За воротами начиналась дорога на Венецию. Гарвей повернул обратно, к университету. Сердце забилось чаще и сильнее. Он усмехнулся — волнуюсь, оттого и сердце зачастило! Обхватил пальцами правой руки левое запястье. Конечно, пульс тоже стал частым… Это уже не в первый раз он замечает: биение сердца и биение пульса на руке соответствуют друг другу и часто меняются в зависимости от состояния духа.
Вот и университет. Трехэтажное темное здание; над дверьми, поддерживаемыми парой сдвоенных колонн, три барельефа и небольшое лепное украшение над ними. И все. Строгое сооружение, каким и подобает быть храму науки.
Он вошел в это святилище, предварительно хорошо вычистив подошвы башмаков о каменную приступочку. Постоял в прохладном полумраке, сразу охватившем его за дверьми, и решительно двинулся дальше…
Здесь мы оставим его на время, чтобы поблуждать по лабиринту медицинской науки и углубиться в дебри человеческого организма. Без этого не будут понятны ни величие Гарвея, ни значение его открытия.
Один из историков медицины писал: «В сущности в истории медицины можно различить только два периода: древний, или греческий (так как основы древней медицины коренятся в учении греков), и современный, или Гарвеевский (так как вся современная медицина прямо или косвенно связана с открытием кровообращения); иными словами, история нашей науки распадается на два главных периода: тот, когда не знали физиологии, и тот, когда начали знакомиться с ней; тот, когда подчиняли природу концепциям рассудка, и тот, когда стали изучать ее путем научной индукции, основанной на наблюдении и опыте…
Чтобы доказать кругообращение крови, нужно было сначала восстановить права природы, переделать часть анатомии сосудистого аппарата, разрушить совсем так удивительно связанную систему движения крови, идти напролом против самых крупных и вместе с тем многочисленных авторитетов, порвать с двадцатью веками ложных традиций, одним словом, объявить войну всем ученым старины и дерзнуть утвердить окончательно в науке критику и опыт взамен слепой веры и теории».
Эту огромную, прямо-таки гигантскую работу проделал Вильям Гарвей. В век слепого и рабского преклонения перед авторитетами он «вырвал медицину из оков традиции, которая, явившись одно время славой медицины, становилась с течением времени ее позором».
Чтобы понять все величие его открытия, надо познакомиться с основными учениями медиков первого периода истории медицинской науки, познакомиться с анатомическими и физиологическими представлениями тех самых древних авторитетов, взгляды которых незыблемо царили в медицинской науке на протяжении многих веков.
Иными словами, необходимо замкнуться на кое-то время в те оковы, в которых находилась цина к моменту появления на арене науки англ юноши, студента Падуанского университета Гарвея.
Тайна сердца и крови
«В туманной дали минувших тысячелетий в древней Элладе сложился миф о чародейке Медее, переливанием крови возвращающей людям жизнь и молодость», — пишет академик Богомолец.
С незапамятных времен люди знали о великом значении и ценности крови для жизни организма. Даже животные, поранившись, сразу же стараются остановить вытекающую кровь, зализав рану.
Сознание человека подсказывало ему: с каждой каплей крови, выходящей из тела, теряется частица жизни. И это верно.
Представьте себе совершенно здорового человека, случайно разрезавшего одну из крупных артерий. Кровь бурно вытекает из сосуда, силы человека слабеют, бледнеет лицо, холодеет тело, становятся тусклыми глаза, утрачивая свой живой блеск. Все слабее бьется сердце, и наступает смерть. Только что сильный, ничем не болевший человек превращается в труп.
Так бывает, если не остановить вовремя кровотечение.
Кровь — это жизненный сок. Было известно, что без нее не может быть жизни организма. Это видели и понимали люди. И только. Все остальное оставалось тайной. Каким образом зарождается эта волшебная жидкость? Для чего служит? Как движется по организму? На эти вопросы, несмотря на усилия многих поколений ученых, ответа не было.
Человечество всегда мечтало разрешить великую тайну крови. Даже древнейшие ученые в своих трудах, на какую бы тему они ни были написаны, уделяли внимание крови и всему, что с ней связано. В старинных книгах, дошедших до нас, всюду, где речь идет о деятельности живого организма — этой необычайно сложной, трудно постижимой системы, — больше всего места уделяется крови и ее движению.
Поначалу ученые не связывали кровь с сердцем. Древние китайцы, например, считали, что в человеческом теле имеется 12 сосудов, несущих кровь по всем органам. Сердце в их учении о движении крови совсем не упоминается.
Индийцы в древнейшем труде пишут о семистах сосудах, из которых только десять выходят из сердца, остальные — из пупка, как жизненного центра.
У египтян на этот счет два противоположных мнения. В одном труде говорится, что все сосуды начинаются в голове, откуда передают дыхание и теплоту в грудь и потом распространяют по всему телу. Связь между сосудами и сердцем совсем отсутствует. В сочинении же «Тайная книга врача», написанном в 2550 году до нашей эры, о сердце говорится, как о центре кровеносной системы. Выходящие из сердца сосуды распределяются по всем частям тела и несут в себе кровь, слизь, воздух, «дух жизни» и «дух смерти». Причем сосуды, несущие «дух жизни», почему-то несут его к правому уху, а «дух смерти» — к левому. Что касается самого сердца, оно до пятидесяти лет ежедневно увеличивается в весе на две драхмы, затем на столько же уменьшается, вследствие чего в конце концов и наступает смерть.
Что и говорить, с нашей точки зрения анатомические понятия довольно жалкие! Впрочем, удивляться тут нечему: как можно было изучать анатомию, если вскрытие трупов строжайше запрещалось религией и все знания черпались из кратких наблюдений, которые любознательные люди успевали сделать во время жертвоприношений.
С течением времени, с расширением общих познаний и изменениями социального строя и религиозных устоев понятия о человеческом теле приобретали все более твердые и определенные черты.
Болезни и страдания человека требовали лечения и вызвали к жизни медицину. Чтобы лечить, врач должен был знать не только расположение органов в теле человека, но и их назначение, их деятельность. Это и послужило стимулом к развитию анатомии и физиологии.
Но «…медицина столь же мало может обойтись без общих истин философии, сколько последняя без доставляемых ей медициной фактов», — писал древнегреческий философ Гиппократ. Схоластическая же философия древности была так далека от материалистических взглядов на природу, что неизбежно должна была увлечь медицину в сети мистики и идеализма.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});