что мне невыносима мысль о том, что ты можешь быть с кем-то еще.
― Ну, тебе следует привыкнуть к этой мысли.
На этот раз я проглотил наживку.
Меньше чем за секунду я оказываюсь перед ней и хватаю ее за горло.
― Ты продолжаешь называть меня лжецом, но я хочу, чтобы ты услышала правду в этих словах, ― шиплю я, почти прижимаясь к ее губам. ― Ты приговариваешь любого мужчину, который прикоснется к тебе, к смертной казни.
― Я больше не твоя, Макли. ― Она отвечает, ее глаза все еще блестят от слез, которые она едва сдерживает.
― Да, ты моя. Ты не можешь дискредитировать все, что было между нами, из-за одной ошибки. Как мне заставить тебя понять, что пари ничего не значило?
― Для меня значило, ― жалобно плачет она, и на этот раз слезы все-таки проливаются. Они льются потоками из ее глаз, и конца им не видно, а душераздирающие и горькие рыдания сотрясают ее тело.
Намеренно или нет, она показывает масштаб разрушений, которые я на нее обрушил, и глубину своей боли, оставляя меня без слов.
Я отпускаю ее горло и наблюдаю, как склоняется ее голова, как физическая нагрузка и эмоциональный стресс берут свое, и она подается вперед.
Ее руки сжимают мою рубашку, и она упирается лбом в мою грудь, давая выход своему горю. Я обхватываю ее одной рукой за талию, другой ― за затылок в утешительном жесте и долгие мгновения просто обнимаю ее.
Она должна чувствовать, как больно бьется мое сердце о грудную клетку.
Горло сжимается, мне трудно дышать. Я чувствую себя отрезанным по самые колени, столкнувшись с ее опустошенностью. Ради нее я готов подняться на самые высокие горы и сразить самых больших драконов, но как это сделать, если в этой ситуации я ― враг? Когда именно я причинил ей такую боль?
Ее боль ― это моя боль, и мое сердце разрывается на две части, пока я без слов обнимаю ее, желая, чтобы все это прошло.
Хотелось бы повернуть время вспять и вместо этого ударить Девлина по лицу.
Она отстраняется и делает шаг назад, и я неохотно отпускаю ее. Ее лицо красное и мокрое, когда она отворачивается от меня. Она вытирает обе щеки ладонями, пытаясь взять себя в руки.
― Тайер…
― Это значило для меня, потому что я люблю тебя. ― Она не останавливается, чтобы дождаться моей реакции: ― Я влюбилась в тебя и доверилась тебе, хотя должна была знать лучше. Это было глупо с моей стороны, ― говорит она с беззлобным смешком. ― Но я ничего не могла с собой поделать. Я пыталась сопротивляться, но ты появился в моей жизни и стал мужчиной моей мечты. Страстный, поддерживающий, умный, красивый, добрый, помешанный на футболе, как и я, ― ты был всем, чего я только могла пожелать. Поэтому я позволила себе ослепнуть от твоего обаяния, остроумия и улыбки и пропустила мимо ушей всю ту ложь, которую ты мне говорил. Я доверилась тебе и позволила тебе повести меня прямо с обрыва, которого я даже не заметила.
Теперь я расплачиваюсь за свою наивность. Я собираю осколки своего сердца там, где ты их выбросил, и пытаюсь найти способ собрать их воедино, чтобы жить дальше и надеяться забыть тебя, ― продолжает она, ее голос густ от эмоций, так как она с трудом пытается вымолвить слова сквозь очередную волну слез. Но в ее глазах светится решимость. ― И я это сделаю. Я полюбила тебя и разлюблю, но не тогда, когда ты будешь появляться у меня посреди ночи. Не в том случае, если ты не дашь мне забыть тебя. Поэтому, пожалуйста, просто… отпусти меня.
Можно ли задохнуться изнутри?
Быть настолько подавленным глубиной и широтой своих эмоций, что они становятся физически ощутимыми в животе, оттесняя все жизненно важные органы и удушая их ребрами, пока не появится ощущение, что ты сейчас умрешь?
Именно это я сейчас и чувствую.
Ее признание заставляет мое сердце биться с новой силой, а затем резко падать вниз, когда она говорит о своей решимости заставить себя разлюбить меня.
Я отчаянно пытаюсь дать ей понять, что все это не односторонне. Что я чувствую то же, что и она.
― Ты не единственная, кто это чувствует. Я…
― Нет! ― Она вскрикивает, встревоженная, и протягивает руку между нами, чтобы остановить меня. ― Ты не имеешь права говорить мне это сейчас. Если ты собирался сказать то, что, как мне кажется, ты собирался сказать, ты никогда не сможешь сказать мне эти слова.
Я съедаю пространство между нами в два шага, пока не возвышаюсь над ней.
― Это не тебе решать. Если я хочу сказать тебе о своих чувствах, я скажу, а ты выслушаешь.
― Тогда скажи мне, ― издевается она. ― Я тебе не поверю. Это будет просто еще одна ложь, которая пополнит список. Ты думаешь, что пари ничего не значило? Твои слова будут значить еще меньше. ― Жестоко заявляет она.
Я хочу бороться с ней. Сказать ей, как она ошибается, а потом заставить ее все равно выслушать.
Желание рвется сквозь меня и кричит, чтобы его выпустили, но я контролирую его.
Я ничего не добьюсь, если буду противостоять ей таким образом, поэтому я расскажу ей всю правду.
Я покажу ей, какие муки я испытываю.
― Не делай этого, Тайер. Пожалуйста. Злись на меня, ругайся, кидай в меня вещи, мне все равно, но только не заканчивай с этим. ― Я умоляю. ― Скажи мне, что тебе нужно, чтобы я сделал. Я сделаю это.
Она молча качает головой, не желая встречаться с моим взглядом.
― Тебе нужно, чтобы я бросил футбол? Мое состояние? Ты хочешь, чтобы меня унизили так же, как тебя? Или, может быть, ты хочешь меня как-нибудь высечь? Я уже медленно истекаю кровью на твоем полу, но я дам тебе нож и позволю закончить работу, если это означает, что ты простишь меня. Просто скажи мне, чего ты хочешь, и я дам тебе это.
― Я не собираюсь тебя прощать, ― отвечает она мне, и в ее голосе звучит вся печаль мира.
Я нежно обнимаю ее лицо и наклоняю голову к ней, опускаю губы в легкий поцелуй на ее щеку.
― Я не собираюсь сдаваться.
На короткий миг она закрывает глаза и прижимается к моим губам. Она ищет