Читать интересную книгу Дай на прощанье обещанье (сборник) - Татьяна Булатова

Кукурузу обижала брезгливость сына, держащего двумя пальцами кусок чулка, приспособленный для того, чтобы стирать со стола. А его беспокоила материнская забывчивость и невероятно развившаяся к старости бережливость, которая оборачивалась дурными запахами из холодильника, роем мух на балконе и постоянными жалобами на несварение желудка.

Несколько раз Алексей Николаевич обращался к тете Лиде Масловой с просьбой помочь в приготовлении пищи с одной-единственной целью: «чтоб из качественных продуктов и не на целый полк, а то испортится». Лидуся с готовностью откликалась на просьбы Алеши (так она его, уже перевалившего пятидесятипятилетний рубеж, называла по старой памяти) и добросовестно каждое утро, открыв дверь собственным ключом, будила любившую поспать Верочку:

– Ве-е-ера! – кричала она в полумрак коридора. – Я за молочком. Тебе взять?

Кукуруза ненавидела этот утренний клич и, повернувшись с одного бока на другой, бурчала себе под нос:

– Я что, ребенок, эту твою молочку жрать?

Тактичная Лидуся, потоптавшись в прихожей минут пять, плотно закрывала за собой дверь.

Второй раз за день Маслова навещала Кукурузу в обед, держа перед собой дымящуюся тарелку, например, с борщом.

– Это что? – втягивала в себя соблазнительный запах Верочка, и ноздри ее двигались вразнобой. – Борщ?

– Борщ, – радовалась соседка стопроцентному попаданию в цель.

– Оставь, потом съем, – обещала Вера Павловна с интонацией барыни.

Как только Лидуся закрывала за собой дверь, Верочка брезгливо рассматривала содержимое тарелки, а потом вываливала его в унитаз:

– Еще я Лидкиного борща не ела! Сроду она его варить не умела!

Когда в унитаз было спущено содержимое двадцать пятой по счету порции, Кукуруза заподозрила что-то неладное и прошаркала через площадку к Масловым.

– Лиду мне, – заявила она масловской снохе и, не спрашивая разрешения пройти, прямиком отправилась на кухню к подруге. – Все варишь?

Лидуся снимала пену с бульона и, не оборачиваясь, аккуратно, чтоб не капало, пронесла шумовку к раковине, подставив под нее блюдце с отколотым краем. Вера Павловна проследила глазами за руками соседки, а потом строго спросила:

– Разбитое, что ль, блюдце-то?

Лидуся, как школьница, послушно кивнула.

– Дай сюда! – приказала Верочка. – Где ведро?

Маслова покорно приоткрыла дверь тумбы, за которой скрывалась предназначенная для мусора большая, из-под томатной пасты, пятилитровая жестяная банка.

– Вот правильно покойный Петя говорил про тебя, что ты ненормальная какая-то. Вот тебе говорят-говорят, а ты ровно не слышишь. Мильон раз тебя предупреждала: нельзя разбитую посуду в доме держать! К беде это! Вот поэтому-то твой Петька и умер таким молодым.

Лидуся обиженно поджала губы:

– Петя-то, Вер, умер позже, чем Коля.

– Ну и что? – подняла вверх брови-ниточки Кукуруза. – Мог бы еще пожить, если б жена у него слушала, что говорят умные люди.

Услышав громкий голос Веры Павловны, любопытная сноха Масловых вошла в кухню и, обнаружив свекровь всхлипывающей, поинтересовалась:

– А что тут у вас случилось, мама?

Лидуся молча покачала головой, всем своим видом показывая, что ничего, мол, все в порядке. На вопрос снохи поспешила ответить Верочка:

– Учу вот, учу твою свекровь, а все без толку.

Сноху Масловых ответ соседки не удовлетворил, она тут же переметнулась на сторону своего вчерашнего врага в лице свекрови, подбоченилась и с молодым нахрапом заявила:

– А что это вы мою свекровь учите-то, Вера Павловна? Чай, она не глупее вас!

Верочка к молодому отпору оказалась не готова и только открыла рот, как неутомимая сноха выстроила вокруг свекрови такую оборонительную линию, что мало не покажется:

– Она, значит, вам готовит, в магазин ходит, давление меряет, каждый день проверяет, не двинули ли вы свои драгоценные кони, а вы мать моего мужа отчитывать будете?

Вера Павловна застыла с открытым ртом и беспомощно посмотрела на оторопевшую Лидусю.

– Ни фига подобного! – раскипятилась сноха. – Не будет такого!

Кукуруза, усилием воли обуздав подскочившее к горлу сердце, сделала шаг вперед и, поправив вспотевшие надо лбом кудри, демонстративно развела руками:

– Ты, никак, я смотрю, смелая стала? Значит, пока Рэм мимо тебя по двору бегал, ты глаза вниз опускала, а меня не иначе как «тетя Верочка» не называла. И со снохой моей дружилась, лишь бы поближе к его двери-то быть! А сейчас – «ни фига подобного, не будет такого»?! Правильно я Рэму говорила: «Не женись! Погуляй еще! Только ведь армию отслужил!»

Последние три предложения Вера Павловна вслух произнесла зря. Об этом было легко догадаться по выражению лица Лидуси Масловой, умоляюще смотревшей на морковный рот боевой подруги.

Сноха Масловых, услышав чистосердечное признание Кукурузы, побагровела от злости, пошла красными пятнами и решительно двинулась в атаку:

– Не женись, значит, говорила? Погуляй? (Глаза ее превратились в щелочки.)

Вера Павловна в ответ надула накрашенные губы, выкатила вперед грудь, украшенную жемчужной ниткой, и, не произнеся ни единого слова, с вызовом посмотрела на неожиданно возникшего врага.

– Вот и гуляй отсюда! – по-хамски заявила мальцевская сноха и ткнула пальцем в сторону двери. – Выход там.

Лидуся Маслова охнула и тяжело присела на табуретку, одновременно прощаясь с прошлой счастливой жизнью, последней подругой и миром в семье. Зато Верочка гордо повела плечами и, прежде чем пойти в указанном направлении, уточнила:

– Ты мне вот, Лида, скажи напоследок: ты зачем ко мне каждый день приходила? Я вроде тебя не звала, а ты все ходишь и ходишь. Кусок от семьи отрываешь. Или просто интересно: жива Кукуруза или все уже?

Соседка, не успев привстать с табуретки, тут же была пригвождена к месту третейским Верочкиным оком.

– Тебя Лешка, что ли, просил?

Лидуся торопливо кивнула в знак согласия.

– Я так и думала! – топнула ногой Вера Павловна и тронулась к выходу, немного подзадержавшись в кухонных дверях. – Наверное, говорил: «Теть Лид, ты за моей-то уж присмотри, а то ведь мне, такому занятому, некогда. Ведь сожрет чего-нибудь несвежее и окочурится не ко времени». Ты, значит, Лид, за мной следила, получается?

Масловская сноха подпрыгнула на месте и приняла бой с необыкновенным остервенением:

– Конечно, следила! За вами-то глаз да глаз нужен, а то спалите весь дом и не заметите.

– Следила, значит? – грустно переспросила Верочка, словно не замечая подпрыгивающей на месте масловской снохи.

– Столько лет ведь, Вер. Ты ведь мне как родная… Жалко… – всплакнула Лидуся и опустила голову.

– Пожалел волк козленка, – подытожила Вера Павловна Кукуруза и, расправив плечи, промаршировала в прихожую. – Ноги чтоб твоей у меня в доме не было! – крикнула она Лидусе и припечатала ее окончательно: – Предательница!

Пока Лида плакала, укрывшись с головой одеялом от некстати нахлынувших воспоминаний, в которых – и она сама, и Верочка, и Николай Алексеевич покойный, и Петя, еще живой, – Кукуруза отсчитывала сердечные капли и перебирала в уме имена предателей: «Мама, Коля, Лешка, паразит, теперь еще вот и Лидка Маслова…» Предателей, похоже, становилось, что деревьев в лесу. Того и гляди – заблудишься!

Нет, не о такой старости мечтала Верочка. Доживать свой век в лесу, полном молчаливых деревьев, ей никак не хотелось. Она видела себя за накрытым праздничным столом, уставленным яствами, в окружении близких – Коли, Масловых, Юрки Генералова, Лешки-предателя, Серафимы с Катюшкой на руках и с мужем-чиновником.

Перекусив «краковской», Вера Павловна включила телевизор, но через пару минут выключила, придя в полное негодование от того, что фильм все время прерывался изображением собаки с высунутым языком. Реклама нарушала ровный сердечный ритм Кукурузы и делала невыносимым само пребывание возле телевизора. Верочка не знала, куда деть себя в опустевшей квартире с немым телефоном.

«Хоть бы Генералов позвонил!» – подумала она и достала свою записную книжку. Блокнот пестрил записями, большая часть которых отказывалась располагаться на ровных линеечках и упорно ползла вниз к правому краю. После смерти Коли некоторые записи оказались вычеркнуты за ненадобностью, вот и теперь Вера Павловна нашла букву «М», достала из серванта огрызок старого химического карандаша и крест накрест перечеркнула очередную порядковую запись – «Масловы. Петя. Лида. Рэм». Наведя порядок в войсках, Верочка застыла в полумраке гостиной, торжественно именуемой ею «зало», и стала ждать субботы.

В субботу должна была приехать Серафима с набором продуктов и, может быть, с огуречным лосьоном, без которого поддержание женской красоты превращалось в дело заведомо безуспешное. Ожидание утомило Веру Павловну, и она крепко заснула, вытянувшись на диване с «маминой думочкой» под головой.

Ночью Кукуруза ворочалась с боку на бок, проклинала старость и даже немного плакала, в очередной раз упрекая Николая Алексеевича в черной неблагодарности и коварстве. К утру Верочка почувствовала себя неважно: ее мутило, перед глазами летали черные мухи. Наверное, давление, определила она про себя причину недомогания, но встать с дивана не решилась. «Скорую», разве что, вызвать? – промелькнула в голове здравая мысль и тут же исчезла в неизвестном направлении. – Не буду. Симка приедет – вызовет», – успокоилась Кукуруза и что было силы зажмурила глаза. Внутри стало еще интереснее: образовались длинные пустые коридоры, захлопали форточки, побежали уродливые тени. Верочка полетела в трубу, перегороженную белой дверью. «Расшибусь на хрен!» – разволновалась Вера Павловна и провалилась в темноту.