Читать интересную книгу Убийство на пивоварне. Дело мерзкого снеговика - Николас Блейк

– Но Робине же сказал нам, что его ударил Боган, – возразил Хивард.

– Нет, неправда! Он сказал, что наткнулся на бороду нападавшего. На ту самую – между прочим, – что пропала из вашего театрального сундука и в которой Эндрю изображал злого дяденьку в том самом скетче. Толстая, внушительная черная борода, которая легко подравнивается, делаясь похожей на богановскую.

– Значит, Эндрю провел это время разрушая снеговика и выстраивая… выстраивая нового вокруг человека, которого он убил, – покачала головой Эвнис. – О, я не верю! Он не мог заставить себя сделать это.

– У Эндрю были необычайно чувствительные и умелые руки. Для него это было не так сложно. Когда Боган приехал, снова пошел снег, и при некотором везении он мог скрыть те следы, которые Эндрю оставил вокруг снеговика. Задумал ли он заранее использовать снеговика, сказать не могу – духовое ружье Джона подсказывает, что да. Даже если бы свежевыпавший снег не пришел ему на помощь, все равно в той части лужайки было очень сильно натоптано.

– Ума не приложу, как мы не заметили, что новый снеговик больше, чем старый, – сказала Шарлотта. – Ведь он же был больше, правда?

– Снеговик был там слишком долго, он уже стал для всех старым знакомцем. Даже дети останавливались, чтобы с ним поиграть. А после снегопада ему и полагалось быть больше и неуклюжее. Теперь мы можем воссоздать картину действий Эндрю в ту ночь. Он уже подсыпал порошок в грог или сахар, значит, на первом этаже никто не мог проснуться и разбросать вещи у него в комнате. Он надевает бороду, аккуратно выключает констебля и тащит его в котельную, входит в комнату Богана, душит его во сне, складывает вещи Богана в свой чемодан, замуровывает тело в снеговика и уезжает.

– А зачем он загнал машину в сугроб? – перебил Хивард. – Хороший водитель, Эндрю-то. Не может быть, чтобы он так мог.

– А это было следующим тонким оттенком в картине, где Боган удирает из дому – Боган, который был плохим водителем. Ладно, в следующий раз мы услышали об этом беглеце на лондонском терминале. Он покупал билет. Так вот, скажите-ка мне, разве мог Боган так открыто привлечь к себе внимание? Но Эндрю мог. И вот, со своей фальшивой бородой, со своим бронзовым цветом лица, который на скудно освещенной станции мог сойти и за желтизну, изобразив сутулость, он мог легко повторить облик Богана, который потом и получила полиция при опросе билетера. Именно этот пункт с самого начала заставил меня задуматься: а вдруг кто-то прикинулся Боганом?

Вилл Дайке нахмурился:

– Значит, вы считаете, что мой мнимый арест заставил Эндрю зашевелиться? Но почему? Я не вижу тут никакой связи. Как это могло вынудить его избавиться от Богана?

– А это очень важный момент. Видите ли, выходит, что, прежде чем Эндрю убил Богана, он узнал, что ваш арест был ненастоящим.

– Но я же думал, что все зависит…

– Если бы полиция вас арестовала, на следующее утро это было бы во всех газетах. Дело Ресториков уже обросло публичными толками, несмотря на войну. Ведь Эндрю обычно читал газеты?

– Ну да, читал, – сказала Шарлотта.

– В газетах ничего об этом не было. Значит, Дайкса не арестовали. Но Эндрю довел до конца свой план по убийству Богана. Стало быть, он не мог просто стремиться избавить невинного человека от кары. Дело в том, что все это время нас сбивала с толку теория о том, что у Эндрю есть улики, обличающие Богана в убийстве Элизабет. А на самом деле…

У Шарлотты вырвался сдавленный стон, хриплый и невнятный, она отчаянно пыталась справиться с ним, справиться со своими руками и лицом. Наконец она не выдержала и проговорила то, о чем все думали про себя:

– Пожалуйста, мистер Стрэнджвейс, я прошу вас, скорее снимите с нас эту тяжесть. Вы же хотите нам сказать, что все было совершенно по-другому. Да, это так? Что это у Богана были улики против Эндрю и поэтому ему пришлось погибнуть? Это Эндрю убил Бетти, да?

Все замерли. Взгляды с ожиданием самого страшного были прикованы к нему, словно он пришел, чтобы сообщить, как прошла опасная операция над тем, кто был им дорог. Найджел смотрел сосредоточенно, не отрываясь, в глаза Шарлотте Ресторик.

– Нет, – наконец сказал он. – Нет, миссис Ресторик. Эндрю не убивал Элизабет.

Вилл Дайке прервал возникшее замешательство:

– Что за ерунда? Вы хотите сказать, что убийства Богана и Бетти не связаны между собой?

– Да. Они не связаны. Я напомню вам о том, что мне сказал Джон, – об Элизабет, которая приходила той ночью к нему в комнату. О ее бледности и ее печали. Она была бледна как смерть в лунном свете, сказал он. Я попросил его вспомнить хорошенько, но он продолжал настаивать. А мы-то видели ее с краской на лице. Разве вы забыли?

Они глядели друг на друга, качая головой.

– Тогда еще одна подсказка. Когда горничная покидала ее той ночью, Бетти смывала свой макияж и выглядела «взбудораженной». Это и последующие события подсказали нам, что она ждала у себя в комнате любовника; что она начала смывать макияж, только чтобы провести горничную. Но – вы еще не поняли? – если бы она ждала любовника, она бы ни за что не пошла посреди ночи в детскую, такая печальная, такая, будто…

– Будто… – словно кто-то насильно вытягивал слова из самой глубины сердца Дайкса, – будто она прощалась с ними.

– Прощалась с ними, – как эхо, повторил Найджел. – Да. Именно это она и делала. Это было последнее, что она сделала, перед тем как повесилась.

Все молчали, ошеломленные. Наконец Хивард овладел даром речи:

– Повесилась? Но вы сами говорили… все говорили, что… что это было убийство, обставленное как самоубийство.

– Конечно, это придумано хитро. Но оставался единственный противник – правда. Самоубийство, обставленное как убийство. Даже Боган иногда говорил правду. Помните, как он сообщил нам, что Элизабет намекнула ему на самоубийство: «Дэнис, я думаю, ты всегда был бы рад поскорее избавиться от истеричной женщины»?

– Не верю я, – заметила Кларисса, – что Бетти могла лишить себя жизни. Она бы никогда не струсила.

– Она бы ни за что не сделала этого ради себя. Согласен. Но ставка была серьезнее. Дети. Вот она и зашла попрощаться с ними. Потому-то она и показалась горничной «взбудораженной». Это было больше чем возбуждение. Это было вдохновение человека, решившегося на подвиг человеколюбия.

– Как? Человеколюбия? Я что-то не понимаю, – сказал Хивард. – То есть она пожертвовала собой ради детей?

– Именно. Вспомните, разве до этого любовь хоть раз угасала в ней? Вряд ли мы теперь до конца воссоздадим все, что было, но вероятнее всего, что Боган держал ее в своей власти, частично – гипнозом, частично – управляя ею через ее зависимость от наркотиков. Что двигало Боганом, мы тоже никогда не узнаем. Может, он хотел сделать ее своей любовницей, может, это была его мерзкая тяга мучить людские души. В любом случае я полностью уверен, что решающий момент для нее наступил, когда он пригрозил ей втянуть Джона и Присциллу. Марихуана довольно ясно показывает, на что он был способен.

– Но я не понимаю, – сказала Шарлотта. – Почему она раз и навсегда не освободилась от него, рассказав нам о детях?

– Во-первых, потому, что она искренне верила, что находится под властью его гипноза. Во-вторых, потому, что никто не внял бы словам невротичной, взбалмошной наркоманки против уважаемого доктора. У нее не было против него никаких вещественных улик, вот в чем беда. Он бы сказал, что это плод ее болезненных иллюзий, попытайся она изобличить его. И самое главное – она смертельно боялась Богана. Она знала, что, даже если бы ей удалось подорвать доверие к нему своей семьи, он бы рано или поздно добрался до нее.

– Теперь я все понимаю, – сказал Дайке. – Она хотела избавиться от Богана полностью, раз и навсегда. И тогда она убила себя таким способом, чтобы подозрения в убийстве пали на него.

– Нет-нет. Это было не так. Вы слишком легко забыли о вещественных уликах. Нет, она повесилась и оставила посмертную записку, возлагая ответственность на Богана. Репутация Богана устояла бы против любых нападок пациентки-невротички, но она бы не выстояла против полицейского расследования самоубийства его пациентки.

– Постойте, – сказал Хивард. – Так не пойдет. Там не было никакой посмертной записки. Мы ее не нашли.

– Да. Ее уничтожил Эндрю – во всяком случае, он ее унес.

Хивард вытаращился на него.

– Ах, теперь-то я поняла, как это связано с привязанностью друг к другу бедных детей, – сказала Кларисса.

– Да. Физическая агония, высочайшее психическое потрясение, пережитые Бетти во время самоубийства, передались Эндрю, как ночные кошмары в детстве. Он проснулся, пошел к ней в комнату, увидел, что дверь заперта, и, позвав ее, не получил ответа. Он поковырял в замке и вошел. Там было ее висящее тело и посмертная записка. Прочтя ее, он понял, что все его подозрения к Богану оправдались. Я и мисс Кэвендиш уже достаточно говорили о характере Эндрю. Я оставлю наши разговоры в стороне. Замечу только, что слова мисс Кэвендиш об Эндрю лишь подтвердили мою идею о том, что случившееся с Бетти в Америке искалечило его и все время сводило его с ума. Я считаю так: когда он нашел сестру мертвой и прочел ее посмертную записку, это воспламенило смертельную ненависть, которую он и так питал к Богану целые годы.