Ташу:
— Они сказали тебе еще что-нибудь? Наедине, я имею в виду?
Таша кивнула.
— Что есть надежда. Реальная надежда, но ничего определенного. — Она наклонилась к нему, выглядя ошеломленной. — Вчера мы сидели здесь в это время, и мимо прошаркала дюжина тол-ченни. Они живут здесь в безопасности, как птицы и олени. Некоторые из них жевали кости. Селки кормят их, говорит Рамачни. И Нипс пошутил о том, что если бы он стал одним из них, то, по крайней мере, ему никогда не пришлось бы штопать свои носки.
Она пристально посмотрела на него, словно спрашивая, как мир вообще мог породить такое необычное существо, как его друг. Пазел поймал себя на том, что смеется, и вскоре Таша тоже засмеялась, и это продолжалось до тех пор, пока она не обмякла и не задохнулась в его объятиях.
— Мы, предположительно, должны сохранять его счастливым и расслабленным, — сказала она. — Конечно, вторая часть невозможна, поскольку мы говорим о Нипсе. Тем не менее, это наша работа.
— Могло быть и хуже, — сказал он и поцеловал ее. Это был скорее импульсивный поцелуй, чем страстный, но Таша отчаянно ответила на него, обхватив его за шею. Когда он остановился, чтобы отдышаться, она прошептала: Я нашла место, и он позволил ей помочь ему спуститься по лестнице, хихикая над своей неуклюжей настойчивостью. Она повела его на юг, по пешеходным дорожкам и переулкам, мимо разбросанных зданий на окраине города, через луг, через перелаз и, наконец, глубоко в поле с зеленой травой, которая поднималась выше их плеч. Они прошли сотни ярдов, теплый запах травы смешался с более насыщенными ароматами лаванды и шалфея, и Таша повернулась к нему с прилипшими к волосам колючками и запустила руку ему под рубашку. Он почувствовал острие ее ногтей — предупреждение.
— На этот раз держи это подальше от меня, иначе пойдет кровь.
— Хорошо, — сразу же сказал он, подавляя жест самозащиты.
— Ты думаешь, я шучу. Что я собираюсь позволить тебе, что бы я ни говорила.
— Вообще-то, я так не думаю.
— Лучше не думать. Потому что позже мы не сможем сделать даже этого. Это то, что я говорила тебе раньше. Позже нам придется подумать о других делах.
— Я знаю это. И, Таша, послушай: то, что я сказал на том острове, в реке...
Таша покачала головой. Ее рука начала двигаться у него под рубашкой. Он коснулся ее щеки; она дрожала. В уголках ее глаз стояли слезы.
Время в Уларамите текло как сон: сон о покое и исцелении. Здесь, в Южном мире, был самый конец лета, но холода наступающего сезона еще не наступили. Даже в полночь (а Пазел часто бодрствовал в полночь, слушая музыку селков, обмениваясь с ними историями или просто гуляя под звездами) было еще не холодно; днем солнце наполняло кратер-страну, как жидкий янтарь.
Рой где-то там, растет, пируя на смертях, думал Пазел. Он знал, что это правда, но часть его упорно старалась это отрицать. Ни один мир, в котором был Уларамит, не мог это содержать. И все же они сами принесли в Уларамит нечто такое, что дало Рою всю его мощь. Черная сфера, маленький изъян в структуре мира, крошечная течь в корабле. Дай ему время, и он затопит корабль, все до последнего отсека, даже такого маленького, скрытого и благословенного.
Пазел часто ловил себя на том, что думает о Чедфеллоу. Этот человек не был его отцом по крови: Пазел наконец заставил его ответить на этот вопрос окончательно. Но что такое кровь? Не более чем иллюзия, ложь. Капитан Грегори Паткендл был его отцом по крови, но Грегори бросил свою семью и никогда не оглядывался назад. Если кто-то и заслужил право называть себя отцом Пазела, так это Игнус Чедфеллоу.
И как бы ему понравился Уларамит! Как бы он умолял селков показать ему свои чудеса, открыть свои библиотеки, клиники, лаборатории, научить его всему. Чедфеллоу мог бы обрести покой в Долине. И, возможно, они вдвоем смогли бы хоть немного наверстать упущенное за все эти годы.
Мы начнем это в тот день, когда я вернусь на «Чатранд», Игнус. В ту самую минуту. Клянусь.
Остальные члены их группы нашли себе занятие по душе. Большой Скип подружился с кузнецами и плотниками среди селков. Капрал Мандрик был очарован их вооружением. Майетт путешествовала по лесам вместе с Валгрифом, а Энсил пригласили под землю, и, вернувшись, она рассказала о чудесных чертогах огня и льда. Герцил и Рамачни часто гуляли с лордом Аримом, Нолсиндар и другими лидерами селков, но они никогда надолго не отлучались и оставались поближе к молодежи.
Только Кайер Виспек держался особняком. Он был вежлив и выказывал истинную радость по поводу скорости, с которой заживали их раны. Но Уларамит не привел его в восторг, и он строго следил за сестрой Пазела. Сама Неда была послушна своему мастеру и покорно молилась. И все же, когда Виспек позволил, она разыскала Пазела, и никакая дисциплина сфванцкора не смогла удержать ее от улыбки — редкой улыбки Неды, которую Пазел почти забыл. Она исчезла так давно, эта улыбка. Уплыла вместе с Грегори Паткендлом.
Никто пока не говорил о том, чтобы покинуть Уларамит. Таша сказала, что, по ее мнению, причина проста: им некуда идти. Дикая местность была обширна, но за ней лежало побережье Бали Адро и силы Воронов. Однако Пазелу пришли в голову и другие причины задержки. Нипс, для начала. Но он, Пазел, тоже не выздоровел полностью, несмотря на то, как хорошо он себя чувствовал. Ходить пешком — это одно, но если он бегал или карабкался, нога начинала гореть. С каждым днем это чувство ослабевало, но никак не исчезало полностью.
И еще была Таша. Ее тело исцелилось, и днем ее настроение было таким же светлым, как небо поздним летом. Однажды утром она даже вызвала Герцила на поединок по борьбе и рассмеялась, когда он прижал ее к земле: «Какой же ты старый! Я помню времена, когда ты мог сделать это в два раза быстрее!» Но в другие моменты, особенно ночью, опускалась стена странности. Пазел уже видел это раньше: холод в ее глазах. Неузнавание никого из тех, кто ее окружал. Яростное осознание чего-то, чего никто не мог видеть.
Однажды ночью сестра Пазела разбудила его и подвела к окну в общей комнате. Над улицами Техел-Урреда висела южная луна, похожая на