— А тебе, значит, можно? Иди спать, я сам посмотрю.
Долго его разбирательство не продлилось. Я успела только подняться наверх и начать расстегивать пуговки на платье, как на лестнице послышались его шаги.
— Что там? — Спросила встревожено.
— Да ничего такого. — Муж отмахнулся, дескать, мелочи. — Фолькер с женой повздорили. Он к парням спать ушел, а она ревет.
— Ну что за… — Захотелось мне сказать что-нибудь нехорошее. — И что теперь?
— А что теперь? Я им не нянька. Сказал ей, чтобы прекратила завывать и шла спать. Никуда он не денется, раз уж женился. А с ним завтра поговорю. О том, что раньше надо было порознь спать, а теперь поздно уже по казармам прятаться. — Арвид зевнул. — И вообще, Траутхен, перестань ты за всех переживать.
— Но, я же — хозяйка. Я должна заботиться о наших людях…
— Трау-уте, наши люди — не дети малые. Чем больше им сопли вытираешь, тем больше на шею садятся. Да если б этот дурак собственного дома дождался, ты бы и знать не знала, кто там с кем поругался да кто кому что сказал.
Арвид дождался, пока я улеглась, и привычным уже движением потушил лампу. Кажется, он заснул быстрее, чем его голова коснулась подушки. А я лежала и размышляла над последними словами мужа. Может, потому так с Марьяной и получилось? Я чувствовала себя за нее в ответе, а ей казалось, что я «в подружки набиваюсь»? Ведь не зря же мне казалось порой, что она Хандзю к нам ревнует. А, с другой стороны, а как иначе? Так я и уснула, не придумав, как надо.
А ночью мне приснился наш новый дом. Точнее, еще не дом, а то, что когда-нибудь станет им. Теплый летний ветер развевал ленты на венце, возвышающемся над будущей крышей. Стучали топоры, весело перекрикивались бабы, разминая ногами глину для обмазки стен… Я оглянулась, не видит ли кто, и ласково погладила под фартуком немного округлившийся живот. Ожидание следующей весны обещает быть хлопотным.
В нашу спальню под крышей меня выдернул Арвид. Неловко повернувшись во сне, он зацепил меня, разбудив. Впервые со времени нашей свадьбы я почувствовала раздражение. До сих пор близость мужа никогда не мешала мне. Но это сон, он был таким ярким, таким настоящим… Я тихо глотала слезы, сожалея о несбывшемся. Вот ведь, дом полон народу, хозяйке и поплакать негде. Захлебнувшись в жалости к себе, повернулась лицом в подушку и закусила зубами угол.
— Поговорила бы ты с Барбарой, что ли. — Ворвался в мои страдания голос Арвида. Оказалось, он уже давно проснулся и давал мне время успокоиться. Не дождавшись, решил взять дело в свои руки.
— О чем?
— О том, что ты в последнее время стала удивительно плаксивой. Где та спокойная, благовоспитанная фройляйн, на которой я женился? — Ласково поддел он, вытирая мне мокрые щеки. — О твоих непонятных обмороках. И о том, прости, родная, не говорил, чтобы не огорчать, но если свести все вместе… О том, что нам скоро всей соли Люнборга не хватит, если ты и дальше будешь так солить пищу.
— Ты думаешь….? — С надеждой спросила я, вспоминая ощущение приятной тяжести, испытанное недавно во сне.
— Вообще-то, тебе лучше знать. — Видно было плохо, но я почувствовала движение и решила, что Арвид, как он это обычно делал, опять пожал плечами. — я только вижу, что ты в последнее время сама не своя. Думал, поговорили обо всем, разобрались. Но вижу, что нет. Вот и думаю, что тебе надо с кем-то посоветоваться, кто лучше меня в таких вещах разбирается. Пока совсем себя не извела.
Утром Арвид ни словом не напомнил о ночном разговоре. Ушел, как обычно, с рассветом, но к обеду в тот раз обещал вернуться. Айко, как и обещал, напросился с ним. Если судить по тому, что я поняла из вчерашнего разговора, Айко там был никому особо не нужен. Но глаза племянника так ярко горели жаждой приключений, что у Арвида просто не повернулся язык отказать мальчишке.
Фолькер к завтраку так и не появился, Аська, пряча глаза, пробормотала что-то про пряжу и сразу после еды укрылась в маленькой комнате с прялкой. И только Хедвиг, виновато потупившись, продолжала убирать со стола, словно ничего не случилось. Впрочем, как оказалось, случилось. Закончив, она осторожненько присела на край лавки и тихо спросила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Госпожа Трауте, я закончила. Мне завтра приходить?
— Что? — Я как раз перелистывала в голове список того, что надо успеть сделать за день, поэтому не совсем поняла, о чем речь. Пришлось переспросить. — Как, закончила? Мы же хлеб завтра печь собирались, и стирать надо, и… Или дома с маленькими что-то? — осенило меня. — Так если надо, ты иди, конечно.
— Да все в порядке с малыми. — Хедвиг заметно повеселела. — Я просто думала… Вы говорили, что если еще раз…
— Хедвиг, — я вздохнула, пытаясь подобрать слова, — я прекрасно слышала, что ссору затеяла Ася, но от этого мне не менее неприятно. Вот только если гнать, то гнать надо обеих, а ее мне пока гнать некуда. И просто погнать ее с кухни я тоже не могу. Если она сейчас засядет в солдатской за своим рукоделием и будет выходить только когда есть позовут, то ж не наказание получится, это ей же и лучше.
— Я поняла. — Хедвиг кивнула с облегчением.
В понятливости девочки я не сомневалась, как и в том, что за детской внешностью срывается не по годам взрослая душа. Меня и саму жизнь давно научила, что в спорах не всегда побеждает правый, чаще — тот, за кем больше горластой родни. Вздохнув про себя, подумала, что вовремя Радогаст с семьей решил вернуться на свой хутор. Хотя и был он, по его словам, до конца жизни благодарен Арвиду, но о дереве судят по плодам. А Радогаста я судила по Асе, и по той внучке, что хвасталась новыми сапожками перед нищей сиротой.
Успокоившись и разобравшись со вчерашним, мы принялись за наши обычные дела: убрать, накормить, проследить, чтоб всем всего хватало. За всей этой суетой я так и не выбралась, чтобы поговорить с Барбарой. Арвид был прав, вспомнив о ней первой. Хоть старостину я тоже уважала за мудрость и порядочность, а, все-таки, знала, что перед мужем та ничего не утаит. Хотя, может и к лучшему, что не выбралась. Не привыкла я такие вещи с посюсторонними обсуждать, лучше уж как-нибудь сама разберусь. Вот только…
— Хедвиг! — Позвала я девочку, оторвавшись от помешивания супа.
— Да, госпожа! — Шорхание метлы по полу прекратилось и моя помощница выглянула в приоткрытую дверь парадной комнаты.
— Иди сюда, будешь сегодня сама суп доваривать.
Девочка выскочила, на ходу вытирая руки об юбку и вопросительно взглянула на меня.
— Метлой махать ты и дома научишься. — Зачем-то съязвила я, сама не знаю, зачем. — Пора тебя к более важным делам допускать. Вон соль, — я показала на мешочек с драгоценным товаром, лежащий на столе, — пробуй, соли… Сегодня ты — за хозяйку.
Какая же она, все-таки, еще девчонка! Хоть и мудрее иных взрослых. Глядя на гордое лицо Хедвиг я устыдилась своего, пусть и безобидного, но обмана. Мысленно попросив Творца простить мне этот грех, я ушла смотреть Асину работу, пообещав Хедвиг проверить потом, все ли удалось.
Ася, надо отдать ей должное, хотя и не перетрудилась, но шерсть под ее пальцами сплеталась в ровную, гладкую нить. Пожалуй, лучше даже я бы не смогла. Молодуха с тоской смотрела сквозь небольшое окно на улицу, но заметив мой внимательный взгляд, сразу отвела глаза и потупилась.
— Ты не в заточении здесь, — сказала я то, что должна была сказать. — Можешь выйти пройтись. Главное, чтобы работа была сделана вовремя.
— Толку с той работы… — Ася проворчала едва слышно, а вслух добавила, — а Фолькер потом опять попрекать будет, что госпожа гневается.
— Не хочешь — не ходи, — не стала я ни настаивать, ни отрицать, что гневаюсь. — А с Фолькером своим сама разбирайся, насильно вас никто не женил.
Я вышла из комнатушки, опять раздумывая, не сходить ли к старой Барбаре. И снова передумала, решив не выносить семейные дела напоказ. Как-нибудь сама разберусь.
А на следующий день мы с Арвидом выбрались-таки на руины. Признаться, наслушавшись Айко, я ожидала чего-то совершенно необычного, сказочного. А оказалось — камни как камни. Собственно, и камней там было совсем немного, а вот остатки старых валов еще можно было заметить, если присмотреться. Все густо поросло лесом. Судя по толщине некоторых стволов, это место оставили не менее ста лет тому назад, а может даже больше.