обыденной жизни Башни, гудела на разные лады офисная техника, из кабинетов доносились голоса людей. Кир не знал, куда идти, и спросить было не у кого — коридор был пуст. Он пошёл наугад, высматривая, где возможно, через жалюзи на окнах знакомое лицо, и, заглядевшись, чуть было не получил по лбу открывшейся дверью.
— Извините, пожалуйста, я не хотела! — девушка, появившаяся из-за двери, схватила его за рукав рабочей куртки. — Простите!
— Ничего, — пробормотал Кир и, видя, что она уже собирается уходить, спохватился. — Не подскажите случайно. Я ищу Александра Полякова, он где-то здесь должен работать.
— Я не знаю такого. Он стажёр?
— Да. Наверно.
— Если стажёр, то вам надо пройти чуть дальше, прямо по коридору и первый поворот направо. Через два, нет, через три… да, через три отсека будут офисы, где сейчас работают стажёры. Там вам лучше подскажут, — девушка ободряюще улыбнулась.
Кирилл поблагодарил и пошёл, как она сказала. И, едва завернув за угол, он увидел вдруг самого Полякова, примерно метрах в пятидесяти от себя. Кир сразу узнал его, хотя и не видел бог знает сколько времени — бледное лицо, пухлые как у девочки губы, светлые волосы. Сашка разговаривал с каким-то мужчиной. «С начальством», — неприязненно подумал Кир. Лица мужчины он не видел, тот стоял спиной к нему, высокий, крупный, от всей его фигуры веяло силой и мощью. Поляков, чуть согнувшись, что-то тихо и торопливо говорил. Слов было не разобрать, но Кирилл безошибочно понял, что Сашка в чём-то оправдывается, и это унизительное оправдание, которое сквозило в каждом жесте, подобострастном наклоне головы, трясущемся подбородке, позабавило Кира и заставило презрительно улыбнуться. Он не стал подходить к ним, решив подождать, когда мужчина уйдёт. Кир не знал, что человек, с которым разговаривал Сашка Поляков, и есть тот, кто был ему так нужен — Павел Григорьевич Савельев.
* * *
Зато это хорошо знал другой человек.
Кравец наблюдал через полуприкрытые жалюзи на окнах своего кабинета, как Поляков объясняется с Савельевым.
Для человека, которому накануне сообщили, что его дочь задержана внизу с наркотиками, Савельев выглядел на удивление невозмутимо. Такое спокойствие и выдержка поражали Антона. Хотя «поражали» было не совсем верное слово. Пугали — так было правильнее.
Когда Литвинов недвусмысленно дал ему понять, что он ждёт от него, Антону стало не по себе. До него только тогда дошло, что, уже отдавая ему приказ организовать «карантин», Борис прекрасно знал, что никто оттуда живым не выйдет. Ему следовало бы догадаться об этом, ведь он работал на Литвинова не первый год.
Разумеется, отдельные люди так или иначе убирались с дороги, но речь шла именно об отдельных людях, чьё даже физическое устранение не сильно вступало в противоречие с его, Антона, моралью. Но сейчас надо было убрать не одного-двух зарвавшихся конкурентов, а сто шестьдесят человек, среди которых были дети. Нет, гуманизмом Кравец не страдал, и с совестью у него всё было в порядке, его беспокоило другое. Если где-то что-то пойдёт не так, на кого повесят всех собак? Шестое чувство, всегда срабатывающее безукоризненно, подсказывало Антону, кто станет козлом отпущения. И быть этим козлом отчаянно не хотелось.
Именно поэтому Кравец попридержал исполнение приказа, отложил на несколько часов. Всё было, в сущности, готово, исполнительная бригада лишь ждала отмашки, но Кравец медлил. И вот сейчас, глядя на ровный, спокойный профиль Савельева, на его неподвижное, словно высеченное из камня лицо, где не подрагивал ни один мускул, Антон по-настоящему испугался.
Литвинов и Савельев сошлись в смертельной схватке. Они были больше, чем друзья и стали больше, чем враги. Один из них способен стереть его, Антона, в порошок, другой пройдёт по нему катком. Невозмутимо. Равнодушно. Раздавит, не заметив. Нужно было делать выбор. «Из двух зол меньшее?» — усмехнулся Кравец.
Вчера, забирая у Ивлева препарат для отравления людей на запертом уровне, он заметил, что лаборатория Ивлева выглядит как будто слегка по-другому: всюду стояли какие-то коробки и ящики, Ивлев словно собрался переезжать.
«Вот я дурак!» — Кравец покачал головой. Ведь Ивлев действительно переезжал.
Антон только сейчас понял замысел Литвинова: пожертвовать лабораторией по производству наркотиков (вернее, судя по готовящемуся переезду Ивлева, просто переместить её в другое место), подставить Анну, ликвидировав тем самым и тайную больницу, которая стала причинять Борису слишком много хлопот, и саму Анну. А ведь Литвинов её любил. Пусть когда-то давно, но любил. А сейчас, не колеблясь, приносил в жертву. И если он способен сделать такое с женщиной, к которой некогда испытывал сильные чувства, то что такое для него он, Антон Кравец? Пыль. Грязь под ногами. Но Савельев — Антон ещё раз бросил взгляд на Павла Григорьевича — Савельев был в сто раз хуже. Поэтому… Кравец поднял правой рукой трубку телефона, левой — чуть дрожащей — нервно набрал нужный номер.
— Через час, — сказал тихо, но отчётливо. — Будьте готовы к операции через час. Проконтролирую лично.
Трубка с тихим стуком опустилась на аппарат.
Обратный отсчёт пошёл.
Глава 22
Глава 22. Сашка
Сашка клял себя на чём свет стоит.
Второй раз за месяц встреча с Савельевым, будь он неладен вместе со своей Никой, с Кравцом и со всеми их политическими играми.
Если бы Сашка мог повернуть время вспять, он бы вернулся на ту злополучную вечеринку, куда пришёл с Марком (чёрт бы пробрал и Марка тоже), а ушёл вместе с Никой Савельевой, девочкой, с которой у него априори не могло быть ничего общего. И что он теперь имеет? Кучу проблем и сомнительные привилегии.
После того как Сашка облажался с отчётом, Кравец вызвал его к себе и недвусмысленно дал понять, что с ним будет, если он оступится ещё хоть раз или проявит самодеятельность, а также выдал чёткие инструкции, что и кому говорить.
— Почемучке Ледовской скажешь, что Ника попросила тебя прикрыть, а сама отправилась куда-то вниз, куда — ты не знаешь, — голос Кравца был холоден и пуст.
— А…
— Никаких «а», этого достаточно.
И этого действительно оказалось достаточно. Сашка видел, что Веру раздирают противоречия: с одной стороны, она ему не верила, что было неудивительно — Ледовская никогда ему не доверяла в отличие от всех остальных, а с другой стороны, она боялась навредить Нике. Любовь и преданность подруге в итоге победили, Кравец, отменный психолог, виртуозно сыграл на Вериных чувствах, не сфальшивив ни на одной ноте.
С Савельевым было сложнее.
— Вряд ли Савельев объявится у тебя в ближайшее время, но если вдруг…