Там, где войска или их отдельные командиры спонтанно отвечали насилием, нормальным было бы их старшим начальникам, даже путем создания военных судов, определять, не был ли превышен масштаб репрессий. Гитлер же двигался в совершенно противоположном направлении: он делал нормой те акты жестокости, что при других обстоятельствах были бы случайными и при определенной обстановке извинительными, и ввел террор в распорядок дня. Еще раз вынуждены спросить, обязан ли был начальник военной канцелярии Гитлера соглашаться со всем этим. Безусловно, нет. Но Гитлер никогда бы не позволил своему фельдмаршалу, который был в столь многих отношениях так необходим ему, уйти. Несколько раз Кейтель требовал перевести его куда-нибудь в другое место, но каждый раз напрасно.
Чем более жестоко велась война, тем больше множились так называемые «жестокие приказы». Несколько обвинений, незаслуженно выдвинутых против Кейтеля, также проливают свет на его тяжелейшее положение начальника штаба Верховного командования.
Несмотря на все усилия обвиняющей стороны, уличить фельдмаршала в планировании или даже приказании убить двух французских генералов, генерала Вейгана и генерала Жиро, оказалось невозможно. В действительности дело Жиро – в 1942 г. этот генерал смог сбежать из крепости Кенигштайн около Дрездена – привлекло внимание подозрительного Гитлера к тому, что, по его мнению, было явными недостатками в системе содержания военнопленных[73]. На самом деле в этой области все еще наблюдались старые правовые нормы поведения. Среди документов защитника Кейтеля имеется информация об одном случае, когда мюнхенские руководители секретной государственной полиции жаловались на коменданта лагеря для военнопленных VII военного округа в Баварии; последний, генерал-майор фон Заур, обвинялся в препятствиях работе специального отделения секретной государственной полиции, работающей в лагере для военнопленных над выявлением коммунистов, евреев и интеллигенции среди советских пленных для «особого обращения с ними», другими словами, для их ликвидации.
Что касается военнопленных, то у ОКБ были только исключительно министерские и контролирующие функции. Кроме того, ВВС и флот содержали свои собственные лагеря. После бегства генерала Жиро рейхсфюрер СС Гитлер настаивал, чтобы системой военнопленных заведовали полицейские власти, требование невозможное по международному праву.
Ночью 25 марта 1944 г. из шталага[74] Люфт III под Саганом в Силезии, в котором находилось около двенадцати тысяч военнопленных, восемьдесят офицеров королевских ВВС предприняли попытку к бегству; в числе этих восьмидесяти человек были бельгийские, французские, греческие, норвежские, польские и чешские добровольцы, которые служили в королевских ВВС. Чтобы освободиться, они прорыли тоннель под колючей проволокой. Четырех из них схватили в самом тоннеле, в то время как остальным семидесяти шести удалось добраться до призрачной свободы. Троих из них так никогда и не удалось найти, в то время как пятнадцать человек были незамедлительно схвачены в последующей облаве и возвращены в лагерь, что, благодаря вмешательству Кейтеля, сохранило им жизнь. Другие восемь человек сразу же или вскоре после этого попали в руки к тайной государственной полиции, пятьдесят офицеров, схваченных в различных местах рейха, были расстреляны, – преступление, в котором в Нюрнберге обвиняли Кейтеля.
Однако дело обстояло так: в середине военного совещания в Берхтесгадене 25 марта 1944 г. рейхсфюрер СС пылко отрапортовал о побеге восьмидесяти британских офицеров ВВС из лагеря в Сагане. Реакция Гитлера была незамедлительной: беглецы должны быть возвращены полиции и, жестоко добавил он, расстреляны. Арестованных он распорядился передать Гиммлеру. Кейтель резко ответил, что это было бы нарушением Женевской конвенции; все военнопленные – как-никак военнослужащие, и, следовательно, с их традиционным кодексом чести попытка к бегству – в сущности, неписаный долг. Но, по словам Кейтеля, Гитлер упрямо настаивал на своем решении: «Гиммлер, не позвольте этим сбежавшим летчикам вновь уйти от ваших рук».
В этот раз фельдмаршал настоял на своем, но добился только того, чтобы пилоты, которые уже были арестованы и возвращены в лагерь, не были переданы верховному начальнику полиции рейха. Но для пятидесяти офицеров он не смог сделать ничего, и между 6 апреля и 18 мая 1944 г. они все были расстреляны.
После этого инцидента он сам вызвал ревизора ОКБ по делам военнопленных, генерал-майора фон Гравеница, и его предполагаемого преемника, полковника Адольфа Вестхофа, главу генерального управления ревизора, и обсудил с ними произошедшее. Оба офицера были глубоко потрясены подобными последствиями, поскольку они очень хорошо знали, что массовая казнь военнопленных за попытку бегства означает нарушение международного права, что может привести к непредсказуемым последствиям для их собственных военнопленных.
После войны, из допроса Вестхофа американским следователем, полковником Куртисом Л. Уильямсом, создавалось впечатление, что Кейтель на самом деле требовал, чтобы беглые офицеры были расстреляны. Но тщательный пересмотр свидетельских показаний и заявление в суде генерал-майора Вестхофа доказали невиновность Кейтеля в казни этих пятидесяти офицеров королевских ВВС, как и в предыдущем обвинении в планировании убийств Вейгана и Жиро. Также не удалось обвинить его и в том, что он приказывал клеймить советских пленных и готовился вести бактериологическую войну против Советского Союза.
Было и еще одно обвинение начальника штаба Верховного командования в том, что он рекомендовал применение самосуда к так называемым «пилотам-террористам» союзников и подготовил почву для проведения подобных приказов. История этого вопроса весьма показательна: с одной стороны, она проявляет очень трудное положение этого офицера в штабе фюрера и необходимость быть крайне осторожным в суждении о многих явно засвидетельствованных преступлениях Третьего рейха; с другой стороны – может служить примером действий основных фигурантов Кейтеля и Йодля, стремившихся организовать бумажную войну вокруг некоторых вопросов и вести эту войну до тех пор, пока не возникнет возможность закрыть весь этот вопрос и отправить его в архив, поскольку Гитлер либо забыл обо всем этом, либо стал интересоваться новыми проблемами[75].
Впервые вопрос о «пилотах-террористах» возник у Гитлера в начале лета 1944 г. ввиду фактически полного превосходства в воздухе над рейхом эскадрилий бомбардировщиков и сопровождающих их истребителей дальнего действия союзников. Гитлер захотел оформить уже случавшиеся отдельные и спонтанные акты жестокости разъяренных местных жителей разбомбленных городов против летчиков союзников, которые были сбиты и попали в плен к германским войскам, в специальную и систематическую программу устрашения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});