Велика была ненависть, которую иудеи и самаряне взаимно питали друг к другу; но Филипп не мог почитать ее преградой делу Божию. Он, без сомнения, знал слова Господа: «вы будете моими свидетелями в Иерусалиме, во всей Иуде и в Самарии» (Деян.1, 8), знал, конечно, и то обетование обильной жатвы, о коей предрек небесный Сеятель, вскоре после беседы Своей с женой самарянской (Иоан. 4, 35-38). Посему не столько местная близость и надежда найти мирное убежище в стране, принимавшей не раз под свою защиту гонимых иудеев, располагала Филиппа сделаться проповедником Евангелия среди самарян, сколько свидетельство его духа, что сие предприятие приятно Господу. Кроме одной опасности, что дружественное его обращение с самарянами усилит гнев иудейского Синедриона ничто не могло уклонять его от избранного пути служения. Самаряне, без сомнения, казались ему более достойными слышать Евангельскую проповедь, нежели язычники. Ибо первые были народ обрезанный, жили на святой земле, соблюдали закон Моисеев и неоднократно обнаруживали в себе более расположения к вере в Иисуса Христа, чем самые иудеи.
Немалым подкреплением надежды на успех благовествования могло служить для Филиппа то, что самаряне давно разделяли с народом Божиим ожидание Мессии, и плодов Его пришествия не относили к одним иудеям, но почитали обетованное Семя жены Спасителем всего мира (Иоан. 4, 42). Самаряне не мечтали также, подобно иудеям, что во дни пришествия Мессии они возобладают всеми народами, будут непобедимы в своем могуществе и свободны от Римского порабощения. Они не соблазнялись тем, что Иисуса называли Галилеянином. Для них не важны были и те причины, по каким отвергали Его фарисеи и саддукеи: самаряне не держались ни преданий первых, ни неверия последних. Правда, их Богослужение, подобно Иудейскому, было привязано к известному времени и месту; однако они не совсем оказались неспособными к принятию учения об истинном Богопоклонении (Иоан. 4, 21, 22). К сему надлежит присовокупить и то, что слух о чудных делах Иисуса Христа, равно как и о других происшествиях Иерусалимских, следовавших за осуждением Его на поносную смерть, конечно, прежде прибытия Благовестника уже достиг Самарии. Итак, очень вероятно, что Филипп нашел самарян довольно приготовленными к его проповеди.
По мнению некоторых, жители Сихара (древнего Сихема) первые услышали проповедь Филиппа. Проповедник, без сомнения, сообщил самарянам высокое понятие об Иисусе Христе и указал на те события в Его жизни, которые свидетельствовали о Божественном Его величии и спасительной цели пришествия в мир. Одно простое повествование могло уже обратить внимание самарян на Филиппа: но повествование его сопровождалось еще чудотворениями. Благовестник призыванием имени Иисусова изгонял бесов, которые, с великим воплем оставляя свои жертвы, делали через то очевидным не только самое исцеление, но и Божественную силу, совершавшую оное. Хромые и расслабленные не отходили от него без помощи: то же могущественное слово, произносимое устами Филиппа, служило для них спасительным врачевством. Таковые чудотворения до того усилили впечатление, произведенное учением Филиппа, что народ отовсюду стекался слушать его. Любопытство, влекшее самарян к чудотворцу, скоро заменялось в них искренним желанием вступить через открытую дверь крещения в Церковь Христову. Присутствие Филиппа, с каждым днем умножая торжество веры, разливало великую радость по всей Самарии.
Действие Филипповой проповеди, соединенной с необоримой силой чудес, было для самарян столь решительно, что они тотчас познали заблуждение, в котором держало их суеверие века. В те времена вера в магию была господствующей болезнью на Востоке и часто препятствовала распространению небесного учения. Из Евангельской истории видно, что самые чудеса Господа нашего злонамеренность книжников и фарисеев производила из знания магии, приписывая Ему тайное сношение с духами злобы (Матф. 12, 24; Марк. 3, 22). По образу мыслей того века, магия была наукой, посредством коей человек мог приходить в общение с миром духов и в светлой или темной области их получать чрезвычайные познания и силы. В таком понятии о сей науке суеверие всегда находило для себя обильную пищу. О магах думали, что они способны предугадывать будущее, открывать сокровенное, производить чудесное и по течению небесных светил определять судьбу каждого человека. В самом деле, им нельзя отказать в таких познаниях, которые человеку простому, не знакомому с силами природы, могли казаться удивительными. Сведения, приобретаемые магами тщательным изучением философии, медицины и астрономии, коим они преимущественно посвящали свои занятия, доставляли им возможность производить то, чему невежественный ум не мог найти изъяснения в обыкновенном порядке вещей. Слепое суеверие, обращая в пользу их различные предрассудки, усиливало оказываемое им уважение и доверенность, так что народ не сомневался видеть в магах людей, посвященных во все таинства религии и знавших сокровенные силы вещей, которые были предметом обожания. Самария, в которой религия Моисеева издревле не имела первобытной чистоты своей, но соединялась со множеством иноземных поверий, – Самария, в которой даже и теперь истинное Богопочитание оставалось тайной, более прочих стран способна была увлекаться доверием к магам. Чем искуснее хитрость мага умела пользоваться религиозными понятиями самарян и силой господствующих предрассудков поддерживать приобретенное от них уважение; тем могущественнее оказывалось влияние его на ум народа. Таков, по крайней мере, был Симон, коего молва, незадолго до пришествия Филиппа в Самарию, обогатила познаниями и силами высшими человеческих. Знакомый с притворством и магическими обаяниями, он легко овладел вниманием народа и посредством своих волхвований сделался предметом всеобщего удивления. Национальная ненависть, питаемая самарянами к иудеям, без сомнения, представляла учение и дела Симона тем более удивительными, что в нем думали видеть человека, имеющего такие же права на достоинства Божественного Посланника, какие усвояли иудеи своим пророкам. Сверх того, мысль о Мессии, преданная самарянам религией Моисея и теперь сильнее возбужденная распространившимся по всему Востоку ожиданием великой перемены, которую произведет на земле явление необычайного Человека, удобно могла, при виде Симона, приводить самарян к убеждению, что он есть тот самый Сын неба и Законоположник, которого ожидают народы. Симон, со своей стороны, не только почитал излишним выводить кого-нибудь из сего заблуждения, но старался более питать и укреплять оное. Старый и малый знали и твердили о чудесах его. Чего не умели изъяснить, то немедленно называли делом Божиим. По сказаниям древних писателей о Симоне и помощнице его Селене, дерзость первого простиралась до того, что он называл себя Богом. Он учил, что мир создан Ангелами, что он, Симон, явился на горе Синае в лице Отца, во времена Тиверия в образе Сына и сошел на Апостолов под видом Святого Духа. Последователи его предавались разврату и изображение его и Селены чтили поклонением, жертвами и каждением. Но мрак суеверия не затмил света небесной истины; могущество волхва не устояло перед победоносной силой Божественной Веры.
Симон, пораженный необычайностью чудес, совершаемых Филиппом, не только признал в них высокую руку Божию, но и сделал гораздо более. Внимая живому и действенному слову Благовестника, он принял в сердце свое семя Веры и вместе с другими крестился во имя Господа Иисуса. Но, омывшись крещением, Симон не предался однако ж заботе о приумножении в себе спасительной веры: изумлявший его великий дар чудодействий, которым обладал Филипп, был верховной потребностью для души его. Со дня крещения он не отходил от Филиппа и прежней своей славой охотно пожертвовал надеже получить от него чудотворную силу.
Обращение самарян неожиданно открыло для всех верующих чистую струю радости и усладило скорбь, которую носили Иерусалимские чтители Иисуса, рассеянные гонением Савловым. Теперь самый опыт показывал им, что Церковь Божия, основанная на краеугольном камне, не может быть ниспровергнута никакими орудиями ада; теперь становилось для них ясным, что усилия злобы пролагают и расширяют только путь шествию Божественной Веры; теперь они видели, что враждебное преследование учеников Иисусовых свободнее открывает им вход даже в те места, где иудеи редко находили себе дружественный прием. Обращение самарян было таким событием, которое обнаруживало дивный план благодатного домостроительства и показало начало той богатой жатвы, которую, по словам Господа, ученики Его должны были собрать некогда (Иоан. 4, 36-38).
Весть о сем важном приращении Церкви Христовой, достигшая Иерусалима, заставила желать Апостолов, чтобы самаряне, омытые банею водною, получили дары Святого Духа. Сообщение сих даров было печатью, которой Иисус Христос знаменовал и усвоял себе вошедших в Церковь Его дверью крещения. В Ветхом Завете немногие получали Духа Святого; но в плане новозаветного домостроительства Бог положил изливать Дух Свой на всякую плоть (Деян. 2, 17). Посему дары духовные во всякое время составляли существенную принадлежность чад Нового Завета, так что каждый из верующих, без различия пола и возраста, непременно должен быть причастным оных.