Джастрия просунула руку сквозь решетку и приложила палец к моим губам.
– Перестань, Кел! Это не та беда, в которой может помочь одно из твоих снадобий!
– Сотворение, Джас…
Мы смотрели друг на друга, вдыхая запахи отчаяния и ужаса, ощущая друг друга так, как никто, кроме горцев, не способен: все оттенки чувства отражались в воздухе, и с каждым вдохом мы узнавали о них. Все, что я мог сказать Джастрии, было в моем запахе, лишенное словесных прикрас и принятых в обществе иносказаний. Она вдыхала мое горе, вину и любовь, а я – ее сожаления, печаль, все еще не угасший гнев. Я чуял следы той страсти, которую когда-то давным-давно Джастрия питала ко мне.
Как же молоды мы были тогда…
Поверх плеча Джастрии я посмотрел на вторую узницу. Женщина прислонилась к дальней стене, сложив руки на груди и опустив голову. Она, должно быть, слышала каждое сказанное нами слово.
Джастрия переступила с ноги на ногу и вздохнула.
– Кел, есть одна вещь, которую ты можешь для меня сделать.
– Да?
– И это, наверное, самая трудная вещь, о которой я когда-нибудь тебя просила.
Я помолчал, насторожившись: снова подвести ее я не хотел.
– Что именно?
– Я боюсь того, что они хотят со мной сделать. Говорят… говорят, такая смерть может оказаться медленной… и мучительной.
– Ты слышала об этой казни?
– О побивании камнями? Да. – Джастрия кивнула.
– Я… я мог бы тебе что-нибудь дать… если меня к тебе снова пустят… снадобье… – Но ведь стражники обыщут меня и отберут…
Запах Джастрии сказал мне, что она думает так же.
– Мне говорили, что… э-э… привилегия оскорбленного супруга – бросить первый камень. – Джастрия откашлялась. – Ты ведь сильный, Кел.
Я ощутил тошноту. Нет! Только не это! Ни за что! Я подавился поднявшейся к горлу желчью.
– Прошу тебя, Кел…
– Ты не знаешь, о чем меня просишь! Я же врач! И когда-то я любил тебя больше всех на свете.
– Ох, я знаю! Но я, как всегда, эгоистична… и перепугана. Я не стала бы просить о таком менее достойного человека.
Она вертела мной, как делала это уже тысячи раз раньше. Было совершенно невозможно, чтобы она не представляла себе, о чем меня просит… совершенно невозможно. Ее запах даже нес в себе что-то неприятное… Но что я мог сказать? Я коснулся лица Джастрии, просунув пальцы между прутьями решетки, пытаясь скрыть свою боль – чтобы она ее не ощутила.
– Если… если мне позволят.
– Обещаешь?
– Клянусь.
– Ты хороший человек, Кел. Ты заслуживал лучшей жены.
Только я в этом сомневался. Я подвел Джастрию, сомнений в том не было.
– Иди теперь, – сказала Джастрия. – Да будет с тобой всегда Сотворение.
Я еле смог выговорить благословение, положенное умирающим:
– Покойся в Сотворении с миром. – Я стиснул прутья решетки, не решаясь уйти.
Другая женщина подняла голову и подошла к нам. Ее лицо было спокойным. Она кивнула мне и сказала:
– Не сдавайся. Попытайся пробиться к повелителю Мекате или к его канцлеру. – Она положила руку на плечо Джастрии.
Я кивнул.
– Попытаюсь. А ты как? Вчера мне показалось, что у тебя сотрясение мозга.
– Да. Думаю, так и есть. – Она криво улыбнулась. – Иначе меня сюда не заперли бы. Ты сегодня утром не видел белокурую цирказеанку?
Я покачал головой и повернулся к выходу, но стражник в конце коридора рявкнул:
– Остановись! Дождись сопровождающего. – Он позвонил в колокольчик, чтобы вызвать кого-то из своих собратьев. – Стой, где стоишь.
Я сел на нижнюю ступеньку лестницы и опустил голову на руки. Я чувствовал себя совершенно беспомощным, меня угнетала вина. Но где я допустил ошибку? Я не знал. Я так и не смог понять, как мог бы сделать Джастрию счастливой, но ведь должен был существовать способ? Я просто не сумел его найти…
Через минуту или две по лестнице спустился стражник, но явился он не за мной: он сопровождал цирказеанку. Она все еще была в дорожном костюме, пренебрегая феллианскими правилами, обязывающими женщин носить юбки; к тому же за плечом у нее висел меч той женщины, что была заперта в камере. Меня так обуревали собственные чувства, что я едва обратил внимание на странное появление цирказеанки, да еще и вооруженной, и не вспомнил, что ею интересовалась узница.
– Кто-то явился к полукровке, – сказал стражнику сопровождающий ее феллианин и взглянул на меня. – Ты собрался выйти отсюда? Ладно, подождешь, пока цирказеанка закончит свои дела, и я выведу вас обоих разом. Сиди, где сидишь. – Он с гаденькой улыбочкой повернулся к цирказеанке. – А тебя я должен обыскать.
Я с растущим недоумением смотрел, как стражник старательно, хотя и без вольностей, ощупывал женщину, не обращая никакого внимания на меч у нее за плечом, как будто его там и не было, и рылся в ее кошеле, привешенном к поясу.
Женщина сняла портупею, пока стражник рылся в кошеле, и положила меч рядом с дверью в камеру. Ни один из стражников его почему-то не замечал. Феллианин продолжал ухмыляться, лапая красотку; она стоически терпела. Закончив обыск, стражник указал цирказеанке на дверь камеры и, в последний раз подмигнув, сел рядом со своим собратом. Я ошарашенно таращился на меч. Что, ради Сотворения, тут делается, если стражники пустили в тюрьму вооруженную посетительницу? Не могли же они не заметить меча? Он был огромным, рядом с ним цирказеанка казалась особенно миниатюрной.
Полукровка заняла место Джастрии у решетки в двери. Цирказеанка подняла с пола меч и вместе с портупеей просунула между прутьями, хотя рукоять едва не застряла между ними. Потом красотка вынула что-то – это было похоже на кусочек металла с крючком на конце – из кошеля и тоже передала полукровке. Стражники, занятые собственными разговорами, не обратили на это абсолютно никакого внимания.
Полукровка довольно сварливо, на мой взгляд, сказала:
– Что так тебя задержало?
– Привет, я тоже рада тебя видеть, – ответила цирказеанка. -И не стоит так благодарить меня за то, что я, рискуя собственной шеей, пронесла твой меч под носом у стражников.
– Заткнись, Флейм, – добродушно хмыкнула полукровка -Этот рыжий горец у тебя за спиной слышит каждое твое слово.
– Да какая разница! Он же из тех, кто обладает Взглядом.
Полукровка знаком велела подруге отодвинуться от решетки так, чтобы она могла на меня посмотреть; я по-прежнему сидел на нижней ступеньке лестницы.
– Ничего подобного.
– Говорю тебе, так и есть.
– Да брось!
– Не спорь, Блейз, он же видит меч. И он заметил, как я сгребла денежки с карточного стола.
Это отвлекло полукровку от разглядывания меня.
– О, чудесно, значит, это тебе удалось!
– Я забрала большую часть, да, только несколько монет позволила увидеть и жрецу-феллианину: подумала, что иначе у него могли бы возникнуть подозрения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});