Суворов, поступивший под начало Румянцева, быстро и без кровопролития разоружил польские части в Брацлавской губернии. Уже 13 июня он почтительно намекнул своему начальнику о своей «томной праздности», в которой пребывает «невинно после Измаила», и просил Румянцева «извести его из оной», прибавив, что он «мог бы препособить к окончанию дел в Польше». Суворов посетил Румянцева и в личной беседе поделился мыслями о кампании с учителем. Полтора месяца он изнемогает от нетерпения привести свой план в действие. Суворову кажется, что Салтыков и Репнин препятствуют не только ему, но самому Румянцеву — «Нестору российской армии». Обстановка постоянно меняется. Гарнизон Кракова сдается при первом же требовании пруссаков. Австрийцы занимают Сандомирское и Люблинское воеводства. Костюшко разбит при Щекоцине, но, совершив искусный маневр, спасает свои силы, вызвав сначала сочувствие, а затем восхищение Суворова. 21 июля в письме Хвостову у Суворова вырывается фраза: «В непрестанной мечте: паки я не в Польше, там бы я в сорок дней кончил». Он даже решается снова просить императрицу об увольнении «волонтером к союзным войскам». Но это только способ напомнить о себе. Екатерина заверяет его в том, что у него скоро будет «много военной практики».
Неудачная осада Варшавы прусскими и русскими войсками, восстание в Великой Польше, смелые рейды польских летучих отрядов — все это резко изменило обстановку. Руководимый из Петербурга Репнин действовал нерешительно. И тогда Румянцев поручил Суворову двинуться к Бресту и «сделать сильный отворот сему дерзкому неприятелю и так скоро, как возможно». 14 августа Суворов начал свой знаменитый марш из Немирова, закончившийся сдачей Варшавы. «Невежды петербургские не могут давать правил Российскому Нестору; одни его повеления для меня святы,— записывает он свои мысли в начале похода.— Союзники ездят на русской шее... Мне погодить о себе публиковать, чтобы осталось в запасе нечто нечаянности до первого побиения, если благословит Бог. Время драгоценнее всего. Поспешать мне надлежит к стороне Бреста... Там мне прибавить войска, итти к Праге, где отрезать субсистенцию из Литвы в Варшаву» [209]. Цель кампании — Варшава. Образ действий — внезапность. Он хорошо знал театр войны, сильные и слабые стороны польских войск. Да и поляки знали Суворова. Сам Костюшко счел необходимым ободрить повстанцев, заявив, что «Суворов будет занят» предстоящей войной с турками и «в Польше быть не сможет» [210].
3 сентября казачий авангард корпуса Суворова разбил сторожевой отряд поляков из корпуса Йозефа Сераковского. 4, 6 и 8 сентября — три сражения, три победы. Корпус Сераковского, усиленный частями генерала Станислава Мокроновского (всего 16000—18000), разгромлен. Суворов занял Брест. Наступила пауза. У Суворова было не более 11000. Ближайшие к нему корпуса генерал-поручиков И. Е. Ферзена и В. X. Дерфельдена подчинялись Репнину. Суворов решил опереться на авторитет Румянцева и, предвидя развитие событий, начал подтягивать к себе корпуса Ферзена и Дерфельдена. «Бога для,., разведите нас,— пожаловался в Петербург Репнин.— Я уже не знаю, сам ли я командую или отдан под команду» [211]. «Сообщество Ваше с Суворовым я весьма понимаю, сколь неприятно для Вас быть может,— отвечал Салтыков,— и особливо по весьма авантажному об нем заключению. Предписание его Дерфельдену доказывает, что он ничем общему порядку не следует, и он приучил всех о себе так думать, ему то и терпят» [212]. Экстраординарный профессор Николаевской академии Генерального штаба М. В. Алексеев в своей работе «Суворов и два совета: петербургский 1794 г. и венский 1799 г.» пишет, что Суворову были вынуждены уступить то, что он требовал. Но, подчеркивает будущий начальник штаба Ставки и фактический руководитель всех военных операций русской армии с августа 1915 по март 1917 г.: «При неудаче Суворов не мог ждать пощады от своих недоброжелателей».
3 октября Суворов узнал, что отходивший из-под Варшавы Ферзен, перейдя Вислу, сразился с Костюшко при Мацейовицах. После 7-мичасового боя поляки были разгромлены: тяжело раненный Костюшко и пять генералов попали в плен. Победителям досталась вся артиллерия. Суворов был готов к такому повороту событий.
7 октября он выходит из Бреста.
14 октября к нему присоединяется корпус Ферзена.
15 октября при Кобылке авангард Суворова разбивает корпус генерала Мокроновского, отходившего под натиском Дерфельдена к Варшаве.
19 октября к Суворову присоединяется Дерфельден.
24 октября кровопролитным штурмом взята Прага — сильно укрепленное предместье Варшавы на низком правом берегу Вислы. «Сиятельнейший Граф, ура! Прага наша»,— донес Суворов Румянцеву.
29 октября суворовские войска торжественно вступают в столицу. Магистрат Варшавы, спустя несколько дней поднес победителю драгоценную табакерку с надписью: «Спасителю Варшавы». Члены магистрата оценили великодушие Суворова, удержавшего разъяренные штурмом войска за Вислой. Ведь среди штурмовавших были солдаты и офицеры, помнившие апрельскую резню в узких улочках Варшавы.
7 ноября казачьему атаману Ф. П. Денисову сдаются последние польские части во главе с Томашем Вавржецким, сменившим Костюшко на посту главнокомандующего. За вычетом «сидения в Бресте» кампания была закончена в 38 дней, считая со дня первого столкновения с польскими частями.
9 ноября Безбородко сообщает графу С. Р. Воронцову в Лондон о своей беседе с императрицей: «Секретно положено, что по получении формального о Варшаве известия, послать Графу Суворову чин фельдмаршала, так чтоб здесь тогда уже сведали, когда уже после подробной реляции отправлены будут к Графу Румянцеву все награждения... Всего страннее, что Граф Николай Иванович Салтыков не в конфиденции по сим... пунктам и думает еще, что Суворова сделают только генерал-адъютантом; но когда меня спросили, я сказал прямо, что взяв столицу, естьли бы меня не сделали фельдмаршалом, несмотря на старшинство домоседов, я бы счел за несправедливость. Как дело уже решено было, то и неудивительно, что апробовали мои мысли» [213]. 18 ноября генерал П. А. Исленьев привез в Петербург суворовскую реляцию о занятии Варшавы. На следующий день во время торжественного обеда в Зимнем дворце Екатерина провозгласила тост за здоровье «Генерал-фельдмаршала Графа Суворова!»
«Пожалование Графа Суворова, по общей истине дело приличное, сбило с пути всех его старших, их жен, сестер, детей и приятелей»,— сообщил Безбородко в Москву графу А. Р. Воронцову [214]. Отзыв покровителя Радищева весьма характерен: «Чин по делам, а не к персоне».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});