинные косы, и лицо от этого казалось совсем детским.
Сен-Кастин привез ей из Франции длинный плащ темно-синего бархата: она с наслаждением драпировалась в него, то закутываясь, то раскрывая, как крылья.
Перед тем как сесть на корабль в Онфлере, Сен-Кастин в последний раз побывал в Версале и видел там старших сыновей графа и графини, Флоримона и Кантора де Пейраков. Оба были в полном здравии.
Достав из-за пазухи камзола письмо Флоримона родителям, барон протянул его Анжелике, зная, как жаждет материнские сердце увидеть строки, написанные рукой любимого сына, как важно ей прочесть послание первой, желательно в одиночестве, в стороне от всех, как она читала бы любовную записку.
— Барон, вы слишком хорошо знаете женщин, — сказала ему Анжелика, — поэтому они вас и любят.
— Я из Аквитании, как господин де Пейрак, и мы еще не забыли наставления «Искусства любви». Нравиться дамам — вот наш девиз. Читайте ваше письмо и не беспокойтесь о нас. Господин де Пейрак не будет в обиде, ибо у меня есть что рассказать ему о милых юношах. А вам я потом это повторю.
Она сломала восковые печати и развернула листы, покрытые тонким летящим почерком старшего сына. Вглядываясь в них, она испытала сложное чувство, в котором радость и нетерпение смешивалось с грустью.
Когда же она перестанет мучиться из-за них? Беспокоиться и страдать ?
Сожалеть, что так быстро пришлось вновь их потерять?
Сен-Кастин был прав, отдав письмо Анжелике, ибо юноша обращался большей частью именно к ней, стремясь поведать ей все новости придворной жизни: