Я кашлянул.
— Ты, наверное, хочешь пойти к себе, а? Может быть, мне лучше выйти или…
— Нет, — сказала она, — у меня же есть халат.
Она села, запахивая полы халата.
— Это… уже… по-настоящему? — сказала она тихо, таким тоном, словно расставалась с чем-то.
Я молчал.
Она встала, прошлась по комнате, вернулась. Подняла глаза на меня — в них был вопрос, неуверенность и что-то еще, чего я не мог определить.
— Брегг…
— Меня зовут Эл.
— Эл, я… я действительно не знаю… Я хотела бы… Сеон…
— Что?
— Ну… Он… — Она не могла или не хотела сказать “мой муж”? — Он вернется послезавтра.
— Да?
— Что будет?
Я проглотил комок.
— Мне с ним поговорить?
— Как это?..
Теперь я, в свою очередь, с изумлением посмотрел на нее, ничего не понимая.
— Вы же… вчера говорили… Я ждал.
— Что… заберете меня.
— Да.
— А он?
— Так мне не говорить с ним? — спросил я наивно.
— Как это, “говорить”? Вы хотите сами?
— А кто же?
— Значит, это… конец?
Что-то сдавило мне горло; я кашлянул.
— Но ведь… другого выхода нет.
— Я думала, что это… меск.
— Что?..
— Вы не знаете?
— Ничего не понимаю. Нет. Не знаю. Что это такое? — сказал я, чувствуя, как по коже побежали неприятные мурашки. Я опять попал в одну из неожиданных пустот, в топкое болото недопонимания.
— Это такой… Ну… если кто-то встречается… если хочет на какое-то время… Вы действительно этого не знаете?
— Подожди, Эри, не знаю, но, кажется, начинаю понимать… Это что-то такое временное, этакая отсрочка, минутное приключение?
— Нет, — сказала она, и у нее округлились глаза. — Вы не знаете… как это… Я сама точно не знаю как, — вдруг призналась она. — Я только слышала об этом. Я думала, что вы поэтому…
— Эри. Я ничего не знаю. И черт меня побери, если я что-нибудь понимаю. Может быть… во всяком случае, у этого есть что-нибудь общего с браком, да?
— Ну да. Идут в управление, и там, не знаю точно что, во всяком случае, потом это уже как-то… ну, в общем…
— Что?
— Законно. Так, что никто не может возразить. Никто. И он тоже…
— Так, значит, это все-таки… это какой-то способ узаконить — ну, черт возьми, — узаконить супружескую измену. Так, что ли?
— Нет. Да. То есть это уже не измена, впрочем — так не говорят. Я знаю, что это значит. Я это изучала. Нет измены, потому что, ну, потому что ведь мы с Сеоном только на год.
— Что такое? Как на год? Брак на год? На один год? Почему?
— Это испытание…
— Великие небеса, черные и голубые! Испытание. А что такое меск? Может быть, авизо на следующий год?
— Не понимаю, что такое авизо. Меск — это… это значит, что, если через год супруги расходятся, тогда вступает в силу то. В общем это помолвка.
— Это и есть меск?
— А если они не расходятся, что тогда?
— Тогда ничего. Меск не имеет никакого значения.
— Ага. Ну, теперь понимаю. Нет, никаких месков. На веки веков. Ты хоть знаешь, что это значит?
— Знаю. Брегг?
— Да?
— Я заканчиваю аспирантуру по археологии в этом году…
— Понимаю. Ты намекаешь, что, принимая тебя за идиотку, я, по существу, сам идиот.
Она усмехнулась.
— Вы это очень резко сформулировали.
— Да. Прости. Так я могу с ним поговорить?
— О чем?
У меня открылся рот. “Опять!” — подумал я.
— Ну, знаешь ли… — я осекся. — О пас, разумеется!
— Ведь так не делают.
— Нет? Ага. Чудесно. А как делают?
— Производят раздел. Но, Брегг, правда… ведь я… я так не могу…
— А как ты можешь?
Она беспомощно пожала плечами.
— Это значит, мы возвращаемся к тому, с чего начали вчера вечером? спросил я. — Не сердись, Эри, что я так говорю, я вдвойне обескуражен. Я же но знаком со всеми формами, обычаями, что можно и чего нельзя, даже в нормальных обстоятельствах, не говоря уже о таких…
— Нет, я знаю. Но мы с ним… я… Сеон…
— Понимаю, — сказал я. — Знаешь что? Давай сядем.
— Мне как-то лучше думать стоя.
— Пожалуйста. Слушай, Эри. Я знаю, что мне нужно сделать. Я должен забрать тебя и уехать куда-нибудь; не знаю, откуда у меня эта уверенность. Может быть, от моей бесконечной наивности? Но мне кажется, что в конце концов тебе со мной было бы хорошо. Да. А между тем я, понимаешь, такой ну, одним словом: я не хочу этого делать. Не хочу тебя принуждать. В результате вся ответственность за мое решение — назовем это так — падает на тебя… Словом, получается, что я кругом свинья — если не с правой стороны, то с левой. Да и я это прекрасно сознаю. Прекрасно. Но скажи только одно: что ты предпочитаешь?
— Правую…
— Что?
— Правую сторону этой свиньи.
Я рассмеялся. Может, даже немного истерично.
— О боже! Так. Хорошо. Значит, я могу с ним поговорить? Потом. Ну, я приехал бы сюда потом один…
— Нет.
— Так тоже не делают? И все-таки мне кажется, я должен…
— Нет. Я… очень прошу. Правда. Нет. Нет! Вдруг у нее из глаз брызнули слезы. Я схватил ее на руки.
— Эри! Нет. Ну, нет. Я сделаю, как ты хочешь, только не плачь. Умоляю тебя. Потому что… не плачь. Перестань, слышишь? А впрочем… плачь… я сам не знаю…
— Я… не знала, что это… может… так… — всхлипывала она.
Я носил ее по комнате.
— Не плачь, Эри… Или, знаешь что? Уедем на… месяц. Если потом захочешь, вернешься…
— Прошу вас… — сказала она, — прошу…
Я опустил ее на пол.
— Так нельзя? Ведь я же ничего не знаю. Я думал…
— Ах, как вы! “Можно”, “нельзя”. Я не хочу так! Не хочу!
— Эта правая сторона становится все больше, — сказал я неожиданно сухо. Ну ладно, Эри, я больше не буду с тобой советоваться. Одевайся. Позавтракаем и уедем.
Она смотрела на меня. На глазах у нее еще не высохли слезы. Сосредоточенное лицо. Насупленные брови. Мне показалось, она хочет сказать что-то, не слишком для меня лестное. Но она только вздохнула и молча вышла. Я присел к столу. Моя неожиданная решительность — как в каком-то романе о пиратах — была всего лишь минутной. В действительности я был столь же решителен, как и роза ветров. Моему смущению не было границ. “Как я могу? Как могу?” — спрашивал я себя. Ох, что за путаница!
В открытых дверях стоял Олаф.
— Сын мой, — сказал он. — Я сожалею. Я поступил крайне бестактно, но я все слышал. Не мог не слышать. Надо закрывать двери, к тому же у тебя такой зычный голос. Эл, ты превзошел самого себя. Чего ты хочешь от девчонки чтобы она бросилась тебе на шею только потому, что ты однажды влез в дыру на Ке…
— Олаф!! — запротестовал я.
— Только спокойствие может нас спасти. Ну, наш археолог нашла себе прелестную древность. Сто шестьдесят лет — это уже антик, а?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});