Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От налетов авиации больше всего пострадали тылы и штабы. Потеряв связь с боевыми частями, остатки тыловых подразделений возвращались обратно; на юг ехали грузовики, везли раненых, тянули неисправные танки. И у тех, кто видел беспорядочное отступление тылов, складывалось впечатление, что войска разбиты и спасаются бегством.
А на деле было совсем не так. Ни сопротивление противника, ни бомбежки не сломили в частях наступательный порыв. Лешка Карасев почувствовал это, когда их танк, уже в темноте, догнал, наконец, полк, действовавший в первой линии и продвинувшийся за день километров на двадцать. Полк хоть и понес большие потери, готов был идти дальше. БТ Варюхина подъехал как раз в то время, когда головной батальон выходил из местечка.
Да, тут была совсем другая атмосфера, вызванная ощущением собственной силы. Люди разговаривали громко, смеялись, шутили. И Лешка почувствовал себя спокойно, когда после тыловой сумятицы с ее слухами и неопределенностью попал в привычную обстановку.
Быстроходным БТ-7 и танкеткам сразу же нашлось дело: их послали в дозор, обеспечивать правый фланг наступающей колонны. Варюхин заикнулся было насчет горючего, но комбат замахал руками.
– Нету, ничего нету! У немцев возьмешь!
– Ладно, – сказал Варюхин. – Возьму. Только вот снарядов для наших пушек немцы еще, наверно, не сделали. А у меня мало.
– У всех мало. Ты экономь, – посоветовал командир батальона. – Ну, езжай, дайре зарывайся.
Они не «зарывались». Двигались по пустынной проселочной дороге. Часто останавливались, глушили моторы и слушали. Ночь была темной и душной. Ориентировались по многочисленным пожарам, видневшимся и сзади, и справа, и слева. Во время одной из остановок Варюхин уловил далеко впереди тонкое гудение мотора. БТ и танкетки тотчас свернули в кусты.
Минут через пять можно уже было разобрать, что идет машина и несколько мотоциклов.
– Раздавим! – сказал Варюхин, стоявший в башне, высунувшись по пояс. Лешка смотрел через водительский люк, вертел головой, напрягая зрение, но не видел ничего, кроме белесой полосы дороги да темных куп деревьев.
– Ну? Где? Скоро? – спрашивал он у Яценко.
– Эй, механик, не тряси танк, а то я на землю свалюсь, – насмешливо сказал Варюхин. – Боишься, что ли? Или от радости?
– От радости, – ответил Лешка.
Гул мотора и треск мотоциклов нарастали. Мелькнули полоски света. Лешка увидел большой трехосный броневик с короткой, будто обрубленной пушкой. За ним, как собаки на сворке, неотступно держались два мотоцикла с колясками. Варюхин нырнул в башню, шепотом скомандовал: «Бронебойный!» Яценко привычным движением вогнал в казенник снаряд.
Младший лейтенант целился очень тщательно, хотел попасть так, чтобы не повредить баки с горючим. Лешка внизу ерзал от нетерпения.
Со вспышкой огня ударил выстрел, броневик сразу стал ниже, с него будто порывом ветра скинуло башню. Он качнулся, но продолжал катиться напрямик под уклон. Тарахтя пулеметами, на дорогу выскочили танкетки. Все было кончено, только броневик продолжал еще по инерции ползти вперед, пока не уткнулся носом в канаву.
Яценко и Леша быстро опорожнили баки, перелили себе не только бензин, но и масло. Им помогал уцелевший, растерянный немец-водитель. У танкистов кончилось курево, Лешке уже осточертел самосад-горлодер, которым потчевал его Яценко. Подавляя брезгливость, Карасев обшарил карманы убитых фашистов, еще теплых и мягких, – они будто спали. Достал сигареты и документы.
Варюхин с грехом пополам, коверкая слова, допрашивал пленного: понял, что немцы ехали разведать дорогу, по которой утром начнет наступать их батальон, остановившийся на ночь в пяти километрах отсюда. Пленного и бумаги поскорей отправили на танкетке в штаб. С танкеткой Варюхин послал и записку. Просил выделить роту, чтобы неожиданно ударить по отдыхающим немцам.
– Устроим им девичий переполох на лужайке, – возбужденно потирал он маленькие руки. – Они же, паразиты, сейчас по всем правилам шляфен делают. Передушим их, как кур на насесте.
– Добре задумано, – сказал Яценко. – Лишь бы они не хватились разведки своей.
– А может, нам самим? – загорелся Лешка.
– Ничего не сделаем. Только вспугнем.
– Самим и думать нечего, – подтвердил Яценко. Он вытянул руки широкими ладонями вверх, подержал их так и оказал удивленно: – Смотрите, ведь дождик крапает!
Лешка взглянул на небо. Ни одной звездочки не видно на нем. И вокруг стало будто темней. На лоб ему упала теплая капля. Потом еще, все чаще. Порывом набежал прохладный ветер, прошелестел в кустах.
– Эге, хлопцы! – обрадовался Варюхин. – Вот бы денька на два, на три дождь зарядил. Вот бы лафа была!
– То дуже добре.
– Дороги размокнут, – возразил Лешка. – Грязь развезет. Тут места низкие.
– Дороги, рыжая твоя голова, – с сердцем сказал Варюхин. – Не привык ты по грязи ездить? Ты по тротуарам катался? А вот немец, действительно, не привык. Они там все больше по гудрону ездят. Да и не в этом дело. Авиация в такую погоду на аэродромах от насморка лечиться будет. Наших-то героических соколов, один черт, в небе нету, а если немцев тучи к земле прижмут, то уж я не знаю, что лучше придумать можно. Мы тут немцев накормим до отвала, да еще и в запас накладем. Это твоим водительским мозгам доступно?
– Вполне, – подтвердил Лешка.
Дождь усиливался. Холодный, мелкий и частый, он обещал стать затяжным. Он освежил усталых людей, смывал пыль с брони машин.
Варюхин, в ожидании подкрепления и приказа об атаке, ходил возле БТ по хлюпающей отсыревшей земле. Младший лейтенант нервничал. Время близилось к рассвету, а посланная им танкетка все еще не возвращалась. Он уже подумывал: не съездить ли в штаб самому? Можно управиться быстро. Никак нельзя упускать такой случай, тут как раз такое дело, о котором говорят: воюй не числом, а умением.
Наконец танкетка возвратилась. Она вернулась одна. Командир ее сказал что-то младшему лейтенанту. Лешка не поверил своим ушам, когда у Варюхина, не выносившего ругани, вырвалась короткая хлесткая фраза.
– Давай, Карасев, – устало сказал он, забираясь на броню. – Заводи.
– Что, атакуем?
– Нет. Назад едем, – неохотно процедил сквозь зубы Варюхин.
В то время когда обстановка начала складываться в пользу советского мотомеханизированного корпуса, когда он, прорвавшись в тыл к немцам, перерезал их коммуникации, вынудил прекратить наступление на восток, когда надо было бить и бить противника с фланга и с тыла, – в это время из штаба Юго-Западного фронта пришел приказ: танкам надлежало отойти на Злочевскяе высоты. Ни командиры, ни рядовые не могли понять – почему?
Однако приказы в армии существуют для того, чтобы их выполняли.
Почти вое радиостанции у танкистов были разбиты. В дивизии и полки понеслись делегаты связи. Но нелегко было разыскать ночью наступающие части. И получилось так, что некоторые полки, которым доставили приказ, начали отходить на Броды и Буек, а другие продолжали вести наступление: Утром, повернув назад, они встретили у себя в тылу немцев.
Произошел один из тех случаев, которые бывают в армиях, не имеющих опыта «большой» войны, случай, когда трудно даже найти виновных.
Командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Кирпонос не имел точных сведений о действиях танкистов. Радиосвязь отсутствовала. Командующий отправлял самолеты с задачей установить: что с корпусом? Летчики видели сверху пустынные дороги, разбитые машины, видели тучи «юнкерсов» и «мессершмиттов». Командиры, посланные для связи, встречали отступающие тыловые подразделения, видели множество раненых и убитых, расспрашивали ошалевших от бомбежки людей. Но никто не добрался до передовой, никто не разыскал штаб корпуса.
Так сложилось мнение, что танкисты потерпели поражение и отступают, так появился приказ командующего – отвести корпус и тыл под прикрытие пехоты.
На этот раз погода благоприятствовала советским танкистам. Дождь не утихал, и немецкие самолеты не могли бомбить колонны и вести разведку. А разведка фашистам была просто необходима. Они не понимали причин столь странного маневра русских, предполагали, что противник производит перегруппировку, чтобы нанести удар в другом месте.
Часов в десять утра танк Варюхина подходил к Бродам. До сих пор они ехали быстро, сбивая в коротких стычках немецкие заслоны, а теперь то и дело останавливались: на дороге было тесно, возникали пробки. Навстречу на большой скорости прошло несколько КВ и десяток «тридцатьчетверок».
– Вот гоняют нашего брата и туда и сюда, и туда и сюда, – сердито говорил Карасев. – Как это еще двигатель держится? И то уже стучать начал, не слышишь, сержант?
– Ничего… Будет привал – подлечим.
– Будет, когда рак свистнет. Это, я тебе скажу, хороший металл у нас делают. У немцев небось при такой скачке двигатель давно бы к черту пошел.
- Неизвестные солдаты кн.3, 4 - Владимир Успенский - Советская классическая проза
- Весенняя ветка - Нина Николаевна Балашова - Поэзия / Советская классическая проза
- Зултурган — трава степная - Алексей Балдуевич Бадмаев - Советская классическая проза
- Под брезентовым небом - Александр Бартэн - Советская классическая проза
- Синие сумерки - Виктор Астафьев - Советская классическая проза