Читать интересную книгу Гражданская война в Испании. 1936-1939 гг. - Николай Платошкин

Коммунисты в качестве условий своего возвращения в кабинет требовали разделения постов премьера и военного министра, создания полноценного генштаба, возобновления нормального функционирования Высшего военного совета, возрождения Главного военного комиссариата и роспуска ПОУМ.

В эти критические дни, а именно 15 мая 1937 года, генерал Миаха, давно ненавидевший надоевшего ему мелочными придирками Кабальеро, предложил руководству КПИ с опорой на армию взять всю полноту власти в стране. Это было вполне осуществимо, так как авиация, танковые части и наиболее боеспособные силы Центрального фронта беспрекословно шли за компартией. Но руководство КПИ сразу отвергло предложение Миахи, понимая, что это будет концом демократии и Народного фронта.

Между тем, Кабальеро, как он и рассчитывал, получил от Асаньи полномочия по формированию нового правительства. Туда он уже не включил ни одного коммуниста. 4 ключевых поста отводились ВСТ, по 2 — ИСРП и НКТ, по 1 — баскам и каталонцам. Но ИСРП заявила, что без коммунистов в правительство не войдет, а «принципиальные» борцы против государства — анархисты — были возмущены, что у них вместо прежних четырех остались только два министерских портфеля. Лидеры социалистов пытались уговорить Кабальеро пойти на компромисс с компартией, но тот заявил: «Или я — или они». Кабальеро явно переоценил свои шансы на успех. Асанья поручил 16 мая 1937 года формирование правительства члену ИСРП и бывшему министру финансов Хуану Негрину (собственно, кроме него у ИСРП был только один подходящий кандидат — Прието, но Асанье он не нравился своими резкими перепадами настроения от безудержного оптимизма к мрачному пессимизму). Уже 17 мая Негрин представил президенту свой кабинет, в котором он сам был еще и министром финансов, Прието — военным министром (включая влитые в это ведомство министерства ВВС и ВМС), республиканец и бывший премьер Хираль — министром иностранных дел. НКТ-ФАИ покинула кабинет по собственной инициативе, а министры-коммунисты сохранили два своих кресла (сельского хозяйства и образования).

Кто же был этот человек, согласившийся принять на себя ответственность за республику в столь нелегкое время и унаследовать противоречивый багаж правления «испанского Ленина»? Хуан Негрин родился в зажиточной буржуазной семье на Канарских островах в 1889 году. Родители послали его учиться медицине в Германию, где он стал доктором наук в 1912 году (Негрин увлекся модной в то время физиологией). После начала Первой мировой войны молодой доктор вернулся на родину и возглавил в 1922 году кафедру физиологии Мадридского университета. К политике врач обратился только в 1929 году, став членом ИСРП. В 1931 году после провозглашения республики Негрин был избран в кортесы от Канарских островов, не оставив своих занятий на кафедре физиологии. После поражения восстания в Астурии Негрин активно участвовал в митингах в защиту политзаключенных. Когда 4 сентября 1936 года было образовано правительство Ларго Кабальеро, Негрин, по рекомендации Прието, стал министром финансов. На этом посту тихий доктор показал неукротимую энергию и железную хватку, сумев в страшном хаосе 1936 года обеспечить относительно нормальное функционирование кредитно-банковской системы. В отличие от рутинера Кабальеро, Негрин в кратчайшие сроки смог организовать фактически заново боеспособный и хорошо дисциплинированный корпус карабинеров (их называли «100 тысяч детей Негрина», хотя на самом деле пограничников было около 40 тысяч).

Его назначение премьером было встречено многими с удивлением, так как в отличие от Кабальеро Негрин не сильно «светился» на массовых митингах. Сразу же заговорили о том, что это марионетка коммунистов, которые, мол, таким способом отплатили ему за отправку испанского золота в СССР. На самом деле Негрин как политик практического толка («технократ», как сказали бы сегодня) просто понимал всю разумность требований коммунистов о подчинении всех сторон жизни республики одной цели — выиграть войну. Именно поэтому, когда Асанья предложил ему возглавить кабинет, Негрин согласился лишь при одном условии: «быть стопроцентным председателем Совета министров». Он пришел, чтобы не представлять какую-то партию, а чтобы немедленно и энергично вывести республику из кризиса. Кстати в отношениях с советским послом и военными советниками из СССР Негрин практиковал не обращение «товарищ», а более формальное «сеньор председатель Совета министров».

Обиженный Ларго Кабальеро попытался поднять против нового кабинета ВСТ, но его собственный профсоюз отказал ему в поддержке. Анархисты, сначала шумно требовавшие оставить «товарища Ларго Кабальеро» на обоих постах — премьера и военного министра, — потом сочли более разумным поддержать правительство Негрина. Тем более, что коммунисты, добившись запрета ПОУМ и ареста 17 июня 1937 года ее лидера Нина (последний был, по всей видимости, тайно убит в тюрьме), подчеркнуто дружелюбно и лояльно вели себя по отношению к НКТ, хотя анархисты никак не меньше троцкистов были замешаны в барселонском кровопролитии.

Да, республика преодолела опаснейший внутриполитический кризис. Но цена его была велика. Мятежники получили передышку на основных фронтах и усилили начавшееся в апреле наступление на республиканский Север. Планировавшийся для помощи Северу в мае 1937 года контрудар республиканцев на Арагонском фронте оказался сорван из-за фактического мятежа его анархистских и поумовских частей. Но самым страшным последствием майского путча в далекой Испании стали события в СССР. Сталин, давно не доверявший некоторым военным, на примере Барселоны убедился, что призывы Троцкого к Красной Армии свергнуть предавшее идеалы революции правительство в Москве вполне могут быть и осуществлены. К тому же, почему это Тухачевский с несколькими дивизиями просился в Испанию? А тут еще через президента Чехословакии Бенеша ему переправили мастерски сфабрикованное гестапо и СД досье о связях популярного в РККА молодого маршала с германскими генералами. Но ведь и барселонские троцкисты, как сообщала разведка из Берлина, тоже были связаны с гитлеровскими спецслужбами. Все эти факты и гипотезы, помноженные на граничащее с паранойей недоверие Сталина, запустили кровавый маховик массовых репрессий против командного состава Красной Армии в конце мая 1937 года. Что, в свою очередь, аукнулось страшными поражениями черного лета 1941 года, поставившими Советский Союз на край пропасти.

Подытоживая анализ внутриполитического положения республики, можно констатировать, что политическая жизнь в республиканской Испании была столь бурной и многообразной, что казалось: речь идет об обычной стране, а не о воюющем за свое право на существование государстве. В конце концов, именно отсутствие сплоченности в тылу и погубило республиканцев.

В отличие от своих врагов по ту сторону фронта, Франко, с несвойственными испанскому национальному характеру холодностью и расчетом, не допускал в своем тылу ни малейшей политической активности, если она не была с ним заранее согласована. В «национальной» зоне с момента мятежа действовало военное положение и были запрещены все политические партии и профсоюзы. Карлисты и фалангисты действовали, скорее, как общественные движения помощи армии. Под страхом смерти были запрещены все забастовки. Цены и зарплаты были заморожены на уровне февраля 1936 года, выгодном для предпринимателей (кое-где, правда, и на уровне 18 июля 1936 года, что было более выгодно для рабочих). Лидеры всех профсоюзов были либо расстреляны, либо посажены в тюрьмы, либо бежали в республиканскую зону. Был создан вертикальный подконтрольный властям единый профсоюз — Рабочий национально-синдикалистский центр, не имевший никаких прав и обязанный мобилизовать своих членов на работу для фронта. Транспорт и все заводы военного назначения были поставлены под прямой контроль военных властей.

Предприниматели в массе своей сразу поддержали мятеж, проводя многочисленные акции сбора средств, одежды и продовольствия для фронта. Они быстро организовали свою собственную организацию — Национально-синдикалистский центр предпринимателей.

Так как мятежникам с самого начала достались малонаселенные сельскохозяйственные районы, снабжение населения не представляло труда. Однако после замораживания цен возник «черный рынок» и стали появляться трудности с некоторыми промышленными товарами, прежде всего текстилем (текстильная промышленность Испании была сосредоточена в Каталонии).

Так как все основные банки страны находились в крупных городах и после 18 июля 1936 года остались в республиканской зоне, в Бургосе 14 сентября 1936 года была образована Чрезвычайная хунта Совета Испанского банка, получившая право гарантировать выпуск банковских билетов на общую сумму 10 млрд песет. У франкистов не было золотого запаса, и единственной гарантией их денег была победа в войне. К 1939 году в «национальной» зоне были в обращении банковские билеты на сумму в 8,7 млрд песет по сравнению с 5,4 млрд песет в июле 1936 года. Все банкноты «национальной» зоны были проштемпелеваны, чтобы отличаться от республиканской валюты. Одновременно радио мятежников постоянно передавало серии банкнот, изъятых из обращения (выпущенных в республике).