Хороши и его соратники. 18 декабря 1917 года, когда красные уже движутся на Киев, Центральная Рада рассматривает вопрос «про негайну потребу організації власного гаражу». Директор хозяйственного отдела предлагает ассигновать для этого полезного деда 443 160 руб. Сумма выделяется тут же в полном объеме. Для сравнения: на следующий день «на охорону порядку» во всей Украине Рада выделяет только 50 тысяч рублей. Еще 100 тысяч ассигнуется «на пособіє біженцям». Гараж для новых правителей в три раза перевешивает затраты и на беженцев, и на внутреннюю безопасность в стране!
Порой заседания «першого українського парламенту» напоминают сборища патологических кретинов. 22 декабря 1917 г. рассматривают вопрос о Черноморском флоте. Решают, что для охраны побережья достаточно оставить два броненосца и флотилии миноносцев с командой в 10–12 тысяч матросов: «Решту кораблів демобілізувати і перетворити в державний торговельний флот, розвиток якого лежить в ближчих інтересах Української республіки». Мудрецы из Рады явно видели эти корабли только на картинках в журналах. На момент их соломонова решения броненосцев официально на Черном море нет вообще – шесть старых броненосцев давно переквалифицированы в линкоры, а два новейших дредноута, на каждом из которых по двенадцать 305-милиметровых орудий, никогда к классу броненосцев не относились. Они изначально линкорами и назывались. Интересно, как они собирались перековывать это наследство царского режима в торговые суда? По большому счету, линкоры состоят только из брони, пушек и мощных турбин, не отличающихся экономичностью. Превратить это предназначенное исключительно для убийства дорогостоящее чудо в какой-нибудь сухогруз технически невозможно. Даже если выбросить пороховые погреба и демонтировать орудийные башни, то возить на дредноуте зерно – все равно, что пахать на мерседесе! Что вообще хотела Рада сказать своим решением? Что новые дредноуты, введенные в строй в 1916–1917 гг., отправят на слом, а парочку изношенных старичков-броненосцев, только числящихся в линкорах, оставят дымить горизонт? Но ведь они к тому моменту проплавали уже по 20–30 лет и годились только на слом! Любой морской специалист только покрутил бы у виска, силясь понять логику Центральной Рады. Да и она сама вряд ли ее понимала!
И только Симон Петлюра несколько выделялся среди этой образцовой коллекции воинствующих дилетантов. До 18 декабря 1917 года он занимал должность генерального секретаря по военным делам. Наверное, Симон не был гением. Ни по темпераменту, ни по размаху он не ровня Ленину, Троцкому или Корнилову. Но от остальных коллег по первому украинскому правительству его отличала важная черта. Наверное, главная для политического деятеля – способность совершать решительные поступки. Официально вождями считались Грушевский и Винниченко, а неформальным лидером был Петлюра. Благодаря ему в конце октября Центральная Рада вышла победительницей в киевской междоусобице большевиков и сторонников Временного правительства. Те истощили друг друга в уличных боях. А Петлюра подтянул к городу украинизированные части и заставил белых и красных «драчунов» признать власть Рады. Киевских юнкеров бывший журналист, подавшийся в атаманы, свободно пропустил на Дон. Перед этим с них взяли смешное обещание, что там они будут только «учиться», а не воевать. Как будто юнкера – это какие-нибудь ученицы Института благородных девиц.
Красные в Петрограде не простили Петлюре этот поступок. Еще большее раздражение вызвало у них решение украинского военного министра свободно пропускать на тот же Дон эшелоны с казаками. Донцы считались оплотом реакции. Ленин и Троцкий прекрасно понимали, что без них белое движение невозможно. Но Петлюра резонно считал и открыто заявлял об этом на заседаниях генсекретариата, что «порвати зносини з козаками нам невигідно». Он предвидел, что тогда Украине придется воевать со всеми – и с красными на севере, и с белыми на востоке.
Другого мнения придерживался Винниченко. Он все еще грезил возможностью договориться с петроградским Совнаркомом. Иногда его посещали попросту бредовые идеи. Так на заседании 26 декабря премьер-министр вдруг высказал опасение, что русская буржуазия в Петрограде может «з’єднатися з більшовиками», чтобы не допустить отделения Украины. Мысль – абсолютно утопическая, свидетельствующая только о том, что Винниченко ничего не знал о сущности программы коммунистов, не допускавшей никакого компромисса с «эксплуататорскими» классами.
Но больше всего и Грушевский, и Винниченко боялись намечавшейся популярности Петлюры в украинизированных частях киевского гарнизона. Гражданская война должна была выдвинуть на первые роли военных – главный аргумент в тот момент, когда обычные доводы силу утратили. Профессор и писатель никогда не служили в армии и по-интеллигентски боялись ее. Оказавшись только волею нахальства и революционной говорильни во главе зарождающегося государства, они словно предчувствовали свое скорое фиаско. Военный переворот был их самым страшным ночным кошмаром. Поэтому 18 декабря два завистника увольняют военного министра с должности.
В тот самый момент, когда по железной дороге на Лозовую и Бахмач уже движутся собранные наспех красными отряды под командованием подполковника Муравьева, украинская армия оказалась без командования. Впереди были Круты…
У австрийского писателя Стефана Цвейга есть цикл миниатюр «Звездные часы человечества» – о переломных моментах истории и людях, оказавшихся в эти мгновения на высоте. Или растерявшихся и сброшенных навсегда со сцены. Есть там рассказ о Руже де Лиле – этот провинциальный офицер остался в памяти потомков только из-за одной знаменитой мелодии – «Марсельезы», которую написал за несколько часов. Рассказ называется «Гений одной ночи».
Симона Петлюру, отправленного в отставку завистниками из Центральной Рады, можно назвать гением одного месяца – января 1918 года. Он не только не растерялся, но и заслужил за эти четыре недели свою боевую репутацию. Грушевский или Винниченко, потеряв власть, тут же превращались в частных людей. Они начинали любоваться природой и строчить мемуары, сочащиеся обидами. Петлюра, получив отставку, воспоминаний писать не стал. Он бросился формировать личную гвардию – Гайдамацкий кош Слободской Украины.
Над ним посмеивались. Его уверенность, что кудлатая шапка с красным шлыком делает украинца героем вызывала иронию. Но именно эта шапка и стала отличительным знаком петлюровских гайдамаков. Деньги на формирование своей «миниармии», как поговаривают, Петлюра нашел, благодаря старым масонским связям. Их якобы дали французские представители в Киеве, которым Симон пообещал, что, несмотря ни на что, Украина будет продолжать войну еще и с немцами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});