Читать интересную книгу Тевтонский орден. Крах крестового нашествия на Русь - С. Шумов

При чрезвычайной легкости этих миссий можно только удивляться тому, что он не предпринимались гораздо чаще. Казалось бы, что у Бранденбурга должно было оказаться два присяжных миссионера — именно епископы бранденеургский и гавельбергский, ибо на эти места постоянно назначались прелаты, несмотря на то, что их епархии находились в руках язычников. Во времена Альбрехта Медведя одним из этих епископов был Ансельм Гавельбергский, одно из светил католической церкви в XIII столетии. Но какое равнодушие к порученному ему стаду неверных! Ансельм был послан папой в Константинополь диспутировать о том, исходит ли Дух Святой только от Отца, или от Отца и Сына. Когда Альбрехт отвоевал снова его епархию, Ансельму поневоле пришлось поселиться в епископском городе; город был из невеселых; епископ принялся перечитывать творение св. Отцов, поддерживал обширную переписку с друзьями, описал свое теологическое посольство; одним словом, он скучал, но говорил своим: «Лучше быть у Христовых яслей, нежели пред судом, среди иудеев, которые кричат: «Да распят будет, да пропят будет!» И прелат, предпочитавший стойло Голгофе, с радостью бросил свой темный и трудный пост, лишь только папа возвел его в равеннские архиепископы. Маркграф, привлекший его в свою страну, сам проявлял очень мало религиозного рвения: самые тяжкие удары он наносил немцам и несомненно с радостью отдал бы за саксонское герцогство все свои заэльбские владения и славу спасения душ всех славян, вместе взятых. Если приобретение им нескольких квадратных миль на правом берегу Эльбы получило значение самого крупного его жизненного деяния, то это обусловливалось единственно ходом дальнейших событий, и много надо было немецким историкам приложить охоты и старания, чтобы превратить этого вояку в пионера германизма и апостола христианства.

Постепенное расширение Бранденбургской марки.

Нет ни одного государства, которое в начале своего существование было бы слабее и подвергалось бы большим опасностям, чем это маленькое бранденбургское государство. Нужно только представить себе эту бедную область, равную по своему пространству приблизительно четверти нынешней бранденбургской провинции, расположенную по обоим берегам Эльбы, на этой северо-германской равнине, где нет никаких естественных границ, за которыми можно было бы укрыться от врагов, и где, таким образом, малые и слабые являются готовою добычею того, кто велик и силен. Правда, положение Бранденбурга давало полный простор для его роста: с востока, в стране побежденных и разъединенных вендов, перед ним открывалось широкое поле для завоеваний, тогда как государства Центральной Германии тесно жались друг к другу, государства Южной останавливались в своем росте Альпами, а западным грозила монархия Капетингов. Но герцогство саксонское, архиепископство магдебургское и Мейссенская марка занимали столь же выгодное положение, как и Бранденбург; они имели те же цели стремлений и при том были гораздо могущественнее его. И наконец, маркграфам невозможно было прочно утвердить свое владычество, пока преемники Карла Великого могли предъявить с высоты императорского трона верховные права на славянские земли.

Благодаря необыкновенно счастливому стечению обстоятельств все эти препятствие, стоявшие на пути развитие Бранденбурга, были постепенно устранены. Священная Империя пала в половине XIII века в борьбе, начатой ею против папства; вслед за ее падением феодализм, успехи которого несколько скрадывались под ее прозрачным покровом, предстал во всей полноте своих сил, и Германия сделалась просто анархической конфедерацией немецких княжеств и городов. Еще раньше империи исчезло герцогство саксонское, оставив по себе лишь памятное имя. Это герцогство, простиравшееся от Рейна до Эльбы, было самым грозным противником Бранденбурга. Во времена Альбрехта Медведя там царствовал Генрих Лев. Он владел тоже герцогством баварским и значительными ленами в Италии, так что его княжество простиралось от Балтийского моря до Адриатического. Желая еще более его расширить, Генрих пошел воевать за Эльбу, покорил бодричей и призвал столько колонистов в их страну, что остатки славянского племени потонули в море немецких пришельцев. Герцоги Померании и Рюгена были вассалами этого «князя князей», как называет его один старый летописец, «который нагибал выи мятежников, разрушал их крепости и водворял мир на земле». Но такое большое государство, которое при том же со дня на день росло за счет слабых соседей, было слишком опасно для раздробленной феодализмом Германии: оно вызвало против себя грозную коалицию и было вдребезги разбито. Бавария была отделена от Саксонии, а Саксония раздроблена на множество мелких светских и духовных ленов и вольных городов. Вместе с этим все предприятия саксонских герцогов в заэльбской области были сразу остановлены, и тот важный пост, который Саксония занимала на восточной границе Германии, оказался свободным.

Он был занят не магдебургским архиепископством и не Мейссенской маркой, а Бранденбургом. После целого ряда жестоких столкновений, где архиепископы и маркграфы встречались друг с другом с оружием в руках, Бранденбургская марка освободилась от соперничества архиепископства. С другой стороны, смуты в могучей семье Веттинов, маркграфов Мейссена и Лузации, ландграфов Тюрингии и саксонского Палатината, в половине XIII столетия дали возможность Асканиям наложить руку на Лузацию и даже, временно, на Мейссен. Падение империи, ослабление Веттинов, разрушение герцогства саксонского — все эти катастрофы пошли в пользу Бранденбургу: благодаря им он стал единственным стражем границы и главным противником Дании и Польши, этих двух иностранных государств, которые могли оспаривать у Германии владычество над страною вендов.

История Дании и Польши в средние века одинаково полна трагизма: являясь то грозой соседей, то предметом их презрения они испытали на себе все превратности судьбы. Немедленно вслед за принятием христианства Польша вступает на путь завоеваний; в XI ст. она заходит на левый берег Одера, но затем на долгое время вовлекается в войны со всеми своими соседями и становится жертвой жестоких внутренних раздоров, которые, благодаря неопределенности законов о престолонаследии, возобновляются при каждой смене короля. Весь левый берег Одера ускользает за это время из-под ее владычества; маркграфы подвигаются на нем медленно, но безостановочно. Они достигают реки, переходят ее и продвигают границу марки вдоль Варты и Нотечи до Балтийского моря.

Продвигаясь на восток, маркграфы в то же время расширяли свои владения и на севере; там они столкнулись с Данией. Этот энергичный скандинавский народ, как только управление им попадало в искусные руки, немедленно начинал оспаривать у немцев область нижней Эльбы; в XII и XIII ст. его великие государи Вальдемар I, Канут VI, Вальдемар II обеспечили за ним на некоторое время решительное преобладание в этих странах. Последний из них добился у императора Фридриха II утверждение за собой всех завоеваний, сделанных его предшественниками и им самим.[5] Империя отреклась от всех земель, расположенных по правому берегу Эльбы; Голштиния, равно как и свободные города Любек и Гамбург, перешли под власть Вальдемара, именовавшегося «королем датским и славянским и государем Нордальбингии». Все князья Восточной Германии пробовали меряться с ним силами, но все они один за другим принуждены были просить мира; бранденбургские маркграфы смирились последние. Но с Данией при этом случилось то же, что позднее произошло со Швецией в эпоху Тридцатилетней войны: ее успех был результатом совершенно непосильного напряжения. Как ни превосходно было ее управление, но она не могла без истощения содержать долгое время армию в 100 000 человек и флот в 14 000 судов. При том же она очень многим была обязана личным достоинствам своего государя, который соединял в себе качества воина, дипломата и первоклассного администратора. Между тем один из вассалов Вальдемара, у которого были с ним счеты, решившись, по словам немецкого историка, последовать правилу: «сам себе помогай», совершил поступок, «объективная сила» которого, как говорит другой писатель той же страны, была довольно значительна. Наши соседи пускают иногда в ход такие мудреные слова, чтобы не считаться с моралью, в роде того, как у нас латынь пускается в ход всякий раз, когда дело нечисто. Этот вассал, набожный человек, только что привезший из Святой земли каплю крови Спасителя в изумрудном фиале, поехал однажды к королю, своему сюзерену; тот принял его самым радушным образом и пригласил к своему столу и под свой кров. Граф принял это приглашение, а затем ночью напал на старика-короля, ранил его, завязал ему рот и увез с собой в безопасное место, где и посадил в подвал одной из своих крепостей. Пленник согласился на самые тяжелые условие, чтобы возвратить себе свободу; затем, получив ее, он разорвал договор, к которому его принудили вероломством и насилием, но был предан снова на поле битвы под Борневедом и разбит 22 июля 1227 года. Вместе с этим для Дании начался период долгого и глубокого упадка.