Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время похода один горожанин из Безьер подрался с рыцарем. Бароны потребовали от Раймона Тренкавеля выдачи горожанина и получили его. Злополучный обыватель должен был понести позорное наказание, о котором нам, однако, ничего не сообщается.
После окончания войны жители города Безьер потребовали у виконта удрвлетворения. Тренкавель ответил, что он хочет устроить третейский суд баронов и нотаблей. В назначенный день (15 октября 1167 года) Тренкавель вместе с епископом и баронами прибыли в церковь Святой Марии Магдалины в Безьер. Там их уже поджидали горожане, скрывая под своими одеждами кольчуги и кинжалы.
С угрюмым взором к виконту приблизился горожанин, из-за которого возникла ссора.
«Монсеньор, я тот самый несчастный, который не может подавить в себе обиду за оскорбление, которое Вы мне нанесли. Обещайте дать нам, жителям Безьер, удовлетворение за мой позор».
«Я готов, — ответил виконт, — предать себя решению третейского суда баронов и нотаблей».
«Тут нет и речи об удовлетворении. Наш позор может быть смыт только вашей кровью».
При этих словах в руках заговорщиков засверкали кинжалы. Виконт, его юный сын, бароны и епископ были умерщвлены перед алтарем.
Примерно через сорок лет церковь Святой Марии Магдалины и ее главный алтарь должны были стать свидетелями еще более ужасной кровавой бани. Словно вулкан треснул Дом Божий, похоронив под своими обломками горящие трупы всех горожан Безьер…
Консулы остались правителями города и в течение двух лет не желали слышать о епископе и виконте. Они смеялись над яростью дворянства и отлучением Ватикана. Столь гордым и неистовым было чувство независимости романских городов-республик.
* * *Эта гордая независимость позволяет равным образом думать о готском феодализме, римском консулате и иберийском патриархате, к которым она исторически восходит.
К 1050 году Тулуза, Барселона, Сарагосса, Нарбонна, Безьер, Каркассон, Монпелье, Ним, Авиньон, Арль, Марсель и Ницца были практически независимыми республиками. В каждом городе имелся свой capitulum (городской совет), выбираемый городской общиной. Формально председателем совета считался некий граф или виконт. На деле же во главе его стояли консулы, советовавшиеся с городом в благополучии и в беде. Ставшая знаменитой выборная формула была изобретена арагонцами. Она произносилась при короновании их короля.
«Мы, столь же и даже более могущественные, чем Вы, делаем Вас королем, если Вы готовы объявить нам, что обязуетесь защищать наши свободы. Если нет — тогда нет!»
В Нарбонне совместно правили архиепископ, виконт и горожане. В Марселе эти три власти имели в своем управлении собственный городской квартал. В Ницце, Арле и Авиньоне власть находилась в руках городской общины. Эти богатые и гордые горожане имели свои собственные дворцы и защищали с копьем и мечом права города. Если они того желали, то могли сделаться рыцарями и состязаться на турнирах с баронами. Без ущерба для собственного достоинства эти благородные горожане, подобно своим собратьям в греческих городах, вели морскую торговлю.
Эта тяга к независимости романских городов происходит из сознания своих наследственных прав и справедливой гордости за приобретенное богатство.
Процветало сельское хозяйство — лучшая экономическая основа всех общин и городов. Земля в изобилии приносила пшеницу, просо и завезенную из Азии во время крестовых походов кукурузу. Потоками лились вино и оливковое масло. Торговые договоры способствовали укреплению связей прибрежных городов Романиих Генуей, Пизой, Флоренцией, Неаполем и Сицилией. В портах Марселя сновали итальянские, греческие, левантийские корабли, суда мавров и норманнов.
Посредниками между Романией, с одной стороны, и торговыми городами Средиземноморья, с другой, были еврейские маклеры. Евреи могли свободно жить и работать в Ро-мании, обладая даже равными правами с горожанами. Им было позволено занимать общественные должности и учиться в университетах. Романское дворянство защищало их и им покровительствовало. У Тренкавелей из Каркассона евреи были министрами финансов: Натан, Самуил и Моисей Каравита.
Некоторые еврейские профессора романских университетов пользовались широкой известностью как на Западе, так и на Востоке. Издалека приходили студенты в Вовэр в Ниме, чтобы послушать раби Авраама. В Нарбонне преподавал раби Салонимо, «сын великого князя и раввина Теодора из дома Давида». Эта династия князей-раввинов называлась «семьей израильских королей Нарбонны», и ее представители утверждали, что их дом является ветвью рода Давида. Их огромные владения находились под особой защитой правителей Нарбонны.
Раймон Тренкавель был принесен в жертву стремлению к независимости свободных провансальских городов у главного алтаря церкви Святой Марии Магдалины. Еще не достигший двадцатилетнего возраста каркассонский инфант Рожер-Тайлефер страстно желал отомстить за своего убитого отца{36} и обратился за помощью к своему родственнику, королю Альфонсу Арагонскому. Со своими баронами и каталонскими идальго он выступил в поход против Безьер. После двухгодичной осады город покорился. Рожер-Тайлефер простил убийц своего отца.
Один недовольный барон поддразнил его:
«Вы продали кровь вашего отца, монсеньор».
Удар попал в цель. Однажды ночью, когда простодушные горожане Безьер наслаждались спокойным сном, арагонские войска по приказу юного Тренкавеля захватили город и вырезали в нем все мужское население. Лишь женщины и евреи получили пощаду. На следующее утро виконт и его епископ по имени Бернард принудили жен и дочерей убитых выйти замуж за арагонских убийц и обязали их впредь выплачивать виконту и епископу ежегодную подать в размере трех фунтов перца.
Не желая преуменьшить вину молодого Тренкавеля, который правил по-рыцарски, мягко и терпеливо, следует все же сказать, что ответственность за все происшедшее лежит прежде всего на его баронах, епископе и короле Арагонском. Бароны подбили Рожера на кровавую месть, преследуя лишь свою личную выгоду. Епископ не сумел успокоить разбушевавшегося юношу. А король Арагона с помощью Безьер стремился обеспечить себе удобный тыл между принадлежащим ему графством Руссильон и своими владениями в Провансе, тем более что этот город представлял собой выгодный форпост по отношению к Тулузе и Каркассону.
Рожер-Тайлефер очень скоро понял это. Но ему удалось устранить вызванную им самим опасность. Он заключил союз с графом Тулузы и попросил руки его дочери Аделаиды.
Каркассонский двор был средоточием поэзии и рыцарской учтивости и являлся к тому же самым «целомудренным и грациозным, так как скипетр находился в руках Аделаиды» (Арнаут де Марвейль).
Раймон-Рожер, инфант Фуа, двоюродный брат Рожера-Тайлефера из Каркассона, был прозван трубадурами Раймон Друт, что в переводе означает «Раймон Влюбленный».
Замок графов Фуа располагался в девственной долине реки Арьеж, которая, беря свое начало в снежных вершинах Андорр и минуя Гаронну, завершала свой путь в глубине исполинских горных массивов Монкальма и пика Святого Варфоломея.
Предполагают, что когда-то на скале, где позже возник замок Фуа, находилось святилище иберийского бога солнца Абеллио. Другое предание называет основателями города Фуа фокеян. Во время Галльской войны Фуа был главной ставкой сотиатов, которые в 76 году до Рождества Христова выступили на стороне Сертория против партии Помпея, а через двадцать лет были разгромлены Публием Крассом, полководцем Цезаря{37}. С тех пор Фуа стал римской крепостью, которая в числе многих других обороняла пиренейские горные проходы.
При вестготах (414–507) католические епископы, недовольные господством вестготских королей, придерживающихся арианства, призвали на помощь франкского короля Хлодвига. Одного из них, Волусиана, не без оснований подозреваемого в том, что он открыл франкам городские ворота, готы схватили и убили в Фуа. Хподвиг после битвы при Вугле приказал собрать бренные останки Волусиана, который от имени франкского клира был провозглашен его святым мучеником. На том месте, где покоились мощи Волусиана, возник монастырь, а вокруг монастыря на развалинах римского поселения постепенно образовалось село с рыночной площадью, которое Карл Великий превратил в военный опорный пункт в своих действиях против Аквитании на Севере и мавров на Юге.
Некогда на утесах Фуа барды, гости вождя готов Аркантуаса, пели кельтские и иберийские героические песни, подыгрывая себе на лирах, изготовленных по греческому образцу. А в двенадцатом столетии романские трубадуры, страдающие от недостатка денег или угнетенные любовной тоской, неизменно встречали там радушный прием.