Опять же крестьянин остался без своей земли, вся она пошла в колхозную собственность. Да вы и сами все это знаете. Появились обиженные. Стали мужички выкапывать из земли винтовочки, оставшиеся от империалистической и от гражданской войны, стали обрезать стволы у них и начали по вечерам да в глухих местах постреливать начальников да партийных уполномоченных. И я для них был такой же уполномоченный.
Однажды ехали мы из села в село через лесок немалый. Возчиком был мужичок один знакомый, возил меня неоднократно, говорливый, ну что тебе радио. Обо всем расскажет, да все с шутками и прибаутками, а иные шуточки такие, что услышь кто, что о нем этот балагур говорит, так обиделся бы до его самого смертного часа. Было бы образования у мужичка побольше, то его природной сметки да способностей хватило бы для руководства не только уездом, но и всей губернией.
Ехали мы, он говорил, я слушал и усмехался и вдруг выстрел из чащобы. Мужичок мой замертво и свалился. Выхватил я свой револьвер с дарственной надписью Особого отдела армии и бросился в ту сторону, откуда стреляли. Если бы нападавших было несколько человек, то и выстрелили бы несколько раз. А так стрелял один. Пока он перезаряжает обрез, я успею добежать до деревьев, а в промежуток между стволами стрелять трудно из любого оружия. Слышу, впереди метрах в пятнадцати, кто-то через кусты ломится. Я туда. Бегу, все-таки молодость да тренированность многого стоит. Куртка на мне кожаная, удобная, движений не стесняет. Почти догоняю стрелявшего. Он повернулся, сходу выстрелил, промахнулся и тут я на него навалился. И опять на знакомца попал. Мужик из того села, откуда я ехал и откуда возчик мой.
— Ты что это, сволочь делаешь? — спрашиваю его. — Что я тебе сделал, чтобы стрелять в меня?
— Все вы, уполномоченные, только и приезжаете, чтобы крестьянина ограбить, да всех в колхоз согнать, чтобы все там было общее и чтобы бабу мою другие мужики пользовали, кому она по разнарядке на ночь отписана будет, — начал обычную песню мужик.
— Кто же тебе такую ерунду сказал? — спросил я.
— Дак те, кто пограмотнее меня будет, кто в городах бывал, на съездах разных был, деятелей разных слушал, — говорил налетчик.
— Ты мне скажи, бабу твою кто-нибудь тронул без твоего спроса? — спросил я.
— Нет, — потупился мужик.
— А, возможно, кто-то к ней и будет ходить, когда ты в тюрьму сядешь за то, что возницу моего убил, — пообещал я.
— Как убил? — вскинулся бандит.
— А вот так и убил, — подтвердил я.
— Дак я же в тебя стрелял, — оправдывался мужик.
— А попал в него. А в меня зачем стрелял? — снова спрашиваю его.
— Сказал же, что стрелял в уполномоченного, — стоял на своем мужик.
— Пошли к дороге, повезу тебя в ОГПУ за убийство, — сказал я.
Пошли к дороге. Ни лошади с повозкой, ни возницы. Пошли дальше по дороге. Километра через три на опушке леса увидели лошадь и возницу, сидящего у дороги с цигаркой.
Задержанный мной мужичок подошел к вознице да как вдарит его по уху:
— Ты что, сучий потрох, делаешь? Да из-за тебя меня чуть в кутузку не отправили, сказали, что я тебя убил.
— А я и думал, что меня убили, — оправдывался возница. — Упал в сено и с жизнью совсем прощаюсь. Смотрю, а уполномоченного-то нигде нет. Ну, я и поехал сюда, все равно кто-нибудь да леса-то и выйдет.
Действительно, мужику было все равно, кто выйдет из леса, то ли я, то ли тот, кто стрелял. По идее, для него никто не враг. Он человек подневольный, что начальство скажет, то и делает.
— Все, садитесь и поехали, нам до темна нужно доехать. А ты, — сказал я нападавшему, — помни: дернешься — пристрелю.
Поехали. Мужиков посадил рядом. Так легче отбиться, если вдруг оба набросятся, мужики — два сапога пара.
Минут через десять возница повернулся ко мне и спросил:
— А что, товарищ, может, отпустим его? Пусть к семье идет. Все ведь обошлось.
— Как обошлось? Да ведь он чуть тебя не пристрелил? — удивился я.
— Да это случайно получилось, обрез он не успел пристрелять как следоват, потому и промахнулся, — заступался за бандита возчик.
— Ты чего, контра, говоришь? Если бы он обрез пристрелял, то в меня бы попал обязательно, — рассердился я.
— Ну, что вы, ваше благородие, он просто пугнуть хотел. А он ведь мне кумом приходится. Ну, как я кума в милицию привезу? Мне ведь мужики прохода не дадут. Давайте, отпустим его, а ваше благородие? — канючил возница.
— Конечно, мы его сейчас отпустим, он пойдет гоголем ходить, а потом вы по деревням растрёкаете, что уполномоченный с контрами в сговоре, — усмехнулся я.
— Да ни в жисть, гражданин уполномоченный. Как в могиле все сохраним, — стал божиться налетчик.
— В могиле. Смотрите, хоть одно слово где пролетит, обоих в могилу уложу и никто не узнает, где эта могила. Поняли меня? — грозно спросил я. — Запомните, вы оба мне сейчас по гроб жизни обязаны и будете делать все, что я вам скажу, иначе…
— Все сделаем. Мы ж должники ваши. Спасибо вам, — мужичонка спрыгнул с телеги и засеменил к лесу.
Его обрез я положил в портфель. Вообще-то штука посильнее нагана будет.
Глава 12
В ноябре 1929 года получил письмо от учителя:
«Здравствуй. Скучаю. Встретимся 5 января на вокзале в 10 часов».
В принципе, написано все понятно. Кто прочитает — записка от девушки. Мне назначена встреча 5 января 1930 года на вокзале железнодорожной станции Екатеринбург в десять часов дня. Партнер меня знает. Не нужно никаких паролей и опознавательных знаков. Что-то случилось, раз учитель едет из-за границы в СССР.
5 января в девять часов я уже был на вокзале. Посидел в зале ожидания, изучил расписание, посмотрел на цены в станционном буфете, заглянул в ресторан.
Все было тихо и обыденно. Ближе к десяти часам я вышел на перрон поближе к часам над центральным входом. Практически в десять часов появился гражданин в темном драповом пальто с черным каракулевым воротником, в заячьей шапке-ушанке и белых бурках с коричневой кожаной оторочкой. Ни дать ни взять — заготовитель от какой-нибудь организации. Мы прошлись навстречу друг другу. Наблюдения за ним я не заметил, так же, вероятно, и за мной не было никакого наблюдения. Через несколько минут мы с ним встретились у входа в ресторан.
В ресторане было человек пятнадцать посетителей, поэтому мы не были белым пятном в столь ранний час. Заказ был достаточно скромный, ни к чему привлекать к себе внимание шикарным столом. Я коротко рассказал учителю, чем я занимался в последнее время.
— Это хорошо, — сказал учитель, — за исключением того, что мы с тобой остались одни. Практически всех учителей и учеников арестовали и ликвидировали. Я знаю, что резидентурам ОГПУ за границей поставлена задача на поиск тебя и меня. У них есть наши приметы, но они относятся к 1918 году. А с того времени мы немного изменились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});