Читать интересную книгу Невеста Нила - Георг Эберс

Большой отряд арабских воинов под командой Обады, прибывших пешком, на лошадях и в лодках через реку, занял дом наместника. Как только стало известно, что Орион действительно отправился путешествовать, казначей Нилус был взят под стражу; теперь векилу предстояло уведомить о происшедшем вдову мукаукаса, чтоб она была готова завтра же оставить дом. Это было необходимо, потому что Обада намеревался распорядиться по-своему с жилищем самого древнего рода в стране.

Нефорис еще не спала, когда к ней явился переводчик, он нашел ее в комнате с фонтаном, больная была встревожена. Хотя она потеряла способность к последовательному мышлению, и внешние события только на один момент отражались в ее сознании, однако вдова Георгия заметила, что у них в доме происходит что-то особенное. Домоправитель Себек и горничная отвечали уклончиво на вопросы госпожи, сказав ей только, что наместник Амру приходил поговорить с молодым господином. Здесь, по-видимому, дело шло о чем-то серьезном и, пожалуй, был пущен в ход ложный донос. По словам герменевта, Ориона обвиняли в том, что он затеял предприятие, стоившее жизни двенадцати арабским воинам, тогда как нападение даже на одного мусульманина со стороны египтянина влекло за собой смерть и конфискацию имущества. Кроме того, сын мукаукаса обвинялся в краже.

Нефорис слушала эти слова, широко раскрыв глаза, ужас отражался на ее лице, все члены немели. Переводчик добавил, что векил желает переговорить с ней лично.

— Только не сейчас, подожди немного, — с трудом произнесла вдова, намереваясь подкрепить себя приемом опиума. Сделав это, она уведомила Обаду, что готова принять его. Заклятый враг Ориона хотел показаться его матери кротким, великодушным человеком. Он приблизился к Нефорис с притворной почтительностью и улыбкой на лице, причем сообщил несчастной женщине, что завтра утром ей придется оставить дом, где протекли лучшие годы ее жизни.

Обада прибавил, что личная собственность Нефорис остается неприкосновенной, а ей лично предоставлено право остаться в Мемфисе или переехать в свой дом в Александрию; на эти слова больная равнодушно отвечала, что она подумает, как ей поступить, и потом спросила, удалось ли арабам взять под стражу ее сына.

— Пока еще нет, — отвечал векил, — но мы знаем, где он скрывается.

Тут Нефорис заметила, как в глазах негра загорелось злорадство, хотя он старался выразить сострадание на своем лице и в голосе. Вдова макаукаса слегка кивнула головой и продолжала:

— Значит, здесь идет дело о жизни и смерти?

— Собери всю свою твердость, благородная женщина, — последовал ответ, — преступник не может быть помилован.

Она подняла глаза к небу и долго оставалась в таком положении, а потом спросила:

— Но кто обвиняет моего сына в краже?

— Глава его собственной церкви…

— Вениамин? — пробормотала про себя Нефорис, странно улыбнувшись.

Вчера она сделала завещание в пользу патриарха и церкви. «Когда Вениамин прочитает его, — сказала себе вдова, — он забудет свою вражду к нам и велит о нас молиться».

Заметив сосредоточенное молчание больной, векил посмотрел на нее вопросительным и немного смущенным взглядом. Наконец, она подняла голову и отпустила его, сохраняя прежнее достоинство в своей осанке.

«Вот женщина! — пробормотал векил, выходя из атриума. — Она или безумная, или обладает редким мужеством».

Нефорис приказала отвести себя в спальню, потом велела служанке вынуть маленький ящичек из сундука и поставить его на столик у изголовья кровати. Оставшись одна, больная вынула из шкатулки два письма мукаукаса Георгия, написанные ей, когда она была еще невестой, и стихотворение, посвященное матери ее любимцем Орионом. Вдове хотелось перечитать дорогие строки, но у нее до того рябило в глазах, что она не могла ничего разобрать, и положила свитки на прежнее место. Рядом с ними хранился маленький сверток, где были пряди волос умерших сыновей и мужа. С мечтательной нежностью взглянула Нефорис на них, и в это время опиум начал оказывать свое действие. Образы умерших с поразительной ясностью представились ей, как будто они были тут живыми и окружали ее ложе. Держа локоны в руке, больная подняла глаза, стараясь собраться с мыслями и уяснить себе то, что происходит с ней сегодня и что ждало ее впереди. Ей приходилось оставить эту комнату, эту удобную постель, этот дом, одним словом, те места, с которыми были связаны самые дорогие воспоминания о близких людях. Ее хотели принудить к этому силой; но разве прилично вдове великого мукаукаса подчиняться воле этого отвратительного черного человека в своем же собственном жилище, где она была полновластной хозяйкой?

Больная покачала головой, презрительно улыбнувшись, и открыла стеклянный цилиндр, наполненный до половины пилюлями опиума. Она взяла несколько из них на язык и снова обратила взгляд на небо. Вскоре ей представился тот, с кем не могла разлучить любящую женщину даже всесильная смерть. У его ног сидели умершие сыновья; вдруг, точно пловец, вынырнувший из волн реки, показался из облаков Орион и прыгнул на берег острова, где находились его отец и братья. Георгий раскрыл ему объятия и прижал юношу к своей груди; тут сама Нефорис — или это был только ее образ? — подошла к ним; каждый из сыновей радостно встретил ее, и она замерла на груди мужа в какой-то блаженной истоме. Еще так недавно больная чувствовала себя отуманенной, странный гнет парализовал ее движения, а теперь она испытывал только приятную усталость и сонливость. Но когда у нее начали уже слипаться веки, к Нефорис на минуту вернулось сознание ужасной действительности; она собрала последние силы и выпрямилась на постели; взяв кубок с водой, стоявший перед ней на столике, больная высыпала в него остаток пилюль и выпила все до последней капли.

Ее рука не дрогнула ни разу, на лице играла довольная улыбка, и она так жадно смотрела на смертоносный напиток, как будто он был сладким нектаром. В эту минуту вдова мукаукаса вовсе не напоминала собой самоубийцу, который спешит в отчаянии покончить с жизнью; напротив, она не испытывала ни колебаний, ни страха перед смертью и, не сознавая тяжести своей вины, вся отдавалась сладкой истоме, лелея блаженную надежду, что ее ждет существование без конца с дорогими сердцу покойниками. Но едва Нефорис выпила яд, как содрогнулась от испуга; приподнявшись на локте, она позвала из соседней комнаты служанку и с трудом пробормотала:

— Скорей священника, я умираю!

Горничная, вне себя от страха, бросилась вон. В виридариуме она встретила Себека, стоявшего против таблиния с векилом. Узнав, в чем дело, негр позволил исполнить желание умирающей и сам проводил домоправителя за ворота. В это время мимо дома наместника проходил дьякон, только что отпевавший покойника, новую жертву эпидемии. Его тотчас привели к постели Нефорис; перед ней лежали локоны сыновей, в руках умирающей было распятие, но ее глаза, долго смотревшие на лик Искупителя, снова были устремлены теперь кверху в сладкой задумчивости. Священник назвал вдову Георгия по имени, но она не узнала его, приняв за одного из сыновей.

— Орион, мое бедное дитя! — нежно лепетали ее губы. — И ты, Мария, душа моя, мое сокровище! Поди к отцу, мой мальчик, он не сердится более и прощает тебя… Все, кого я любила, опять вместе, и никто не может нас разлучить. Послушай, Георгий!

Священник читал отходную, Нефорис ничего не заметила, продолжая смотреть вверх и лепетать несвязные слова. Наконец, ее губы перестали шевелиться, руки выпустили распятие, по телу пробежала легкая судорога, потом они вытянулись, и нижняя челюсть отвисла. Когда верный домоправитель дотронулся до плеча своей госпожи, ее лицо было неподвижно, сердце перестало биться. Себек громко зарыдал и бросился к векилу с печальной вестью. Арабы нагружали сокровища из таблиния на нескольких верблюдов под надзором Обады. Узнав о неожиданной смерти Нефорис, он испустил проклятие и воскликнул, обращаясь к своему помощнику.

— Я хотел великодушно пощадить полоумную старуху, но она одурачила меня. Теперь наши повелители в Медине поставят мне в вину и ее смерть, если только…

Векил оборвал свою речь и, повернувшись опять к верблюдам и богатой добыче, подумал: «Если уж затеяна игра, то не стоит смущаться мелочами. Нам необходимо снести еще несколько удалых голов, а прежде всего покончить с красавчиком-египтянином. Если заговорщики в Медине сделают свое дело, тогда вместе с Омаром будет ниспровергнут и Амру. Обада восторжествует над своими врагами!»

XXXVII

Катерина спала недолго и по привычке встала рано, тогда как Элиодора долго нежилась в постели. В такую жаркую погоду утренние часы были самыми приятными. В прежнее время дочь Сусанны с удовольствием наслаждалась ими, но сегодня у нее было невесело на душе. Ее не порадовал даже только что распустившийся индийский цветок, которым гордился старший садовник. Пусть бы он завял и вместе с ним провалился куда-нибудь весь мир!