Фактически подобное воздействие равнялось убийству.
— Тебе нужна не равейна, а целитель. Здесь необходимо сначала изолировать часть потока, к которой крепится связь, и таким образом исключить нарушение целостности и замкнутости энерголиний. А уже потом уничтожать нити… И еще, Аксай. Даже если мне каким-то чудом удастся избавиться от договора, тебе в первое время нужен будет «якорь» в нашем мире. Иначе «бездна» выбросит тебя обратно на тонкий план.
— Тоже мне, новость, — фыркнул он беспечно, но капельки испарины, выступившие на висках и над верхней губой, выдавали его состояние. Нервничает? Или ему больно? — Это страховка от умников, которые рискнут разорвать договор. Мы не можем пускать корни в вашем мире. Договор не дает. Если бы не он, я бы освоился здесь за два-три года! А вообще, Нэй, поменьше говори и побольше работай — у нас осталось часа четыре, не больше.
— Не торопи меня. И полежи хоть минуту спокойно!
— Я стараюсь. Но у меня холерический темперамент.
— О, боги, и где слов таких нахватался!
Изолировать пораженную часть потока у меня худо-бедно получилось, хотя Аксай дважды терял сознание во время операции. Я начала понимать, почему Древний выбрал именно меня. Во-первых, из-за ранг эстаминиэль — высокий уровень позволял манипулировать силами такого масштаба, что они просто выжигали лишние нити. Во-вторых, я была ученицей целителя, а значит немного смыслила в энергетических потоках. В-третьих, визуально-тактильный способ восприятия магии позволял управляться с самыми тонкими и хрупкими связями, не разрушая их.
Как уничтожить «пиявку» прежде, чем, она искорежит потоки, я тоже сообразила. Достаточно было наполнить изолированный отрезок тьмой. Моя сила разрушит зараженную часть потока, а заодно и связь с этим, как его… Томасом Штайном.
А что касалось «якоря»… Кажется, я придумала, что с ним делать. Нужна была эмоциональная связь — любая привязанность. Дружба, вражда, даже яркие взаимные воспоминания сошли бы.
Только бы получилось.
— Аксай?
— Ась?
— Сейчас будет очень больно. Постарайся, пожалуйста, меня не убить случайно, ладно?
— За кого ты меня принимаешь? У меня хорошие инстинкты.
— Поверь, сейчас тебе будет не до инстинктов. Тем более «хороших». И, если можно… Постарайся не кричать. Я могу потерять концентрацию, и…
— Не объясняй. Понял уж. Эх, два раза не помирать, а один не миновать… Начинай, что ли.
— Хорошо. И, Аксай…
— Что?
— Прости.
У меня слегка кружилась голова, но мысли были удивительно ясными, а руки совсем не тряслись. Дэйрова школа. Жаль, что прежде мне не доводилось работать с такими сложными материями…
Но все бывает впервые.
Самое главное — успеть уложиться в семнадцать секунд. Больше Аксай просто не выдержит.
Итак, начали…
…один…
Я наполняю своей силой изолированный отрезок энергетического потока. Аксай дергается, но молчит.
…два, три, четыре, пять, шесть, семь…
Тьма разъедает «пиявку», как пламя — тонкий полиэтилен. Несколько капель попадает и в основной поток, и Аксай начинает поскуливать — сначала тихо, потом все громче и громче, пока скулеж не переходит в звериный вой.
…восемь, девять…
Выхватываю наугад несколько прочных нитей и буквально впаиваю их в то, что составляет суть Аксая. Вой захлебывается хрипом.
…десять, одиннадцать…
Замыкаю нити на себе. Они врастают в клубок связей почти мгновенно, и…
…двенадцать.
Все, справилась. Даже раньше, чем думала. Отмучилась.
И отмучила.
— Эй, Аксай, — я осторожно тронула скорчившегося демона за плечо. — Ты как? Жив?
Он с трудом разлепил глаза. С тремя зрачками. Интересно, это нормально?
— Жив, — прохрипел Древний и улыбнулся. Губы у него были серее пепла. — Твоими молитвами, видать, — его ладонь легла мне на щеку, и я только сейчас поняла, что плачу. Нервное, похоже. — Ты молодец. А теперь спи.
Перед лицом закружилась золотистая пыльца.
— Что? — глупо удивилась я — и отключилась.
Первой моей мыслью после пробуждения было лаконичное «Убью!». Затем я постепенно осознала, что чувствую себя неплохо. Аксай не просто свалил меня на пол, а пристроил со всем комфортом. Диван оказался довольно мягким, одеяло — теплым. Комнату заливал свет заходящего солнца. На столике и у изголовья лежало блюдо, накрытое выпуклой крышкой, и стоял термос, под который чья-то шаловливая рука подсунула сложенную вчетверо записку на розовой бумаге.
На подносе оказалась еще одна пицца, украшенная двадцатью свечками. В термосе — кофе, пусть и сладкий, но все-таки вкусный. А записка гласила:
«Нэй, свет очей моих!
Ты и вправду прелесть. Прости, что сомневался в тебе и провернул эту некрасивую интригу с клятвой на жизни. Ты чудо! Живодерка, но такая специалистка! До сих пор коленки трясутся при воспоминании о том, что ты делала со мной на этом диване… (зачеркнуто) в общем, просто трясутся.
Я рад был бы провести с тобой остаток своих дней, но ветер свободы уже наполняет мои паруса и так далее, и тому подобное. Клятвенно заверяю тебя, что свою часть договора я выполню. То, что спасет твою жизнь, уже с тобой. Информацию об отряде я подкину в ближайшее время, потому что мечтаю, чтоб все они сдохли, как Томас (зачеркнуто) хочу поспособствовать победе добра.
Целую тебя тысячу раз (и пусть твой растяпа-князь плачет от ревности).
Навсегда твой,
Аксай Сайран
P.S. С днем рождения еще раз! Обязательно задуй все свечи на именинной пицце!
P.P.S. Если не сможешь зажечь свечи магией, то спички у тебя под подушкой.
P.P.P.S. Прости, но я тебе поставил небольшой блок от чтения мыслей. Надолго его не хватит, но года два работы — гарантирую. Честное демоническое.
Я несколько минут перечитывала коротенькую записку, пытаясь сообразить, кажется ли она мне двусмысленной или является таковой. Гм. Пожалуй, лучше Ксилю ее не показывать. Сойдемся на версии «я убила Древнего, а прах его развеяла».
И пусть никто и никогда не узнает правду. Должны же у меня быть секреты от Ксиля…
Глава 17. Надлом
Солнце катилось к горизонту. Закатные лучи окрашивали ржавчиной все вокруг — и оплывшие сугробы в палисаднике, и подсыхающий асфальт, и неряшливые прутья кустарника… Кофе уже подходил к концу. Пиццы еще оставалась почти половина. Надо было бы собираться и идти домой, но я медлила.
Интересно, сколько прошло времени? Сначала мне казалось, что всего несколько часов. Еда, оставленная мне Аксаем, была совсем свежей. Но голову словно обручем сдавливало от ноющей боли, как если бы я проспала целые сутки. Телевизор в квартире не работал, из радио на кухне теперь доносился только белый шум. Оставалось одно — либо спросить кого-нибудь на улице, какое сегодня число, либо вернуться к Феникс… А мне так не хотелось никого видеть — ни подруг, ни Дэриэлла, наверняка все это время сходившего с ума от беспокойства, ни тем более Максимилиана.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});