Елизавета растерянно смотрела на свою верную помощницу, она еще не успела сообразить, что произошло:
– Как никого? Я же родила! Я родила мальчика? Где он?
– Вы никого не рожали, миледи.
– Кэт, – взмолилась Елизавета, – скажи, он живой? Он красивый?
– Миледи, если хотите жить, то забудете все, что происходило в последние месяцы, и особенно то, что было здесь, и начнете жизнь заново.
Елизавета, рыдая, откинулась на подушки. Кэт присела рядом, гладя волосы:
– Так будет лучше всем, леди Елизавета, и вам в первую очередь. Выпейте настой, пожалуйста.
Конечно, Елизавета понимала, что Кэт права. Она подчинилась и глотнула какое-то средство, после чего снова провалилась в сон.
Когда очнулась, была ночь. Огонь в камине едва горел, а Кэт все так же спала в кресле. Елизавета осторожно откинула покрывало, повернулась. Боли почти не было, только состояние, словно ее долго чем-то колотили. Грудь крепко перетянута, чтобы не разнесло от молока.
Елизавета прислушалась к себе, ничего особенного, только чуть побаливало между ногами, но вполне сносно. Роды, которых она так боялась, прошли быстро и легко. Вдруг Елизавету обожгла мысль: она родила мальчика! Мальчика, когда у всех остальных девчонки! Захотелось крикнуть на весь белый свет: «Я родила мальчика!» Только где он?
Бесшумно спустив ноги с кровати, она поднялась, голова кружилась, но не так сильно, чтобы упасть. Если держаться за что-нибудь, то вполне можно ходить.
Куда собиралась идти – не знала и сама. Казалось, стоит только выйти из комнаты, и она обязательно найдет своего мальчика. Ноги приятно коснулись чего-то мягкого: на полу поверх тростника лежала шкура какого-то большого зверя, судя по всему, медведя. От меха стало щекотно и чуть смешно. Ей наплевать, что будет думать королева Екатерина и все остальные! Она родила сына и теперь обязана найти его!
Не оглядываясь на Кэт в кресле, чтобы невольно не разбудить, Елизавета сделала шаг к двери. И тут услышала сзади ее тихий голос:
– Куда вы собрались, леди Бесс?
Резко обернувшись, она едва не потеряла равновесие.
– Кэт, где мой сын?
Та молча подошла, подхватив за талию, осторожно подвела, но не к постели, а к креслу, усадила и сама опустилась перед Елизаветой на колени:
– Леди Бесс, заклинаю всем, что имею, своим собственным сыном: забудьте обо всем! Иначе вы навлечете беду не только на себя, но и на всех вокруг. Вы никого не рожали, вы вообще не были беременны! А мальчик, что родился в этой комнате… У него будет все, что нужно… И чтобы вы не думали, что из жестокости не желаю вам говорить, где он и что с ним, запомните: я тоже о нем ничего не знаю, но вполне могу доверять тем, кто его забрал.
Елизавета зарыдала, она понимала, что Кэт права, что должна забыть сына, забыть саму беременность, насколько это возможно.
Уже на следующий день они отправились дальше, останавливаться надолго нельзя, чтобы не вызвать подозрений. Как выяснилось, путь их лежал в Чешант, где супружеская пара Денни готовилась принять принцессу. С принцессой уже не было одного из сопровождавших и той самой старухи, зато, к большой радости, присоединилась Парри со всем скарбом. Это порадовало Кэт, вынужденную сжечь в камине свои перепачканные кровью роженицы юбки и теперь не снимавшей одну-единственную. Кроме того, она порвала для новорожденного свою рубашку.
От Елизаветы не укрылось то, как они переглянулись с Парри, та словно спрашивала: «Что это?» Кэт чуть развела руками, мол, все в порядке.
Елизавета нахмурилась, спросить ничего нельзя, вокруг множество чужих ушей, которым ни к чему знать, почему выслана прочь из Челси принцесса и уж тем более что она кого-то родила!
Оставалось спешить в Чешант. Сердце обливалось слезами, она приехала совсем больной, но на сей раз это не было физическим недугом, страдала душа. Уже перестало сочиться из груди молоко, грудь опала, приняв нормальную форму, ничто не говорило о том, что Елизавета недавно родила. От любых разговоров об этом Кэт попросту уходила. Постепенно и сама принцесса перестала заговаривать о произошедшем. Действительно, сделанного не вернешь, надо продолжать жить.
Лекари, суетившиеся вокруг принцессы, только разводили руками: все в порядке, чем миледи больна – непонятно. Наконец, пришли к выводу, что с наступлением весны все встанет на свое место, вокруг зазеленеет, зацветут сады, миледи сможет снова выезжать на прогулки и охоту, и ее здоровье наладится.
Так и случилось, тяжело перенесшая зиму Елизавета с весной быстро пришла в себя. Она долго была еще слаба, чтобы ездить на охоту, но на прогулки уже отправлялась, хотя не скакала галопом и не проводила в седле по несколько часов.
Елизавета возвращалась с прогулки. Сады уже отцвели, пришло время летнего разнотравья, над каждым цветком трудились большие шмели, порхали изящные бабочки, ползали самые разные жучки… Всюду ликовала жизнь.
Принцесса заставила себя не думать ни о рождении сына, ни о своем нынешнем положении вообще. Кэт права, так гораздо легче. Она загнала боль глубоко-глубоко в сердце, туда, где ее не видел никто из окружающих. Даже Кэт уже перестала без конца заглядывать в лицо, поверив, что Елизавета пришла в себя. Ее фигура уже вернулась в нормальное состояние, став снова тонкой и изящной, хотя никто этого не заметил. Платья перешивать не пришлось, чему была рада Парри.
Сегодняшняя прогулка оказалась весьма приятной, отличная погода, легкий ветерок, прекрасная природа… Было чему радоваться. Елизавета чувствовала, что возрождается к жизни по-настоящему. Но, подъехав к дому, сразу поняла, что что-то произошло, в нем царило непривычное оживление, и это оживление не было радостным.
Что случилось?
Оказалось, что из Челси принесли нерадостные вести – королева Екатерина не перенесла роды, промучившись трое суток, она родила вместо здорового сына слабенькую дочь, которая не прожила и следующих суток. За дочерью последовала мать.
Как ни приглядывалась Кэт, она не сумела заметить у Елизаветы ни злорадства, ни даже тайной гордости. Принцесса уже достаточно научилась владеть собой, не выдала ни одной из мелькнувших мыслей. Хотя те были не совсем такими, каких ждала верная помощница. Елизавета не злорадствовала ни по поводу рождения дочери, а не сына, ни по поводу смерти самой ее обидчицы. Напротив, принцесса искренне пожалела неудачницу мачеху. И она даже не вспомнила о том, что барон Сеймур теперь оставался вдовцом, а значит, снова мог на ком-то жениться.
Зато ей пришло в голову попросить у короля, нет, не Сеймура, а у Эдуарда, разрешения вернуться. Пусть не ко двору, но хотя бы в свое поместье, в свой любимый Хэтфилд.